Ельцин Центр

«Что зачерпнул милицейский невод» — страница А2

«В Москве продолжается операция по очистке города от боевиков, преступников, а также лиц, не имеющих московской прописки. Крупных бандитов милицейский невод не зачерпнул.
После взятия штурмом «Белого дома» по столице поползли тревожные слухи — сотни вооруженных сторонников Руцкого-Хасбулатова рассыпались по городу и готовы перейти к активной партизанской войне. Со всех концов Москвы стали поступать сообщения — пойман снайпер, обезврежена бомба, захвачена группа боевиков. Однако, как правило, эта информация не находила в дальнейшем подтверждения. Так, к примеру, сообщалось, что 6 октября в парикмахерскую, расположенную в Солянском проезде, ворвался неизвестный с гранатой Ф-1 в руках — многочисленными осколками ранено несколько посетителей. На поверку же оказалось, что «злодей» был приятелем парикмахера, а гранату принес похвастаться. В результате небрежного обращения и случился взрыв. <…>
Между тем продолжает действовать комендантский час, контроль за которым осуществляет командующий внутренними войсками генерал-лейтенант МВД Александр Куликов. В 10 административных округах столицы устроено 79 контрольно-пропускных пунктов. Ежедневно на ночное дежурство заступает от 3 до 5 тысяч сотрудников милиции и военнослужащих Министерства обороны. В ночь с 5 на 6 октября ими задержаны 2100 нарушителей режима. Днем позже — 3842. Подавляющая часть граждан после проверки документов отпущена. В эти же дни в столице проведена масштабная милицейская операция «Сигнал-кольцо». Были проверены десятки гостиниц, общежитий, сотни подозрительных адресов. В результате акции задержано более 9,5 тысячи людей, подозреваемых в совершении различных преступлений. Подавляющее большинство из них — жители Кавказа. Из Москвы депортированы 1010 человек. Всего же за время комендантского часа задержано свыше 20 тысяч граждан. <…>».

«Размышление к информации, оказавшейся ненужной» — страница А2
«МН» располагали информацией о возможном местонахождении Анпилова и о том, что по некоторым из этих адресов находится оружие. Руководителя РКРП задержали без нашей помощи. С остальным возникла неразбериха.
О структуре, подготовке и оснащении огнестрельным оружием боевиков Анпилова «МН» рассказали в № 21 в мае этого года. Условием интервью с бывшим соратником вождя РКРП, порвавшим с ним по идейным соображениям, была полная анонимность. <…>».

«По зову сердца» — страница А2
«Народная дружина, этот анахронизм застойных лет, активизировалась в обстановке чрезвычайного положения в Москве с третьего октября сего года. Как и прежде, комплектуется она на добровольческих началах, действует под руководством работников правоохранительных органов. Как действует, свидетельствует боец одной из таких дружин префектуры Центрального административного округа Москвы Илья МЕДВЕДЕВ:
— Мы пришли к мэрии защищать демократию и президента. Да, это мы выполняли поручение коменданта Куликова по приостановке деятельности газет «День» и «Литературная Россия». Только зря Щекочихин жалуется, что мы были с автоматами. Мы вошли молниеносно, все перепугались, буквально в шоке были, одна женщина даже в обморок упала. Мы немного поразъясняли им обстановку, сами понимаете, военные действия идут, стреляют вокруг, не до церемоний. Что, мы не могли двери вскрыть? Ну и вскрыли, люди разошлись по домам, мы около полутора суток там дежурили, тоже всякое могло и с нами случиться. Вы же знаете, какая это газета, чего ее защищать. Ордера, постановления о закрытии газет? Так там и некому было их предъявлять, все разбежались. <…>
Я сам из коммерческой структуры <…>. Взял на две недели отпуск и вот в дружине работаю. И все ребята у нас вот так же пришли, по зову сердца. Время-то какое!»

«Я понял, наша игра проиграна…» — страница А3
«Большинство депутатов из числа непримиримых, остававшихся в «Белом доме» до последнего, покинули его в понедельник 4 октября.
Сразу после штурма возник добровольный комитет по сбору информации о бывших российских депутатах. По данным комитета, около 130 депутатов так или иначе пострадали от ОМОНа (от ушибов до переломов), из них двое до сих пор находятся в больнице. <…>
Николай Павлов считает себя «умеренно пострадавшим». Он прорвался в какой-то двор, где не было ОМОНа, и вынужден был отсиживаться до утра. Павлов, как и многие другие депутаты, до последнего момента надеялся, что парламент не станет инициатором силовых действий: «Когда я увидел, что захват мэрии не остановить, и толпа пошла на «Останкино», я понял — наша игра проиграна. Если бы Руцкой не сидел сейчас в камере, я бы высказался о нем очень жестко».

«Москва и томичи» / Андрей Колесников — страница А3
«О том, какую роскошь человеческого общения дарит комендантский час москвичам и гостям столицы, оказавшимся на одну ночь под одной крышей в одной камере.
Меня взяли в метро. Поезд из центра остановился на станции «Новые Черемушки». Вышедших из поезда ждал ОМОН. На перроне, кроме меня, оказался еще только один человек, юноша с застенчивым взглядом, потом оказалось — последователь истинной буддистской веры аум. Нас обыскали и доставили наверх, к милицейскому автобусу. Юноша попытался уговорить ОМОН отпустить нас, намекнул на свои близкие духовные отношения с учителем Асахара, который при наличии хорошей рекомендации может еще спасти задержавших нас омоновцев. «Так-то оно так, — сладко улыбнулся один боец, — только вот кто тебя теперь спасет?» После этого без особенного вдохновения побил юношу. <…>
Помня условия задержания во время комендантского часа, я попросился сделать один звонок по телефону. Получил затрещину и затих. Присмотревшись к двуглавому орлу на нашивках бойцов ОМОНа, понял, что брали нас не москвичи. Оказалось, что омоновцы — томские. <…>
Первым, через полчаса после задержания, из кулуаров отделения вышел боец, рявкнул: «Кто тут хозяин палатки?» — и увел последнего за собой. Камера разгневалась — откупился, отпускают. Между тем через десять минут подельника вернули — в никаком состоянии. Придя в себя, он долго, скучно рассказывал, куда и за что его били. «За «Марс», за «Баунти» и особенно за «Сникерс»… Детишки, говорят, все время просят, а они не покупают — дорого — и злятся…» <…>
Примерно в половине пятого все услышали звуки автоматных очередей на улице. Пока ловили последнего нарушителя, комендантский час кончился. Поклонник истинной веры аум напомнил о себе: «Товарищ майор, вы уже нарушаете наши права. Обязаны отпустить по истечении комендантского часа…» «Последним пойдешь, — живо откликнулся майор. — И вообще, никакой я тебе не товарищ, а господин».
Подельники прощались тепло. Обменивались адресами, договаривались о встрече. Снова всех порадовал старый зэк. «Счастливо, братва, — сказал. — До завтра».

«На фоне копоти снимается семейство» — страница А3
«Трагедия может быть выгодна. Эту истину не без успеха доказывают некоторые предприимчивые дельцы, извлекающие прибыль из кровавых событий в Москве.
Быстро сориентировавшиеся фотографы просили от полутора до трех тысяч за фотографию на фоне обгоревшего «Белого дома». Не растерялись и экскурсоводы. На Комсомольской площади рекламная бригада предлагает за полторы тысячи рублей съездить на обзорную экскурсию по Москве. <…>».

«К топору никого не звали» — страница А3
«Коммунистические манифестации, которых ожидали в Москве в субботу и воскресенье, так и не состоялись.
В субботу у музея Ильича вопреки обыкновению даже не торговали фашистской литературой. В автобусе напротив музея откровенно скучали милиционеры из отделения, охраняющего Красную площадь. По их словам, коммунисты проявляли себя вяло. Собрались человек пять, которые при виде милиционера самораспустились.
У мавзолея Ленина корреспонденты «МН» насчитали примерно 100 человек, придерживавшихся совершенно различных взглядов. Не слишком трезвый мужчина извлек из-за пояса брюк пачку нарукавных повязок с белым крестом и предлагал желающим. На вопрос корреспондента «МН» о смысле акции демонстрировал спрятанный там же красный флаг и звал возложить полотнище на мрамор, постоять и отойти. На обратной стороне повязок значилось «Дружинник». «В мэрии разжился», — объяснил он, не дожидаясь вопроса. Смысл белого креста, делающего красную повязку похожей на швейцарский флаг, видимо, был недоступен и ему самому. <…>».

«Ловушка президента. Ловушка для президента» — страница А4, А5
Подзаголовок — «Версия трагических событий в Москве»
«Переговоры представителей президента и распущенного им парламента продолжались в Даниловом монастыре неполных три дня.

Словесный этап. Вопросы о сдаче оружия в обмен на включение света и телефонов перекрывались куда более принципиальными — о выборах и восстановлении конституционного порядка. «Белый дом» склонялся к варианту, когда уходят все, — и Ельцин, и Хасбулатов с Руцким. Президент идею одновременных выборов отвергал, хотя, по некоторым данным, трезвые люди из его окружения советовали ему согласиться, но на своих условиях (не возвращаясь к нулевому варианту). <…>

Странности. Уже с середины дня 22 сентября в «Белый дом» поступает информация о том, что ночью состоится штурм (тогда-то Хасбулатов и приказал раздать на руки все имеющееся оружие). Одновременно в адрес Верховного Совета начинают прибывать депеши, в которых от имени некоторых военных частей высказывается готовность поддержать парламент. К 3 октября напряжение внутри «Белого дома» возрастает. По громкоговорящей связи информируют то о возможном штурме, то о прорыве оцепления «защитниками». Появляются ксерокопии «документов» о штурме, якобы подготовленных в Кремле. Руцкой приказывает охране не стрелять ни при каких обстоятельствах. <…>

Западня. 3 октября милиционеров расшвыряли, как котят, сначала на Крымском мосту, потом — у «Белого дома». В промежутке бойцов спецподразделений МВД, державших оцепление у здания, посадили в автобусы и увезли. В 16.35 Руцкой призвал штурмовать мэрию. <…>

Проливший первым кровь будет предан анафеме. Большего подарка противоположной стороне Хасбулатов и компания не могли преподнести. Не нужно быть тонким стратегом, чтобы понять, что любое насилие со стороны «Белого дома» дает козыри в руки президента и позволяет ему нанести удар, который будет оправдан чуть ли не всем миром. Сами же обитатели «Белого дома» и их союзники в случае перехода к насильственным действиям перестают быть оппозицией и превращаются в погромщиков. <…>

Личная ответственность. Очевидно, три вещи могли переломить ход событий: массовое неприятие бандитов (с чем справилось телевидение), демонстрация армейским кругам, на чьей стороне народ (что сделал сбор у Моссовета), и принятие президентом на себя личной ответственности за использование армии. Ельцин это сделал. <…>
Экспертиза
Для меня как для профессионала воскресные события говорят о многом. Ерин тоже профессионал и наверняка прекрасно понимал, что накануне истечения ультиматума сторонники парламента предпримут решительные действия. Если бы власть действительно не хотела крови, были бы предприняты элементарные предупредительные меры.
Эти меры очевидны.
1. Закрыть выход станции метро «Октябрьская» и близлежащие станции.
2. Блокировать все подступы к Октябрьской площади.
3. У Крымского моста поставить преграду из груженых машин. Кстати, у Парка культуры прекрасное место для блокирования демонстраций, и именно там должны были сосредоточиться силы ОМОНа.
4. На пути движения толпы выставить надежные заслоны из техники — тех же БТРов. Однако ни на Смоленской площади, ни на Садовом кольце это не было сделано.
5. Десятитысячную толпу в конце концов можно было попросту разогнать конной милицией.

Наша версия. События были спланированы так, чтобы подтолкнуть обитателей «Белого дома» к первому насильственному шагу. И они в эту ловушку попались. <…>».

«Гори оно ярким пламенем…» — страница А5
«При помощи каких средств «Белый дом» был подожжен и как горел, как постепенно превратился в черный, сегодня никому рассказывать не надо. В сухой справке пожарных констатируется: «4 октября после проведения войсковой операции по разблокированию «Белого дома» возникли пожары в различных частях здания… После частичной очистки здания от лиц, ведущих огонь, в 19 часов 28 мин. 4.10.93 года к «Белому дому» были направлены пожарные подразделения УПО ГУВД г. Москвы».
Дальше — волнующая летопись по минутам, как пожарники в кромешной тьме и дыму рвались исполнить свой долг, а военные их останавливали: «Стреляют… заминировано… боевики». <…>».

«Непрощенные» — страница А6
«И не надо спрашивать, за что это нам, — значит, виноваты, если рядом убивают. Значит, не покаявшись жили, думали, что обойдется, — не обошлось. За ту гражданскую, за террор всех цветов, за рукотворный голод, за лагерную пыль — вот, пожалуйста, снова хороним друг друга. Сначала друг друга, убиваем. Потом убитые хоронят убивших, именно так, а не наоборот: убийцы, загубившие свои души, и есть истинно погибшие.
Теперь продолжаем непотребно, суетно, мерзко считать, прикидывать, оценивать. Провокация или не провокация? Президент или не президент? Суд или выборы? Сколько было бы шансов у того, кто приказал, и сколько будет шансов у того, кто создал политические условия, в которых конфронтация… нелегитимно… оппозиция… указ… нулевой вариант… международное сообщество… Тьфу. Ей-Богу, мы были более христианами, когда покойника провожали тайным отпеванием и крестились незаметно. Теперь солдатиков весеннего призыва отпевают со свечками их кореши, такие же салаги, и все под телекамерами, и все как у людей. А щелкнешь переключателем — там уважаемые люди выпивают, хорошо закусывают и в законный свой кайф отмечают победу. А еще раз щелкнешь — там и вовсе обещают «полную свежесть» от жевательной резинки, и пляшут, пляшут механические люди. Ну хоть бы вспомнили, чем обернулись для последнего нашего помазанника Божьего (не «всенародно избранного») кровавые коронационные балы! Не учимся. Если Бога не боимся — хоть бы истории боялись, что ли. Спаси нас и сохрани, неразумных. Может, мы еще покаемся — дай же нам еще попытку».

«После цензуры снайперов журналистам предложили самоцензуру» — страница А6
«В первом бою второй гражданской войны в Москве погибли шесть журналистов, одиннадцать получили ранения, свыше тридцати подверглись избиениям. Они не воевали — они работали. <…>
Во время московских событий 2-4 октября врачи и журналисты продолжали исполнять свой долг. Врачей, слава Богу, охранял белый халат и красный крест: ни один из снайперов не осмелился использовать их в качестве мишени. Труднее пришлось нам, журналистам. Чтобы рассказать правду о новой русской трагедии своим читателям, мы обязаны были быть в самой гуще событий. Безоружные. В нас летели шальные пули, но по нам стреляли и прицельно.
Мы не лезли в герои, и наградой от победителей нам стали не ордена и медали, а сначала белые заплатки цензуры на газетных полосах, затем — предложение первого вице-премьера Владимира Шумейко заняться самоцензурой.
Погибших оплачем. Живые и почти целые, по фронтовой привычке мы будем винить себя за то, что остались живы. Простите нас, коллеги. Когда придет наш черед, постараемся быть достойными вас.
От редакции. Мы обращаемся к новому Генеральному прокурору России Алексею Казаннику, министру внутренних дел Виктору Ерину, к московскому и российскому союзам журналистов с требованием расследовать все случаи избиений журналистов. Виновные в репрессиях против свободной прессы должны быть наказаны. <…>».

«Неврачебная тайна «Белого дома» — страница А6
«Официальная статистика свидетельствует: в дни московских октябрьских событий погибли 132 человека. На протяжении нескольких дней сообщения о количестве погибших сопровождались фразой: «Без учета находящихся в «Белом доме». Погибшие в «Белом доме» — тайна за семью печатями.
В один из моментов штурма Руцкой прокричал (и это было записано на пленку) цифру 500. Официальные прогнозы первых послештурмовых дней (когда якобы еще не было доступа во многие помещения) — «будет около 50». Почти сразу же прошла информация, что всего из «Белого дома» вынесено 49 трупов. Затем со ссылкой на министра внутренних дел прозвучала цифра 43. <…>».

«Без баррикад» — страница А6
«По сведениям службы социально-правовой защиты личного состава МВД России, из семнадцати погибших работников органов охраны правопорядка пятеро — военнослужащие, остальные — сотрудники милиции. Еще 94 человека получили огнестрельные ранения и серьезные травмы. <…>».

«Пасынки русской усобицы, или социальная база нового Октября» — страница А7
«Около семидесяти лет назад Максимилиан Волошин, поэт, философ и бесстрашный летописец гражданской войны, находясь в самом центре революционного циклона, в клокочущем Крыму, сформулировал свою человеческую позицию как отказ от выбора из двух зол. Это не было политиканством «над схваткой»; сострадая и тем, и другим, он смертельно рисковал.
Нечего и говорить, сколь непопулярно сегодня подобное умонастроение. Тем, кто аплодирует свирепому лозунгу «Раздавите гадину», трудно примириться с иным поведением: «А я стою один меж них /В ревущем пламени и дыме/ И всеми силами своими молюсь за тех и за других». В дни последнего противостояния подобный «абстрактный гуманизм» позволили себе, кроме церкви, лишь хирурги и реаниматологи. И все-таки, следуя этой много раз оплеванной логике неполитического гуманизма, я хочу — в момент хрупкого и опасного перевеса одних думать об участи других. <…>
Среди многих страшных, душераздирающих впечатлений минувших дней есть одно поистине убийственное: две девочки лет по шестнадцать, миловидные, в спортивных курточках и потертых джинсах, идут к «Белому дому» «сражаться за лучшую жизнь». В руках какие-то прутья, палки. Куда? Зачем? «А что делать, — отвечает одна. — Посмотрите, какие цены». «Ничего себе купить не могу… такая жизнь», — повторяет другая.
Страстно надеюсь, что обе они живы, невредимы и не смогли пустить в ход свои орудия. Бессмысленно сейчас корить их школьных учителей за то, что плохо объяснили им про Раскольникова, неубедительно раскрыли историю и теорию большевизма, а главное, не научили простой истине: лучшая жизнь не добывается с помощью палки и арматуры. <…>».

«Вот это меня волнует» — страница А7
«В начале октября на Смоленскую площадь, к «Белому дому» и «Останкино» пришли не только боевики из Приднестровья и фашистские отряды Баркашова, пришли обычные молодые люди — пэтэушники, школьники. Судя по всему, демагогия белодомовских лидеров ложилась на подготовленную почву…
Так получилось, что незадолго до кровавых событий я попросил учеников трех одиннадцатых классов написать домашнее сочинение на тему: «Что меня волнует в современной жизни». В сочинениях было много привычного и ожидаемого: «меня волнует, найду ли я свое место в этом огромном быстро меняющемся мире», «куда поступить после школы», «меня волнует интимная проблема, о которой я написать не могу», «в чем заключается смысл жизни», «что будет с человеком после смерти»… Однако в сочинениях некоторых моих учеников появилась нота, которую я раньше никогда не слышал. Мне кажется, услышать эти мнения важно (даже если читать их очень горько!) — они помогут лучше понять то, что произошло в Москве в первых числах октября. Пусть в данном случае это будут всего три класса одной московской школы. Мои ученики разрешили мне предать гласности сказанное ими, естественно, с соблюдением нашего постоянного правила: анализируя сочинения, не называть имен и фамилий.
Лев Айзерман, учитель литературы.
— Если мы не можем защитить наших пограничников в Таджикистане, то о крупном вторжении извне и говорить не стоит. Какая у нас была мощная армия, готовая дать отпор врагу.
— Иногда до слез обидно читать, слушать, смотреть про достижения, например, США и думать, во что превратились мы.
— На прилавках только импортные продукты. Почему? Что, мы хуже? Мы же тоже умеем делать не хуже, даже лучше!
— Я не призываю к тому, чтобы Россия замкнулась в самой себе. Нет! Я просто хочу, чтобы мы сохранили что-то чисто наше, русское! Не надо копировать все подчистую. Каждый народ должен иметь свои особенности. <…>».

«Тень «страшной мести» — страница А8
«Случилось то, чего не должно было быть. Впервые с лета 1918 года в столице России пролилась кровь. «Очаг гражданской войны ликвидирован», — говорят одни. «Победа демократии», — восклицают другие. «Распни его!» — кричат третьи, верные привычкам застойного времени. Мне вспоминается «Страшная месть» Гоголя. Казак Иван, придумавший кару роду своего названого брата — предателя Петра, получил возможность отомстить, но за это заплатил потерей царствия небесного. Вечно сидит он на своем коне на высокой карпатской горе и смотрит, как мертвецы едят мертвеца и как мучается, не в силах подняться из могилы Иуда Петро. Сомнительное удовольствие замкнутого круга насилия и возмездия. <…>
В польском городе Познани мне пришлось видеть Аллею жертв гражданской войны. Там рядом похоронены люди, находившиеся по разные стороны баррикад в столкновениях 1968 года в Познани. В конце аллеи стоит гигантский крест. Этот пример гражданской позиции по отношению к братоубийству мне кажется поучительным, во всяком случае, если мы не хотим его повторения в будущем. Не в силе Бог, а в правде! Неправда, что кулак сильнее идеи, а танк — более серьезный аргумент, чем кулак. Такой способ дискуссии — дорога в никуда. Иллюзия сегодняшней победы — это моральное оправдание кошмара насилия, от которого общество не прикроется ничем. Даже те, кто считает себя победителями, должны помнить о своей моральной ответственности перед будущим.
Я предлагаю объявить дни траура 3 и 4 октября днями национального примирения. Как память о погибших с обеих сторон, как предупреждение об опасности гражданской войны, как символ расплаты народа (в который раз!) за ошибки и честолюбие своих лидеров».

«Наши беды одинаковы» / Борис Каськов, гендиректор издательского дома «Коммерсантъ» — страница А8
«Сегодня утром я видел в руках у прохожего газету, вышедшую с броским заголовком «Виват, Президент!», позвонивший приятель поздравил меня с кончиной коммунизма. Примерно так же, лишь с разными оттенками восторга, выглядят и другие отклики средств массовой информации и комментарии оставшихся на свободе политических деятелей. Я никогда не симпатизировал ни Верховному Совету, ни, тем более, национал-патриотам и коммунистам. Но, видя последствия действий президента и лояльных ему сил, должен заявить: эти действия являются вопиющей некомпетентностью, повлекшей за собой трагические последствия. <…>
К утру понедельника, еще до начала штурма «Белого дома», реальная власть, контроль над вооруженными силами и милицией оставались в руках президента. Из множества вариантов восстановления спокойствия президент избрал самый жесткий, и поэтому именно на нем лежит ответственность за пролившуюся кровь и жизни погибших. Пушки стреляли не по лидерам оппозиции (все они живы), а по «Белому дому», где кроме боевиков находились сотни невооруженных людей. Не сумев предотвратить кровопролитие в Москве, президент перестал быть гарантом безопасности и спокойствия своих сограждан. Установившийся в стране режим «демократической диктатуры» ничего общего не имеет с реальной демократией, ибо этот режим отверг основополагающее право любого человека: право на жизнь.
Мое частное мнение не отражает взгляды какой-либо политической партии или движения, в нем не содержится никаких призывов к согражданам, кроме одного: воздержитесь от лишних восторгов по поводу этой кровавой «победы».

«От демагогии к шовинизму» — страница А8
«Познакомился с высказываниями литератора, экс-чемпиона и экс-демократа Юрия Власова («Парламентский час», «МН» № 40, 1993) и подумал: насколько же закономерным бывает переход от социальной демагогии к неприкрытому шовинизму.
Хотелось бы спросить господина Власова: ну хорошо, евреи переселились в Россию «только» при Екатерине II, то есть немногим более 200 лет тому назад, и поэтому они «иноземцы» и Россия для них не отечество. А сколько же нужно прожить в стране, чтобы считать ее настоящим отечеством? Триста, пятьсот, тысячу лет? По логике Власова, Россия не отечество для многих населяющих ее народов — татар, армян, не говоря уж о немцах, под вопросом для украинцев. А как насчет отечества у тех русских, что проживают сейчас в Якутии и на Алтае, в Казахстане и Киргизии, на Камчатке, наконец, на Северном Кавказе? Ведь эти края или их части были заселены русскими отнюдь не с библейских времен, некоторые из них, например тот же Кавказ, были еще недавно с кровью завоеваны у аборигенов. Может быть, надо объявить всех проживающих в этих местах русских и других некоренных также иноземцами? А как поступить с людьми со смешанной кровью, с выходцами из других стран? Позволит ли господин Власов считать настоящими русскими или россиянами Пушкина, Фета, Ахматову, Даля и многих-многих других, составивших славу России?
Власов опасается обвинений в антисемитизме. Нет, он не антисемит, точнее, не только антисемит… Он один из тех, кто пропагандой своей пещерной философии провоцирует кровавые распри между всеми народами, населяющими нашу страну. И тем самым несет страшное горе своему собственному народу».

«Визит заниженных ожиданий» — страница А9
«От встреч на высшем уровне ждут либо «исторических прорывов», либо «новых страниц» в межгосударственных отношениях. Похоже, что от нынешнего приезда российского президента в Японию обе стороны ждали лишь того, чтобы он поскорее остался в прошлом. В Японии Ельцина ждали давно, уже с августа 1991 года. Японцы, верно, рассчитывали с помощью решительного российского президента разблокировать отношения со своим северным соседом, безнадежно увязшие в проблеме Курильских островов. Тем более что тогдашняя позиция Бориса Ельцина, выдвинувшего план ее поэтапного разрешения, казалось, давала им основания для надежды. <…>
Ближе к истине другое: Ельцину необходимо продемонстрировать России и миру, что он «выездной» президент, то есть настолько овладел ситуацией в стране, что может уехать из нее без опасения за свою судьбу.
Так зарубежный вояж превращается в еще один способ подтвердить наличие в стране «сильной власти». С точки зрения интересов президента и его команды, аргумент понятный. А с точки зрения российско-японских отношений? Здесь сложнее. <…>
Главный же, хотя и скромный итог: обе стороны наконец перевалили через искусственно воздвигнутый барьер государственного визита и восстановили прерванный на два с половиной года диалог».

«Как защитить демократию от демократов» / Лен Карпинский, главный редактор «МН» — страница А9
«Не дай нам Бог впасть в удобную одностороннюю схему, удовольствоваться тем, что черное не может быть белым, а белое — черным, искать один ответ на множество разных вопросов.
Да, в рядах погромщиков торчали красные флаги. Это не случайное соседство, а глубокое взаимопроникновение коммунистической утопии и насилия, социальной демагогии и мародерства.
Однако остается множество вопросов типа: «Кто виноват?» Коммунистическая идеология причастна, но в гораздо большей степени мы наблюдали концентрированный выброс продуктов разложения общества после августа 1991 года. Разложения, отлитого в пули и построенного в шеренги озверевших боевиков. Разложения в сфере власти, превратившего политику в инструмент издевательства человека над человеком и грабежа государственного имущества. <…>
После 21 сентября мы уже были свидетелями информационного произвола на всех каналах ТВ. Введение цензуры хотя и формально было законным, но необходимости в нем не было. Подстрекательские издания уже приказали долго жить, значит, удар направлялся по независимым, демократическим газетам.
Похоже, побеждающая государственно-бюрократическая структура — а именно таковой являются аппараты президента и правительства — немедленно устремляется на охоту за властью, стараясь извлечь из чрезвычайного положения максимум чрезвычайных полномочий. «Победа» демократов из лагеря президента, судя по всему, выдвигает проблему защиты демократии от самих победителей. <…>».

«Стыдоба» / Александр Кабаков, писатель — страница А9
«Триста шестьдесят пять раз в году даю зарок себе и близким — не говорить о политике ни слова, не писать ни строчки, не думать ни минуты.
Немедленно после этого политика издает беззаконный закон, выходит на хорошо вооруженную мирную демонстрацию, открывает дискуссию между бронетанковыми демократами и патриотическими гранатометами. Политика стреляет под окном и проникновенно обращается в метро: «Куда, жид, спешишь, в Израиль?» <…>
Второе по степени вызываемого отвращения слово — «интеллигенция». Каждая встреча с группой лиц этой столь же неведомой национальности, как и «кавказская», оставляет во рту вкус, будто только что проснулся после вчерашнего. <…>».

«Двадцать три Вандеи?» — страница А10
Подзаголовок — «Роспуск Советов может отозваться эхом локальных конфликтов»
«На идею президента превратить Совет Федерации (СФ) в противовес распущенному парламенту регионы ответили самовольным совещанием субъектов Федерации. На него прибыли делегаты: 15 (из 21) республик, 2 (из 6) краев и 43 (из 52) областей. Участники совещания, в основном представители местной законодательной власти, претендующие на место в СФ, проголосовали за то, что единственная законная власть — это Съезд народных депутатов. Уже тогда стало ясно: в лице СФ Ельцин может получить нового оппонента.
11 октября Президент РФ обнародовал указ, по которому 12 декабря предлагает провести выборы в Совет Федерации. Такое название получит верхняя палата будущего общероссийского парламента. С нынешним СФ, который формируется из местных должностных лиц, он не будет иметь ничего общего.
Заявление о «желательности» самороспуска Советов и Указ о выборах Совета Федерации достигли своей цели — местные Советы оказались в растерянности. <…>
Сейчас отношения между властями уже не укладываются в примитивную формулу — «коммунистические Советы — демократический центр». Значительная часть Советов — республиканских, краевых, областных и городских, выступивших против роспуска парламента РФ, теперь ратуют за его и собственные досрочные выборы. Однако и у тех, кто поддерживает президента, есть сомнения относительно предпринятых президентом акций. К примеру, губернатор Нижегородской области Борис Немцов и председатель облсовета Евгений Крестьянинов считают, что будущая Государственная Дума «…может стать декоративным органом».
В любом случае в будущем круг полномочий центра и правительства и тем более федерального парламента неизбежно сузится. <…>
Ясно, что после самороспуска или выборов новых органов законодательной власти эти проблемы никуда не исчезнут. Их придется решать, что обещает России как минимум 23 вандеи. 23 региональных Совета, напомню, отказались самораспуститься. Придется играть по правилам-либо компромисс, в результате которого Россия получит многовариантность реформ, либо локальные конфликты, и, возможно, кровавые».

«Реформы переносятся в XXI век» — страница А11
«Рассчитывал ли президент, что новая предвыборная кампания начнется в условиях чрезвычайки и запрета оппозиционных партий? Любой ответ на этот вопрос будет не более, чем версия. Но вот что очевидно. Люди, которые готовили Указ номер 1400, как и человек, который его подписал, твердо знали: этот документ изменит расстановку сил на поле предвыборной борьбы. <…>».

«Лишний» — страница А12
«Кабинет бывшего председателя Конституционного суда опечатан. У двери переминается омоновец с автоматом. Сам Валерий Зорькин в предынфарктном состоянии, дома. Конституция, охрану которой он считал главной своей задачей, отменена. Деятельность суда «отложена до принятия новой конституции». Когда она будет принята, не знает никто. Из трех ветвей власти осталась одна.
Ноябрь 1991 года, первое заседание Конституционного суда. Первый триумф. Двенадцать коллег избирают его бессменным председателем. Исходят из единственного критерия: на этом посту нужен «кристально честный». Никто не может его сместить, пока ему не исполнится шестьдесят пять лет. Впереди семнадцать лет председательства… Так по закону. <…>
5 октября, вечер. К нему приехали Сергей Филатов и Михаил Федотов. Долго говорили. В это время у президента на столе уже лежат текст речи с осуждением суда и проект указа о приостановлении его работы. В среду 6 октября уже больному Зорькину звонит Филатов и дает десять минут на размышление. Дает понять, что своим уходом он спасет Конституционный суд. Потом трубку берет другой судья, недавний сторонник Зорькина. Выслушав Филатова, говорит председателю: «Если тебе свою дочь не жаль, пожалей моих детей». Зорькин объявляет об отставке.
На следующий день Ельцин временно закрывает Конституционный суд за пособничество бывшему парламенту. <…>
Зорькин когда-то надеялся, что Конституционный суд станет «сторожевым псом» закона и будет возвращать заблудших в его лоно. Не вышло. А могло ли вообще быть иначе, даже при менее драматичном повороте ситуации? Там, где не сформировались понятия о законности, где высший эшелон власти живет полуфеодальными междоусобицами, Конституционный суд рано или поздно все равно был бы обречен на уход».

«ГРУЗИЯ. СНГ хуже рабства?» — страница А13
«В Москве 8 октября Эдуард Шеварднадзе после рабочей встречи глав государств России, Азербайджана и Армении решился подписать заявление о вступлении Грузии в СНГ. В тот же день премьер-министр Виктор Черномырдин из своего кабинета в присутствии главы Грузии по телефону сообщил руководителям СНГ о намерении Эдуарда Шеварднадзе. Все опрошенные намерение одобрили и выразили готовность оказать помощь бывшему министру иностранных дел СССР.
Между тем еще за день до встречи в верхах лидер Грузии был настроен не так решительно. По его мнению, большинство населения Грузии без энтузиазма воспринимает идею вхождения в СНГ. <…>».

«МОЛДОВА. Бирштейн подводит Снегура» — страница А13
«Как и киргизский президент Аскар Акаев, президент Молдовы Мирча Снегур сделал Бориса Бирштейна своим экономическим советником. Но если Акаев после сомнительных «золотых» сделок подписал указ о прекращении каких-либо контактов с «Сиабеко-групп», то Снегур не пошел на это даже после политического скандала, который причинил ущерб его репутации. Скандал разразился летом, когда президент предложил провести референдум о доверии парламенту и о воссоединении с Румынией.
Тогда Мирче Снегуру предъявили три обвинения: подозрительно быстрая и льготная регистрация акционерного общества «Сиабеко-Молдова», назначение на пост президента этой компании собственного зятя — Артура Германа и заключение тайного соглашения с Бирштейном о захоронении западных ядерных отходов в шахтах поблизости от Крикова. <…>».

«УКРАИНА. Демократия умирает маленькой» — страница А13
«Во вторник 5 октября, на следующий день после подавления бунта в Москве и запрещения в России деятельности ряда партий и движений, министерством юстиции Украины была зарегистрирована коммунистическая партия. Это событие вызвало к жизни множество комментариев: мол, процесс создания на территории суверенной Украины номенклатурно-коммунистического заповедника успешно продолжается и вошел в завершающую фазу. <…>».

«Польша ищет зонтик НАТО» — страница А15
Подзаголовок — «Московские события усилили стремление Польши войти в Североатлантический блок»
«Опасения, что армия, сыгравшая ключевую роль в подавлении мятежа в Москве, усилит свое влияние в стране, а затем начнет определять политику в отношении ближнего и дальнего зарубежья, быстро сменили ликование по поводу победы президентских структур в России. В Бельведере — резиденции польского президента — вслед за подтверждением полного доверия Борису Ельцину было сделано и заявление о том, что Польша ищет гарантии своей безопасности в союзе с Североатлантическим пактом. <…>».

«От третьего Рима до «третьего мира» — страница В6
«Среди прочих мифов, тешащих самосознание российского интеллигента, существует миф о «всечеловеке». С тяжелой руки Достоевского и легкой — Блока, которым было внятно решительно все, он въелся в мозги рядового обладателя библиотеки. И это служит утешением среди бед: как ни далеки мы от центров цивилизации, как ни черна история, а все же, по выражению одного диссидентского поэта, «беспокойная жилка» российской интеллигентности бьется в нас, и через это биение мы приобщены к общей культурной традиции. Но это не так. <…>
Альберты Швейцеры среди нас не родятся.
Дать что-нибудь другим? Черта лысого. Есть заботы поважнее: где бы набиться в гости, где бы что стырить, где бы обустроиться на халяву да как бы понравиться тем, кто побогаче. И не перестаем задиристо подвывать: хорошо вам в цивилизованных странах, а у нас — смута, страдания, варварство. <…>
А до тех пор, пока Россия будет лелеять в себе уникальность страдания и особенность роли, она останется провинциальной. Хамство и воровство идут об руку с мессианством.
От третьего Рима до «третьего мира» — один шаг».

«Понедельник начинается в субботу» — страница В8
«Если расспросить коллег Егора Гайдара о плюсах и минусах его натуры, получится образцово-показательная характеристика: в меру требователен, в меру мягок, скромен, иногда до застенчивости, обладает отменным чувством юмора и ценит его в собеседниках, никогда не повысит голос на секретаря… «Интеллигент, одним словом»,- подытожат со вздохом, и вздох будет означать только то, что подобные люди как мамонты и Гайдар — случайно уцелевший экземпляр. <…>
Внук знаменитого писателя Егор Гайдар и дочь знаменитого писателя Маша Стругацкая познакомились еще в школе. Затем, как это часто бывает не только в книгах, но и на самом деле, прошло много лет, прежде чем герои воссоединились. <…>
На вопрос, не хотел бы экономист Гайдар вырваться из круговорота большой политики, он отвечает: «Если честно, то в прошлом году, после отставки, я так страшно устал, что было страстное желание больше политикой никогда не заниматься. Но, когда отоспишься и придешь в себя, понимаешь: это моя страна, я не хочу из нее уезжать, я не хочу, чтобы меня в этой стране повесили. Поэтому вне политики я не буду». <…>».

«…А теперь — дискотека!» — страница В10
«Во время тревожных и трагических событий в столице увеселительные заведения Москвы работали бесперебойно.
Московские дискотеки — один из феноменальных казусов невнятной и смешной эпохи. Чем дальше заходит пауперизация масс, тем дискотек больше и цены на билет выше (22 октября, возможно, будет поставлен рекорд — 500 долларов (!), а из рублевой зоны дискотеки вышли уже год назад). Чем дальше в тупик заходит политическая ситуация и чем абсурднее новости, что доносятся с верхотуры власти, тем громче звучит музыка и ярче светятся лазеры по ночам. <…>».

«Но первое слово — штыку!» — страница В11
«Последние дни сентября и в начале октября в «Белом доме» было издано множество приказов, циркуляров, призывов. Их рассылали в райсоветы Москвы, расклеивали на стенах домов. Сотрудники «народного архива» Ольга Берестенева и Сергей Пашков собрали толстую пачку документов такого рода. Сегодня «МН» публикуют фрагменты из этих материалов. <…>».

«Массовые беспорядки как средство общения» — страница В12
«Публикуемые ниже заметки — это суждение не столько о событиях, сколько об их отражениях. В данном случае — о телеотражениях, позволивших обратить внимание на ту сторону реальности, которая не очевидна сама по себе.
На то, что произошло, можно посмотреть не только как на череду социально-политических коллизий, но и как на чрезвычайно выразительный текст, заключающий в себе символы, метафоры, гиперболы, метонимии и прочие художественные образы.
С этой точки зрения происшедшее не кажется менее трагичным, зато представляется более поучительным. <…>
Попыткой снижения романтического образа осажденных стала акция по нарушению функционирования канализационной системы. Но фекалии такая материя, которая пачкает не только тех, в кого летит, но и тех, кто швыряет. <…>
Несомненно, массовые беспорядки — это род коммуникации. Правда, коммуникации особого типа, крайнего случая: когда из нее вымываются без остатка всякие признаки и рудименты индивидуально-личностного начала. Общение происходит не по формуле, «я» — «я», или «я» — «ты», или «мы» — «мы». Или еще оставляющей толику надежды на взаимопонимание: «мы» — «они».
Формула войны (в том числе и гражданской) как средства общения: «они» — «они». По ту и другую стороны смертельный диалог ведут популяции от третьего лица множественного числа. <…>».

«О нас с иронией и болью» / Анатолий Лысенко — страница В13
«Володя Цветов из тех, о ком особенно трудно говорить в прошедшем времени. Настолько он был настоящим, сиюминутным…
А еще он был событием в отечественном ТВ. Он и Япония в его репортажах. <…>
Люди этого ранга казались людьми особого сорта, почти небожителями. Про них шутили: «Им дано все, кроме места в Кремлевской стене». <…>
Мы, его товарищи, узнали о его кончине 5 октября. Ко всем потерям тех страшных дней добавилась еще одна — очень горькая…
Ему было дано все: и талант от Бога, и любимая работа, и признание зрителей, и уважение коллег…
Все, кроме места в Кремлевской стене. И на том спасибо».