«Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!»
День за днем. События и публикации 27 января 1992 года
комментирует обозреватель Олег Мороз*
Коммунисты и их союзники опять поднимаются из окопов
После поражения путча угроза коммунистического реванша в стране отнюдь не исчезла. Она висела в воздухе. Трудно было рассчитывать, что после 74 лет безраздельного правления большевиков вся их марксистско-ленинско-сталинская идеологическая муть в одночасье выветрится, улетучится куда-нибудь в космос. «Великими идеями» основоположников «единственно верного учения», казалось, были пропитаны улицы, дома, деревья, камни… Это сейчас такое трудно себе представить. Нынешние коммунисты кажутся смирными и безобидными, как дрессированные собачки. А тогда…
Рука об руку с коммунистами против реформ готовы были сражаться «патриоты», националисты, фашисты, разношерстная люмпенизированная публика…
Статья в «Российской газете» за 27 января 1992 года – «Опять на смертный бой?». Автор статьи вспоминает, что лишь недавно, в конце декабря 1991 года, на первом съезде коммунистическо-националистического Российского общенародного союза (лидеры – Сергей Бабурин, Николай Павлов и др.) один из выступавших предложил сделать известную песню военных лет «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой!» гимном всех «патриотических», то бишь антидемократических, антиреформаторских сил. А что? Идея понравилась.
«Не прошло и месяца, – пишет газета, – как она была претворена в жизнь. Грозная песня, рожденная грозным временем нашей истории, пошла-загуляла по стране. Теперь уже трудно представить себе хоть один коммунистический митинг или собрание (а их в последнее время стало, ох, как много!) без нее, громко и гордо подхваченной вышедшими из недавних окопов, но уже поднявшимися во весь рост коммунистами».
Действительно, казалось, что вот он, момент истины, момент реванша наступил, лучшего времени для мощной коммуно-«патриотической» контратаки не подберешь – «дерьмократы» сами подставились со своими реформами. Это ж надо такое придумать – освободить цены! Ведь даже небольшое их увеличение всегда вызывало ропот, а тут – резкий взлет. «Российская газета»:
«Мы ждали этого часа, и он пришел…», – так сказал мне на большевистском митинге, состоявшемся в Москве, пожилой москвич, назвавшийся Григорием Николаевичем. «Теперь уж, после такого повышения цен, народ скинет этих буржуев во главе с Ельциным! Конец демократам!» – торжествующе заключил он. И было в его глазах столько ненависти…»
Большевики тогда ожидали, что вот-вот произойдет социальный взрыв. Правда, что предложить взамен реформ, которые начинали Ельцин и Гайдар, никто из них не знал. Да это и не считалось важным. Ненависть, ненависть слепила глаза. А в головах вертелись привычные химеры – «классовая борьба», «диктатура пролетариата», «всепобеждающие идеи Маркса – Ленина – Сталина», «идеалы социализма и коммунизма»…
«Нашисты» тогдашние и сегодняшние
Если кто думает, что движение под коротким и выразительным названием «Наши» сравнительно недавно придумали Сурков и Якеменко, тот ошибается. Его изобрел тогда еще, двадцать лет назад, неистовый питерский тележурналист-«патриот» Александр Невзоров. В ту пору, правда, «нашистов» не наряжали в одинаковую яркую униформу, не подвозили массово на автобусах к месту «патриотических» акций. Но, в общем-то, идеологические установки и устремления тогдашних и нынешних «нашистов» абсолютно схожи. В основе их – шариковская простота мировосприятия: есть наши, а есть не наши, враги, и в борьбе с ними все средства хороши.
Правда, перечень врагов может время от времени меняться. Это уж как подскажет ситуация и… начальство.
«Во время одной из манифестаций, – пишет автор «РГ», – удалось мне поговорить с двумя «нашими». Совсем мальчишки… Джинсовые куртки, небрежно наброшенные на шею яркие шарфы… Молодые и независимые. – Что такое «Наши», кто такие «Наши»? – переспросил надменно один из них (лет 15–16, зовут Иваном). «Наши» – это наши, те, кто против Ельцина, за Русь великую, кто за русских. У нас флаг – как у Невзорова, только у него на флаге написано «НТК» (независимая телекомпания), а у нас просто – «Наши». Второй, на вид лет 19, словоохотливо продолжил: «Мы носим этот флаг везде с собой. Черный цвет флага – это цвет народа, обыкновенного народа, цвет черни. Рабочего человека… Кто я по профессии? Пока никто. В прошлом году закончил школу, пока нигде не работаю и не учусь… Позовут – пойду бить их всех, кто СССР разрушил… И всех инородцев!»
Как видим, только вот по «национальному вопросу» у сегодняшних «наших» установки несколько иные, более аккуратные, осторожные, команды «бить инородцев» им пока никто не давал. Но если дадут, полагаю, и они, не задумываясь, пойдут в бой за «Русь великую». В мозгах у «нашистов», и тогда, и сейчас, – девственная чистота, мозги у них – этакая tabularasa.
Ба, знакомые всё лица!
Уже появился на политическом горизонте Жириновский. Тоже выступает против реформ. Ну как же – он ведь защитник народа, защитник бедных.
Жириновский – фигура в российской политике уникальная. Такая же уникальная, как и его партия, – Либерально-демократическая партия России (ЛДПР), чисто националистическая структура, не имеющая ничего общего ни с либерализмом, ни с демократией. От бывшего члена Политбюро Александра Николаевича Яковлева я слышал, как рождалась эта партия: идею ее создания (первоначально она называлась ЛДПСС – Либерально-демократическая партия Советского Союза) предложил КГБ; на Политбюро, где присутствовал и Яковлев, эта идея была одобрена – надо было продемонстрировать всему миру, что в СССР существует плюрализм и либерально-демократическая оппозиция. С тех пор вот и существует эта националистическое образование, по-шутовски, по-провокаторски напялившее на себя этот «либерально-демократический» колпак.
К тому времени, о котором здесь идет речь, – к январю 1992 года, – Жириновский уже успел «засветиться» поддержкой ГКЧП, выступлением против Беловежских соглашений, уже оседлал свой беспроигрышный лозунг: «Мы за русских!»… Будто все остальные – против русских. Вторую часть лозунга «Мы за бедных!» он прицепит позднее.
«Российская газета» за 27 января 1992 года пишет об очередном его призыве: «Казахстан и Кыргызстан следует отменить как государства!» «Отменить» «во имя русского народа», которого и здесь, в самой России, реформаторы обижают и разоряют.
Теперь бывшие советские республики можно «отменять»: Казахстан и Киргизия отделились, тамошние избиратели «Жирику» уже не требуются. К тому же с Казахстаном у него особые счеты: сам он из тех мест – его семья была депортирована туда из Польши.
Вообще он любит совершать неожиданные «наезды» на различные географические районы. Недавно вот ни с того, ни с сего набросился вдруг на уральцев: дескать, тамошние жители все сплошь тупые, поскольку там в земле много железа. Эта-то бредятина зачем ему понадобилась, это ведь грозит явной потерей голосов в огромном регионе? А ни зачем, просто так дурацкие слова вылетели. Они ведь часто у него вылетают, минуя голову. После изворачивался: дескать, текст про «тупых жителей Урала» – это монтаж, сварганенный его супостатами, сам он ничего такого не говорил. С него все – как с гуся вода.
Второе дыхание обрела пламенная большевичка Нина Андреева, прославившаяся своей знаменитой статьей «Не могу поступаться принципами», опубликованной еще в 1988 году в «Советской России». Принципы, дорогие ее сердцу, понятно какие – марксистско-ленинские. В своей «контрстатье» Александр Николаевич Яковлев назвал ниноандреевское произведение «манифестом антиперестроечных сил».
И вот новый выход Нины Андреевой на фронт, на передовую (о нем пишет опять-таки «Российская газета»). Свой доклад в Белоруссии на состоявшейся там конференции «большевистской фракции» она закончила пламенным призывом: «Впереди – наш Сталинград. Будущее – за коммунизмом. С бессмертным знаменем Ленина мы победим!»
В общем, опять «Вставай, страна огромная!» Ну никак не могут большевики без залпов «Авроры», без штурма «Зимнего» (которого в реальности, правда, не было), без нового Сталинграда!
Другой яркий персонаж тех времен – Анпилов, на всех углах кричащий: «Защитим советскую власть!» Для них советская власть еще не кончилась. Они еще долго будут всеми силами за нее бороться, мутить воду.
Кто такой Анпилов
Анпилов, как и Жириновский, в российской политической жизни – фигура экзотическая. Она как бы занесена из какого-то другого времени – то ли из 1905-го, то ли из 1917 года. Хотя я не уверен, что даже тогда -в разгар «пролетарских» революций – были подобные «пламенные революционеры», с таким параноидальным, фанатичным неистовством выкрикивавшие лозунги и произносившие зажигательные речевки в защиту «трудового народа» (к тому же надо учесть, что и нынешней звукоусилительной аппаратуры тогда не было).
К коммунистической «идейности» Анпилов приобщился, как говорится, с младых ногтей, даром что его дед в тридцатые был раскулачен. Зато отца, неправедно уволенного с работы в начале пятидесятых, по рассказам, восстановили на ней после того, как он написал письмо лично Сталину. Такие чудеса действительно иногда происходили во времена генералиссимуса: убивали десятки миллионов, но кое-кого и обласкивали, показательно защищали от зарвавшихся чиновников, у которых «голова закружилась от успехов». С этой-то детской поры, говорят (ему было тогда не более восьми), после этого счастливого происшествия с собственным отцом Анпилов и воспылал пламенной любовью к отцу всех народов и вообще к идеалам коммунизма.
По профессии Анпилов журналист. Окончил журфак МГУ, международное отделение. Его бывшие однокурсники отзываются о нем не то что бы слишком восторженно, хотя, казалось бы, фигура была приметная, искрометная, незаурядная (Байрона читал по-английски, Библию – по-испански, переводил на русский испанских поэтов): «Нет, он не был ни яркой личностью, ни интеллектуалом... Хотя он всегда тяготел к интеллектуалам. Зато через уши выплескивалась идейность».Еще вспоминают о нем как о «чудаке» – «бурно-эмоциональном, вечно чем-то воодушевленном».Как раз таким «идейным», «бурно-эмоциональным» Виктор Иванович и предстал перед всей страной, когда пришло время.
В доперестроечную пору Анпилов работал на радио и телевидении. В иновещании.Вещал на испаноязычные страны. Профессиональный уровень его передач, как говорят, был довольно низок, требовал многократной редакторской правки, зато экспрессия била через край. В 1984-м был послан собкором Гостелерадио в Никарагуа. В ту пору у советских журналистов-международников, у многих, было две главные функции – разоблачать происки международного империализма и шпионить за страной пребывания. Впрочем, в Никарагуа в середине восьмидесятых шла кровавая война между сандинистами, возглавляемыми нашим другом Даниэлем Ортегой, и, как считалось, проамериканскими «контрас», так что наш герой имел полную возможность непосредственно, не только пламенным словом, но, по его рассказам, и с оружием в руках, оказывать помощь «братьям по классу» – последователям никарагуанского национального героя Сандино.
Правда, покинуть ряды латиноамериканских борцов за свободу Анпилову пришлось не самым достойным образом. По рассказам, повздорив со своим «безыдейным» напарником-телеоператором и решив избавиться от него, он пригласил его к себе в гости, подпоил и втянул в антисоветские разговоры, которые тайно записал на пленку. Запись передал в советское посольство с просьбой направить «куда следует». Однако, к его удивлению, на родину отозвали не оператора-антисоветчика, а его самого, Анпилова. Шел уже 1985 год.
Это неприятное происшествие не убавило его любви к свободолюбивой Латинской Америке и вожакам тамошнего освободительного движения. Он так часто, так восторженно произносил их имена, что и самого его во всякого рода сочувственных публикациях стали именовать соответствующим образом: «Че Гевара российских будней», «Фидель Кастро «Трудовой России», «Даниэль Ортега московских митингов»...
Чаще, однако, Анпилова называли Шариковым (помните, слова этого булгаковского героя, так ответившего на вопрос, что он думает по поводу прочитанной им переписки Энгельса с Каутским: «А что тут думать, все отнять и поделить!»?) Анпилов не обижался: «Шариков – хорошая русская фамилия, она отражает сложность характеров в повести Булгакова. Шариков прошел путь от собаки до человека, который задался вопросом: «А зачем я появился на свет? Какова моя миссия?»
Между тем к этому простому шариковскому лозунгу, отвлекаясь от всяких там «сложных характеров» и глубокомысленных философских вопросов, и можно в конечном счете свести всю коммунистическую программу: «Все отнять и поделить!»
Где-то с 1987 года, осознав, как он говорит, «антисоветский» характер реформ Горбачева, его «предательство», Анпилов принимается разоблачать политику Генсека, которая, дескать, направлена на «перестройку социализма в капитализм». (Бедный Горбачев, всецело озабоченный в ту пору усовершенствованием социализма, даже не подозревал, что занимается такой трансформацией).
Августовский путч Анпилов, естественно, как и Жириновский, встретил сочувственно. Декларации гэкачепистов, как он сам признавал, «соответствовали его убеждениям». Если бы гэкачеписты победили, «убежденный несгибаемый коммунист», без сомнения, нашел бы свое почетное место в созданных ими структурах власти, в «правильных» коммунистических СМИ. Но увы, поражение Янаева, Крючкова и Ко так и оставило Анпилова в рядах оппозиции.
Впрочем, думаю, роль страстного митингового оппозиционера, ниспровергателя ненавидимой им власти подходила ему гораздо больше, чем роль благополучного журналиста-пропагандиста, журналиста-конформиста, на которой он вновь, как в советские годы, мог бы оказаться.
Разумеется, за Анпиловым шла некоторая – впрочем, немалая, особенно на первых порах, – часть народных масс. Самая темная, самая малообразованная, привлеченная легкодоступными для ее понимания истеричными анпиловскими речами, произносимыми через неизменный «матюгальник», то бишь мегафон. Речами, в которых обличался проклятый «антинародный режим», постоянно звучали призывы вернуться в светлое коммунистическое прошлое. Видимо, чтобы уравновесить негативное впечатление от своего ораторского примитивизма, от невысокого в целом уровня своих приверженцев и последователей, сам Анпилов в свободное от митингового ора время стремился предстать в образе того самого рафинированного интеллигента, каким он кое-кому запомнился в студенческие годы: он-де и языки знает, и мировую историю, и литературу, и фольклор разных народов... Если бы эта интеллигентность, приверженность мировой культуре действительно оказались внедрены в него хоть сколько-нибудь глубоко, он не мог бы, наверное, не задуматься над вопросом: каким образом примитивное шариковское мировосприятие соотносится с этой мировой культурой, с истинными ценностями человеческой цивилизации?
Но нет, не задумался.
Надо, правда, сказать, что, в отличие от Жириновского, Анпилов уже порядочное время как сошел с дистанции. А Жириновский все держится. Редкий политический марафонец. Хотя… В той же недавней телепередаче, где речь шла о его «наезде» на ни в чем не повинных уральцев, он удивил еще одним – исповедью, как он встретил этот Новый год. В полном одиночестве встретил. Без капли алкоголя. Так сказать, – в раздумьях о жизни. А после, опять-таки в одиночестве, удалился на несколько дней куда-то в лес, на природу… Если действительно все так и было, если опять, как обычно, все не придумал, – может, решил «завязать» со своим двадцатилетним политическим фиглярством? Тяжело все-таки двадцать-то лет без остановки фиглярствовать, – можно понять человека.
Да нет, вряд ли. Думаю, очухается и будет продолжать все то же самое. Пока ноги носят.
Реформы поддерживает большинство
При всем том, что оппозиции в ту пору, зимой-весной 1992-го, удавалось выводить на улицу довольно много протестующего народа, опросы социологов показывали: большинство все-таки не на ее, оппозиции, стороне. Так, в одном из опросов ВЦИОМа людей спрашивали: нужно ли продолжать реформы или их следует прекратить? За продолжение реформ высказались 46 процентов опрошенных, против – 26 (28 процентов затруднились с ответом).
Кто конкретно за и кто против? Выяснилось: особенно активно за продолжение реформ выступают люди квалифицированного труда, имеющие среднее и высшее образование (в этих группах реформы поддерживают соответственно 51 и 66 процентов опрошенных). Реформаторский курс имеет особенно основательную поддержку среди горожан (в крупных городах его одобряют до 57 процентов), однако его сторонники преобладают над противниками и на селе.
В общем, никак не получалось у оппозиции цифрами подтвердить, что народ действительно – против «антинародного курса». Большинство-то, как видим, было за него. И сколько бы ни выводили людей на Октябрьскую или какую другую площадь, – социология упрямо давала свои результаты, отличные от тех, что провозглашали «народные витии».
Олег Мороз
Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».
