«Все профессора экономики» – против Гайдара
День за днем. События и публикации 26–27 декабря 1991 года
комментирует обозреватель Олег Мороз*
В России – правительство молодых интеллигентов
На пятой полосе «Независимой газеты» за 27 февраля 1992 года публикуется обширное, на целую полосу, интервью Сергея Пархоменко с тогдашним министром внешнеэкономических связей, а позже – успешным предпринимателем Петром Авеном. Заголовок – «Все профессора экономики будут против вас…».
Взятая в кавычки цитата – предупреждение, которое, по словам Авена, сделал российским реформаторам перед началом радикальных экономических преобразований в стране один из ведущих польских реформаторов Марек Домбровский, «правая рука» «отца» польских реформ Лешека Бальцеровича. Эти слова я слышал от самого Гайдара. Правда, Гайдар мне говорил, то такое предостережение ему высказал сам Бальцерович, но это небольшое разночтение, в конце концов, несущественно. Я думаю, И Бальцерович, и Домбровский говорили тогда Гайдару и его коллегам примерно одно и то же. Они в Польше начали реформы двумя годами раньше, так что российские реформаторы в какой-то степени учитывали пройденный ими путь.
В своем интервью Авен, среди прочего, дает краткие характеристики своим коллегам, членам гайдаровского правительства, говорит об объединяющих их профессиональных, да и не только профессиональных – человеческих чертах. Поэтому, может быть, стоит здесь, хотя бы бегло, присмотреться к тому человеческому типу, который мелькнул перед нами в качестве мотора происходивших тогда в стране ключевых перемен.
С осени 1991-го в правительстве России побывали (и через не очень большой срок почти все покинули его) весьма решительные преобразователи, каких страна не знала, пожалуй, со времен Столыпина. Однако о том же самом можно сказать и в несколько иных терминах. В сущности, впервые в истории в российское правительство вошли и стали играть в нем определяющую роль молодые яркие представители российской интеллигенции – люди, прекрасно разбирающиеся в экономике, знающие, как она работает в нормальных, не изуродованных всевозможными коммунистическими экспериментами условиях, да и вообще свободно ориентирующиеся во многом, в чем необходимо ориентироваться современному цивилизованному человеку. Это были люди с прекрасными интеллектуальными данными, владеющие языками, математическим аппаратом…
Но слишком необычен для нас был сам тип такого государственного деятеля, слишком он был непохож на тот тип, который эволюционным образом, путем естественного отбора, был создан коммунистической государственной машиной. Молодые интеллектуалы не имели многих видовых признаков гомо советикуса, которые, по убеждению номенклатуры, были необходимы для того, чтобы стоять на теперь уже воображаемой трибуне Мавзолея.
Первая из этих черт – принадлежность к правящей корпорации, к этой самой номенклатуре, которая, пусть в несколько трансформированном виде, разумеется, по-прежнему оставалась у власти. Для ее членов вовсе не требовалась система опознания «свой – чужой», применяемая в авиации. «Своих» они определяли без всякого труда. Рыбак рыбака… Соответственно, «не свои», чужие, вытеснялись, выдавливались.
Еще одна черта, по-прежнему считавшаяся необходимой для госруководителя, – «знание жизни». Это какая-то мистическая, загадочная формула. Что она означала, вряд ли кто-то смог бы вам толком объяснить. Но в общих чертах, видимо, – то, что человек проделал «нормальный» советский путь на вершину власти – постепенный и неторопливый: рабочий, мастер, начальник участка, начальник цеха, директор завода, замминистра, министр и т.д. Это если по производственной линии. Была, разумеется, и линия партийная. Там своя иерархия власти. Эти две линии тесно переплетались. Если же человек попадал в коридоры власти каким-то иным путем – например, «из завлабов», – это, разумеется, считалось несерьезным и в высшей степени предосудительным. Про такого как раз и говорили, что он «жизни не знает».
Даже такой вроде бы не обремененный совковыми предрассудками человек, как Анатолий Собчак, как-то на встрече в «Литературной газете», где я тогда работал, попенял молодым реформаторам, что они не нюхали чернозему:
– Пришли люди, теоретически грамотные, прекрасно владеющие знанием того, что делали другие, прекрасно понимающие, что надо делать, но совершенно не знающие нашей экономики (полагаю, здесь опять-таки подразумевается – «не знающие жизни», ибо, как не раз уже говорилось, по большому счету знание законов экономики подразумевает примерно одно и то же что в России, что на Мадагаскаре – О.М.). Чубайс попал в правительство с должности моего заместителя. Но и заместителем он был не более года, а до этого тоже был научным сотрудником. Кстати, я настойчиво рекомендовал ему не ехать в Москву, а поработать заместителем мэра хотя бы еще лет пять, набраться опыта. То же самое и Нечаев (министр экономики в правительстве Гайдара – О.М.), и большинство других первых молодых министров – энергичных, молодых, но совершенно не имеющих опыта работы.
Кстати, аналогичный упрек адресует Гайдару в своих воспоминаниях и сам Ельцин:
«…Гайдар не до конца понимал, что такое производство. И в частности – что такое металлургия, нефтегазовый комплекс, оборонка, легкая промышленность. Все его знания об этих отраслях носили главным образом теоретический характер. И в принципе такой дисбаланс был довольно опасен».
Опыт работы, знание производства, отдельных отраслей промышленности – это, конечно, замечательно. Однако многие ли из имеющих опыт работы в советской промышленности, в советском народном хозяйстве оказались в состоянии приспособить этот драгоценный опыт к совершенно новым условиям, к совершенно новой экономической модели? Бывают ситуации, когда «опыт работы» оказывается неприменим в изменившихся обстоятельствах. Более того – когда он просто мешает. Подлинной ценностью в таких случаях обладают знания, несущие в себе элементы универсального человеческого опыта. А такими знаниями молодые реформаторы как раз обладали в достаточной мере. Во всяком случае – не в меньшей, чем кто бы то ни было в нашей стране.
– В конце концов, в стране 75 лет у власти были практики – и мы видим результат… – говорит в своем интервью «НГ» Петр Авен. – Рыжков – практик… Косыгин тоже был инженер. И Брежнев был из хозяйственников… Зато вот Эрхард (автор «немецкого экономического чуда» – О.М.) был академическим экономистом. Давайте посмотрим другие примеры, кто там действительно добивался успеха в экономике... Мексика? Вся команда из Гарварда! Вся команда академических экономистов. Всё экономическое чудо – это всё ученики Сакса и Дорнбуша! Все как один! Испания? Одни экономисты-профессионалы: нынешний министр экономики Сольчага – в прошлом преподаватель Массачусетского технологического института; из науки пришел и министр промышленности Арансади. Или вот Чили: вся команда Серхио де ла Куадра – то же самое, академические экономисты. Пожалуйста, Израиль 1985 года – профессор Майкл Бруно… Пока, я думаю, все успешные экономические реформы делали академические экономисты. Очень легко утверждать: они жизни не знают… Я уж не буду говорить, кто тогда знает.
Перепоручив потом реформу «красному директору», Черномырдину, мы опять пошли своим особым путем. Весь мир нам не указ. Результат был виден невооруженным глазом – сразу все затормозилось.
Следующая черта «серьезного» руководителя – положительность, неторопливость, несуетность ума. По номенклатурным понятиям, руководителю вовсе не обязательно до тонкостей знать экономику, уметь оперировать математическими формулами. На то есть помощники, советники, эксперты (помните, как у Фонвизина: «а извозчики-то на что ж?»)
Естественно, у правительственных реформаторов на этот счет было иное мнение. Снова Петр Авен:
– Экономика – это наука. Это серьезное дело, в котором много не просто слов, а много математики. Когда вы читаете книжку серьезную про экономику, – надо думать: это не роман. Уравнения пишешь. Часами. Чтобы понять, что на самом деле может произойти. Кривые разные рисуются. Статистика собирается. Огромный опыт.
Вот оно – опыт. Вот о каком опыте похлопотать бы!
Авен в своем интервью рассказал о случае, когда АвтоВАЗ стал уговаривать правительство установить специальный валютный курс для исчисления цен на комплектующие изделия, которые вазовцы покупают за границей:
– …Я просидел несколько часов: сначала сам, потом с Сергеем Глазьевым, моим первым заместителем; потом пришел Гайдар – мы его подключили; потом Джеффри Сакс появился – взяли и Сакса. Мы писали уравнения, для того чтобы понять… когда при искусственном курсе бюджет выигрывает, а когда проигрывает…
Можете ли вы себе представить Черномырдина, вот так погрузившегося в решение уравнений? А черномырдинского вице-премьера, сельхозспециалиста Заверюху? А «нефтяного» министра Шафраника? А руководителя аппарата правительства Квасова?.. Что-то не видятся мне эти актеры в данной мизансцене. Вот заявить ни с того, ни с сего, что он не знает никакого правительственного советника по имени Джеффри Сакс, как это сделал Черномырдин, – это да, это для него было вполне органично.
Вообще-то, может быть, членам правительства и не обязательно заниматься уравнениями – для этого в самом деле есть эксперты (извозчики). Но как некий тест владение математическим аппаратом экономики вполне годится для суждения о том, кто есть кто в правительстве.
В гайдаровском кабинете экономикой занимались блестящие эрудиты, «отличники», «первые ученики». Еще раз Петр Авен:
– …В этой команде, которая пришла с Гайдаром, все – лучшие, любимые ученики каких-то академиков. Лучшие! И любимые! Все – получали повышенные стипендии в университете. Гайдар – Ленинскую получал. У всех красные дипломы… Нечаев – любимый ученик Юрия Васильевича Еременко. Мащиц – любимый ученик Ясина. Вавилов – любимый ученик Волконского и Петракова. Шохин и Гайдар – Шаталина.
Прекрасная характеристика, не правда ли? Даром, что некоторые из названных здесь учителей потом сильно подпортили свою репутацию, ополчившись против реформ. Так что числиться у них в учениках стало не Бог весть какой великой честью. Что ж, ничто не вечно под луной, и репутация тоже.
Один из признаков интеллигентности – знание языков. Знакомый физик мне рассказывал, как однажды в аэропорту Франкфурта он, что называется, нос к носу столкнулся с известным нашим экономистом, который в ту пору постоянно мелькал на телеэкране и постоянно все комментировал. Пассажирам самолета, совершившего промежуточную посадку, – а экономист был в их числе, – полагался какой-то бесплатный завтрак или обед; и, как всегда, среди наших соотечественников возник небольшой ажиотаж вокруг некоторых продуктов питания и напитков. Выдающийся экономист очень взволновался, что ему подали светлое пиво, в то время как он почему-то жаждал темного. Это была чуть ли не мечта его жизни (в России тогда вообще пиво, как и всё остальное, было в дефиците). Но объяснить официанту он ничего не мог, поскольку, как оказалось, не владеет ни одним из общераспространенных языков. Пришлось физику выручать его.
Петр Авен:
– Так получилось, что именно команда Гайдара из первого поколения наших экономистов, которое читает по-английски. Ну, так получилось. Мало кто читал Фридмэна в этой стране. Мало кто читал Окуна. По приватизации – ну, хоть бы кто-нибудь прочел бы Коуза, который получил за это Нобелевскую премию. А Самуэльсона читали на уровне учебника для первого года… Я уж не говорю о том, что Егор Гайдар чуть ли не единственный в стране, кто хорошо знает опыт стабилизации в Латинской Америке (вот опять это словечко – «опыт» – О.М.). Гайдар читает не только на английском, но и на испанском (Егор Тимурович владел также и сербско-хорватским – О.М.) Андрей Нечаев говорит еще и по-немецки. Сергей Васильев – по-сербски. Ну, и так далее.
Совершенно ясно: большинство этих молодых людей очень скоро были вытеснены из правительства не только потому, что проводили какой-то не такой курс (правительство Черномырдина, в принципе, проводило тот же самый курс, только в ухудшенном, размазанном и путаном варианте), но и потому, повторяю, что сами они были какие-то «не такие». Слишком умные, слишком образованные, слишком эрудированные, слишком интеллигентные. Таких в России, как известно, вообще не любят.
Правительству Гайдара пришлось работать с Верховным Советом, который никак не мог понять, что такое инфляция и зачем с ней надо бороться. Который не в состоянии был постичь, почему смерти подобна накачка экономики «пустыми» деньгами. Который принимал бюджет с огромным дефицитом, способным до основания разрушить экономику… И это при том, что на месте председателя ВС гордо восседал человек, получивший звание академического членкора по специальности «экономика».
(Замечу, кстати, что в своих мемуарах, уже после всех драматических событий 1992–1993 годов, Хасбулатов продолжает хвастаться, как он вместе с друзьями-депутатами, вопреки усилиям правительственных реформаторов, стремившихся не допустить финансовой катастрофы, по своему усмотрению принимал «акты о повышении минимального уровня заработной платы, пенсий и стипендий». Он по-прежнему уверен, что тем самым спасал экономику «от полного развала».)
Но пойдем далее по перечню видовых черт интеллигента. Или, сказать по-другому, – тех черт, которые были неприемлемы в интеллигентах для номенклатуры. Не поощрялась в кругу номенклатурщиков бойкая речь, пересыпанная цифрами, фактами, цитатами. Подозрительное отношение к выступлениям не по бумажке. Серьезный руководитель – вспомним хотя бы незабвенного Леонида Ильича – не торопясь, выходит на трехспальную трибуну, не торопясь, раскрывает папку, где лежит написанная для него литчелядью речь, не торопясь, читает первую строчку: «Дорогие товарищи!», – после чего победно смотрит в зал поверх очков: вот, дескать, как вам повезло, какой замечательный руководитель вам достался – читать умеет. Можно себе представить самочувствие нардепов, когда, выступая на сессиях Верховного Совета и на съездах, Гайдар обрушивал на их слабые головы водопад этих самых цифр, фактов, логических выкладок. Он-то надеялся этими фактами и выкладками убедить их в своей правоте, но эффект получался обратный. «Не наш. Чужой», – единственное, что выносил из его выступлений депутатский корпус.
«Поначалу, когда появлялся в Верховном Совете, – вспоминает Егор Тимурович, – депутаты стремились увеличить время для ответов на их вопросы до максимума. Но потом сообразили: если задаешь вопрос на темы, связанные с экономикой, желательно хоть что-то понимать в предмете, о котором спрашиваешь. Иначе неизбежно перед всей страной, перед своими же избирателями будешь выглядеть полным идиотом. Конечно, от моей юношеской гиперпамяти к этому времени остались жалкие крохи, но в общем, если ты постоянно «варишься» в экономике, суть того, что стоит за той или иной проблемой или цифрой, держать в голове не так уж трудно».
И далее:
«Мне кажется, у коммунистов пропала охота задавать мне слишком много вопросов после того, как в ответ на какое-то вполне демагогическое замечание о состоянии здравоохранения я провел с ходу подробный анализ динамики заболеваемости по основным группам болезней на протяжении последнего года. А когда лидер думских аграриев Михаил Лапшин был мною публично уличен в полном непонимании разницы между учетом зерна в амбарном и бункерном весе, стало ясно – оппозиция опозорена. И потом при каждом моем выступлении по рядам коммунистов и их союзников проносился шепоток: «Гайдару вопросов не задавать». Честно говоря, это была одна из маленьких, но приятных побед».
Или взять известный радиодиалог Егора Тимуровича с Руцким по поводу его пресловутых «одиннадцати чемоданов» компромата (в них было немало голословных обвинений и в адрес гайдаровского правительства). Разница в интеллектуальных весовых категориях собеседников, несопоставимость их уровня стала ясна с первых же слов. Руцкому не оставалось ничего другого, как только начать вилять хвостом перед своим визави – дескать, лично против него, Гайдара, он, Руцкой, ничего не имеет. Впрочем, это не помешало ему, выйдя из студии, продолжать свой «обличительный» трезвон.
Люди, которыми мало-помалу стало насыщаться правительство Черномырдина после того, как он сменил Егора Тимуровича на премьерском посту, разительно отличались от команды Гайдара. По всем параметрам. Допустим, тот же Заверюха. Это весьма четко прорисованный природой и социумом человеческий тип. Даже если не знать, что в правительстве он занимается сельским хозяйством, в догадках трудно было ошибиться. Будь он немного помоложе, Заверюху с его кучерявой головой и стрижкой «под бобрик» легко было бы представить трактористом или комбайнером. Недаром журналисты пришли в такой восторг после того, как где-то удалось сфотографировать Заверюху с баяном в руках. Первый парень на деревне!
Позже – в более зрелом возрасте – он вполне мог бы сойти и за председателя колхоза, и за секретаря сельского райкома. Ну, и в правительстве его бесспорным местом стало, разумеется, место сельскохозяйственного министра или, бери выше, вице-премьера – куратора аграрной отрасли. Кураторство свое он рассматривал главным образом как святую обязанность «защищать интересы» родной отрасли, лоббировать их. Из-за чего, собственно, и произошел его известный конфликт с кандидатом на пост министра финансов Борисом Федоровым. На приглашение войти в правительство Борис Григорьевич заявил, что он в него войдет лишь при условии, что будет заменен председатель Центробанка Геращенко, а сам он, Федоров, станет располагать тем же статусом, что и Заверюха.
Помимо прочего, сам такой ультиматум – дело неслыханное по традиционным меркам. Какие ультиматумы! Смиренно поблагодари за оказанное доверие, оказанную честь и «не возникай». Но в том-то и дело, что ни Гайдар, ни Федоров не держались за правительственные посты, не стремились сохранить их любой ценой. И в этом было отличие их подхода – вполне обычного для цивилизованных стран – от традиционного совкового представления, когда утрата правительственной должности воспринимается как жизненная катастрофа.
Борис Федоров – формально он не входил в команду Гайдара, но, в принципе, по своим твердым либеральным взглядам вполне мог бы в ней оказаться, – всегда напоминал мне задиристого щенка, не отказывающего себе в удовольствии ввязаться в драку при всяком удобном случае и не соразмеряющего при этом свои силы с силами противника. Когда Борис Григорьевич предъявил свой нахальный и невыполнимый (для всех, кто вскормлен в Совке) ультиматум, а после бесшабашно пошутил, что скальп Геращенко все равно рано или поздно будет висеть у него на стене, это мое ощущение еще более усилилось.
Еще одна публичная характеристика, которую Федоров дал Виктору Геращенко:
«Он не является ни центральным банкиром, потому что не понимает, чем должен заниматься, ни экономистом, потому что элементарных вещей по денежному обращению в рыночной экономике не знает. (Умудриться прожить пятнадцать лет за границей и не понять, как там работает экономика!»).
Вообще-то Геращенко был намного старше Федорова, и, наверное, можно было бы как-нибудь «помягше», «помягше». Но для Бориса Григорьевича главным было дело. Геращенко топил реформы, а потому – не было ему пощады.
Аналогичное поведение не раз демонстрировал и Анатолий Чубайс. Забегая по времени несколько вперед, вспомнить хотя бы случай, когда Черномырдин взял его с собой в поездку в Нижний Новгород. Факт сам по себе знаменательный, демонстративный. Глава правительства как бы решил показать: вот, мол, не такие уж мы оппоненты, не такой уж Чубайс первый кандидат на вылет из правительства, как тогда принято было считать. Однако председатель Госкомимущества оказался верен себе – на встрече с областной общественностью, преимущественно сельскохозяйственной, он заявил довольно невежливо: дескать, крестьянам потому нравятся колхозы, что там можно воровать. Слова эти, естественно, были встречены неодобрительным гулом. А ведущий телевизионных «Подробностей» Сергей Доренко так прокомментировал этот эпизод: «Чубайса за своего не приняли».
Да, как-то не сходили они за «своих». Руководителю традиционного образца, такому, допустим, как тот же Заверюха, в голову не пришло бы сказать подобное. Такой поведенческий алгоритм для номенклатуры был непостижим. Тут все делалось наоборот, все – прямо противоположно тому, что предписывала чиновничья мудрость с самых первых, самых азбучных шагов карьерной учебы. Здесь все делалось как бы себе во вред.
…Молодые интеллигенты, по недосмотру обосновавшиеся на какое-то время на высших правительственных постах, довольно быстро были выдавлены оттуда почти полностью. Да и вообще пребывание у власти, почти на самом верхнем этаже, столь большого числа молодых, образованных, энергичных людей – при Гайдаре составивших костяк правительства, – конечно, явление для нашей страны совершенно необычное. Такого никогда не было и вряд ли еще будет в скором времени. Правящая номенклатурная «элита» очень редко позволяет себе такого рода недосмотры. И в этой охранительной миссии ее вполне поддерживает тупая обывательская масса.
Парадоксы времени
Посмотрим на некоторые другие публикации в газетах тех дней…
На пятой полосе «Известий» за 26 февраля 1992 года снимок: следы недавней войны в Персидском заливе – на улицах городов Кувейта груды изуродованных взрывами иракских военных автомашин, возле которых резвятся местные ребятишки. Страна с трудом оправляется от кровопролитной бойни, залечивает свои раны. Но вот парадокс: сообщается, что недавно она предоставила республикам СНГ, на территории которых никакой войны вроде бы не было, миллиардный (!) кредит.
Впрочем, в заметке, которую как бы иллюстрирует это фото, бодро сообщается, что Россия и дальше, как Советский Союз, будет «сотрудничать с арабскими странами» в военной области, то есть в немеряных количествах поставлять в них вооружение. Это «сотрудничество» до сих пор держит нашу страну в роли политического заложника, по крайней мере, некоторых стран арабского Востока (другие государства этого региона вроде бы перестали испытывать нужду в нашем оружии). Иллюстрацией может служить хотя бы нынешняя ситуация вокруг Сирии, в «разруливании» которой наши политики и дипломаты упрямо занимают довольно тупую, абсолютно проигрышную позицию. В результате умудрились восстановить против себя почти весь мир. В друзьях – лишь уходящий в небытие сирийский тиран и… тоталитарный Китай.
В нищие 90-е годы, в условиях экономической катастрофы, столь жесткое подчинение внешней политики требованиям экономики, – валюту надо же было откуда-то брать, других источников не существовало, – такое подчинение еще можно было как-то понять и оправдать, однако в «жирные» нефтяные 2000-е и 2010-е его трудно объяснить чем-либо иным, как только желанием удружить каким-то частным интересам в России.
Великий соблазн – доллары
Этой же теме посвящена и другая заметка, на шестой известинской полосе – «МиГ-29 летит в Иран». Эту заметку «Известия» перепечатывают из начинавшей тогда выходить в России и США российско-американской газеты «We/Мы» (тоже заметное событие того времени).
Автор – американский журналист, и он-то уже не жалеет слов, своих и цитируемых им, для критики воспринятой от Союза российской инерции в деле вооружения разнообразных одиозных режимов – в частности, агрессивного исламистского режима Ирана.
«Последние советские (теперь российские – О.М.) поставки в Иран, – пишет автор, – включают несколько эскадрилий (около 200 самолетов) истребителей МиГ-29 и истребителей-бомбардировщиков Су-24; сотни (! – О.М.) танков Т-72, бывших основой бронетанковых сил Ирака во время войны в Заливе; несколько подводных лодок класса «Кило» водоизмещением 2000 тонн».
Вот ведь, всё знают, канальи, сколько чего куда поставляется! За что, спрашивается, наши «первые отделы» деньги получают? Цифры действительно нехилые. При этом Иран не скрывает, что бывшие советские, а теперь российские подлодки, например, будут использоваться не просто для демонстрации его возрастающей военной мощи, а для вполне реальных, вполне конкретных целей – чтобы контролировать вход в порты Персидского залива, через которые проходит более одной шестой части мировых поставок нефти. Это-то больше всего и беспокоит тех, кто поставляет нефть, и тех, кому она предназначается, то есть страны Арабского Востока и западные страны.
На Западе вполне понимают, с чем связано столь активное содействие новой России (вроде бы провозгласившей, что она будет следовать разумным, миролюбивым принципам в своей внешней политике), массированному перевооружению агрессивного исламистского режима: да, российский президент Ельцин предпринял шаги, ограничивающие поток вооружений в некоторые «действительно опасные» страны – Ирак и Северную Корею, но готовность Ирана платить в твердой валюте «оказалась слишком большим соблазном для руководителя России». Что верно, то верно.
Впрочем, как пишет автор, и США поставляют в этот регион – правда, не в Иран, туда поставки заморожены, – достаточное количество вооружений. В пересчете на доллары саудовцы, например, получили от США намного больше оружия, чем Россия продает Ирану.
«Среди вооружений, которые США продали Ирану, – реактивные истребители F-15, танки М60, ракеты «Стингер», вертолеты «Апач», противотанковые ракеты «Тоу», танки М1А1. Недавно заключен также контракт на поставку ракетных комплексов «Пэтриот» на сумму 3,3 миллиарда долларов».
Весьма самокритичное признание американского автора.
Правда, Саудовская Аравия – это все же не совсем то, что Иран.
…Российско-американская газета «We/Мы», издававшаяся российскими «Известиями» и американской газетой «Hearst», просуществовала около года и была вынуждена прекратить свое существование из-за того, что в России ее выпуск обложили немыслимым налогом – в 600 процентов. Тогда вообще было много налоговой бестолковщины.
Олег Мороз
Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».
