Возвращение «Седого лиса»
День за днем. События и публикации 7 марта 1992 года
комментирует обозреватель Аркадий Дубнов*
Ровно 20 лет назад, 7 марта 1992 года в Грузию из России вернулся Эдуард Шеварднадзе. Бывший член Политбюро ЦК КПСС, экс-министр иностранных дел СССР, бывший коммунистический лидер советской Грузии, а до этого глава грузинского МВД, личность к тому времени ставшая чуть ли не легендарной в международном масштабе, – вместе с Горбачевым «разрушил» берлинскую стену – Шеварднадзе для значительной части грузин был культовой фигурой. Именно на его авторитет и связи с мировыми лидерами рассчитывали члены Военного совета Грузии Тенгиз Китовани, Тенгиз Сигуа и Джаба Иоселиани, в январе того же года совершившие государственный переворот и свергнувшие президента Звиада Гамсахурдиа. В Грузии уже фактически шла гражданская война между звиадистами и новыми властями и прибытие Шеварднадзе позволяло надеяться на консолидацию нации вокруг непререкаемого лидера.
«Известия» 7 марта публикуют большой репортаж Георгия Иванова-Смоленского «Шеварднадзе возвращается в Грузию». В нем подробно рассказывается о пресс-конференции, которую он дал 6 марта во Внешнеполитической ассоциации в Москве. Шеварднадзе заявил, что его «нынешний выбор не есть только мой личный выбор».
«Продиктованный зовом ответственности, он согласован с волей многих моих соотечественников, подчеркнул Шеварднадзе, я возвращаюсь не как частное лицо, а как политический и общественный деятель», заметив, что главное для него не это, а стремление оказаться максимально полезным своему народу».
Перед поездкой в Грузию Шеварднадзе, по его словам, заручился поддержкой ряда крупных политических лидеров. В частности, «накануне у него состоялся телефонный разговор с Борисом Николаевичем Ельциным, и тот обещал ему максимально возможную поддержку в стабилизации экономического положения республике». В случае, если Грузия пойдет по демократическому пути, всестороннюю поддержку, как сказал Шеварднадзе, ему обещали его многочисленные друзья за рубежом, причем, не только политические лидеры, но и деловые круги.
Шеварднадзе сказал, что «не будет спешить» с рассмотрением вопроса о вступлении Грузии в СНГ. «Надо учитывать настроения народа, заметил он, – возможно, это потребует проведения референдума, пока же лучше заключать двухсторонние соглашения с суверенными республиками». Шеварднадзе не стал скрывать, что готов участвовать в президентских выборах, если они будут назначены, но пока институт президентства в Грузии, считает он, еще «подлежит обсуждению».
Заметим, что спустя три года, в 1995-м, когда реальная власть в республике была уже полностью сосредоточена в его руках, Шеварднадзе без труда победил на президентских выборах, повторив этот успех спустя пять лет, в 2000 году.
Но тогда, в 1992-м в Москве бывший советский мининдел позволял себе легкое кокетство, отвечая на вопрос, как он поступит, если выяснится, что, несмотря на растущую на родине популярность, его возвращение вызовет в Грузии дестабилизирующий эффект:
«Если только я почувствую, что вношу диссонанс, на другой день я возьму билет обратно. За рейтингом я постоянно слежу. И то, что он существенно повышается, вызывает у меня только волнение – сумею ли я справиться со своими задачами. Главное мое чувство сейчас — это чувство ответственности».
Вот как описывает современный историк возвращение Шеварднадзе на родину:
«Солнечным субботним днем 7 марта 1992 года толпа в две тысячи человек встречала в Тбилисском аэропорту прилетевшего из Москвы Эдуарда Шеварднадзе. Уже было известно, что следом в аэропорту начнут разгружаться самолеты с гуманитарными грузами. Звиадисты в этот день отважились только на маленький митинг протеста. В небольшой приветственной речи Шеварднадзе оптимистично оценил будущее нации («Народ устал от мнений, но я верю в его готовность начать полнокровную созидательную деятельность, верю в успех») и свое собственное («Я прибыл не как частное лицо, а как политический деятель, ощущающий потребность начать работу, засучив рукава»). Из аэропорта Шеварднадзе проследовал в Сионский собор, где зажег свечи во славу Господа и во имя спасения Грузии, а затем отправился на проспект Руставели и осмотрел разрушения. 8 марта Шеварднадзе встретился в своей резиденции с Китовани и Сигуа, обсудил с ними вопросы экономики, а на пресс-конференции изложил свою программу («свободные выборы», создание «сильных демократических институтов» и нормализация экономики; во внешней политике – курс на полную независимость, отказ от вступления республики в СНГ). Наконец, на четвертый день пребывания в Грузии Шеварднадзе стал во главе ее правительства: вечером 10 марта Военный Совет самораспустился, и взамен был создан Государственный Совет, призванный выполнять функции президента и парламента. Госсовет составили 56 представителей 20 политических партий, его главой (председателем) был избран Шеварднадзе. Затем был сформирован Президиум Госсовета: председатель – Шеварднадзе, его заместитель – Джаба Иоселиани, премьер-министр – Тенгиз Сигуа, а его заместитель – Тенгиз Китовани. Каждый из них получил право вето, еще одно право вето – весь остальной Госсовет. Сейчас уже мало кто помнит, что Грузия в тот момент была первой страной в СНГ, где произошел военный переворот. Ситуация в стране выглядела критической и крайне нуждалась в экономической помощи. Продолжался топливный кризис. Перестали летать грузовые самолеты. Цены в магазинах и на рынках непрерывно росли. В начале марта прекратило функционировать тбилисское метро, и толпы людей запрудили улицы; 4 марта весь Тбилиси – случай беспрецедентный – оказался без электричества. Именно в эти дни Эдуард Шеварднадзе, приехав в США, учредил в Майами Фонд возрождения и спасения Грузии. Говоря о ситуации на своей родине, он подчеркивал, что не время разбираться, кто прав и кто виноват; главное – помочь страдающему грузинскому народу и спасти молодую демократию, под которой он подразумевал режим Военного Совета. Мало кто тогда сомневался, что именно Шеварднадзе стоял за его лидерами, сместившими президента Гамсахурдиа, хотя бывший грузинский партийный лидер всегда это отрицал. Надо отдать должное Шеварднадзе, когда почти 12 лет спустя, в ноябре 2003-го, сам оказался в роли Гамсахурдиа, - «революция роз» угрожала гражданским, а то и военным противостоянием в стране, если он откажется добровольно уйти в отставку, - «седой лис» не стал доводить дело до кровопролития и подписал заявление о своей отставке. Впрочем, вряд ли это бы оказалось возможным, если бы не миротворческие усилия тогдашнего министра иностранных дел России Игоря Иванова, по отцовской линии имеющего грузинские корни. История оставила видеокадры потрясенного и плохо владеющего собой на тот момент еще президента Грузии, говорящего в телекамеру российского телевидения: «Эти ребята (оппозиция – А.Д.) ни перед чем не остановятся! Мы три месяца все терпели, оскорбления, все... Но теперь я должен использовать свои полномочия!».
Эта тирада означала одно: президент был готов отдать приказ применить силу к «розовым революционерам», даже, несмотря на переданные ему по дипканалам призывы из Москвы и Вашингтона решить дело миром и не упорствовать. Игорю Иванову удалось в течение дня 23 ноября дважды по отдельности встретиться с лидерами оппозиции Зурабом Жвания и Михаилом Саакашвили, а потом с Шеварднадзе, потом усадить их вместе, а потом оставить их наедине, после чего президент сдался на милость победителей и предотвратил гражданскую войну.
Но все это было гораздо позже, в начале ХХI века, когда Шеварднадзе стукнуло уже 75 лет… А тогда, в марте 1992-го он быстро прибирал к рукам власть, уже через несколько дней после возвращения, возглавив Госсовет, он объявил программу радикальных экономических преобразований. Был создан Временный штаб по координации экономической реформы, и началась политика «шоковой терапии». Госсовет отменил установленный при Гамсахурдия в ноябре 1991 года высокий налог на регистрацию совместных предприятий, облегчил приватизацию и декларировал свободу торговли.
В те же дни резко обострилась ситуация на западе Грузии, в Менгрелии, значительную часть которой контролировали сторонники Гамсахурдия. На другой день после образования Госсовета они захватили провинциальный Зугдиди и взяли в заложники 17 бойцов правительственной армии. Дороги в Абхазию оказались перекрытыми, на подступах к Зугдиди встало полуторатысячное мингрельское ополчение. Главным объектом ненависти мингрелов были бойцы «Мхедриони» (всадники), полувоенного формирования под командованием Джабы Иоселиани, творившие беспредел в Западной Грузии.
В июле–августе 1992-го мне довелось две недели провести в поездке по Грузии и Северному Кавказу. В Тбилиси, Сухуми и Грозном я встречался со многими политиками и военными, в том числе, с Эдуардом Шеварднадзе, Звиадом Гамсахурдия, нашедшем тогда убежище в чеченской столице, с президентом Чечни Джохаром Дудаевым. Никогда не забуду рассказы, которые мне довелось слышать в Зугдиди от местных жителей. Однажды им удалось взять в плен командира Национальной гвардии, верной Госсовету, Георгия Каркарашвили и бывшего министра обороны Грузии Бесика Кутателадзе. Их привели на ночлег в дом, сына хозяев которого звиадисты незадолго до этого зверски убили. Ничего об этом им не говоря, родители погибшего и его вдова накрыли пленникам стол, подали угощение, постелили постель. А наутро им рассказали, в чьем доме, на чьей постели они провели ночь… А потом с миром отпустили.
Такое могло быть только в Грузии.
Незадолго до этого Джаба Иоселиани, выступая по грузинскому телевидению, отвергая предложение о диалоге власти в Тбилиси с менгрелами – сторонниками Гамсахурдия, выразился предельно ясно: «О чем с ними можно говорить, их всех нужно истребить и заселить эту землю другими».
Привожу эти детали потому, чтобы яснее охарактеризовать сложившуюся тогда обстановку в Западной Грузии, куда выехал Шеварднадзе в попытке найти пути национального примирения. Это решение требовало изрядного мужества и даже благородства. Но оказалось безуспешным, его везде встречали ожесточенные мужчины и женщины в черном, на груди которых висели портреты погибших мужей, отцов, детей… Примирения не вышло.
После возвращения из Зугдиди, 1 августа 1992 года Эдуард Шеварднадзе дал мне интервью в своей резиденции в Тбилиси. «Мы стараемся быть честными, откровенными, вести диалог с кем угодно, где угодно, рассказывал он о своей попытке миротворчества, – я хочу сказать, давайте забудем о старом, о том, что было при президенте (Гамсахурдия – А.Д.), при коммунистах, начнем все сначала…»(Еженедельник «Новое время», номер 36, 1992).
На мой вопрос, «не жалеет ли он, что вернулся?», Эдуард Шеварднадзе ответил «Нет, ни в коем случае! Конечно, умный политик бы не вернулся, если он думал о своей судьбе, то не имел права вернуться. Может быть, это был бы полный крах, может физически опасно… Но я должен был пойти на это. Наоборот, я сказал бы сейчас, что я человек счастливый, я знаю то, что я делаю, нужно народу…» (там же - А.Д.).
Спустя несколько дней, встречаясь со мной в Грозном, Звиад Гамсахурдия назвал возглавляемый Шеварднадзе Госсовет «сбродом преступников, криминальной интеллигенцией, отщепенцами общества…».
Были ли ошибки, которых, начни все сначала, он постарался бы избежать на посту президента?
– При чем тут ошибки? Их может сделать каждый на моем месте. Но мне же постоянно мешали…, – ответил Гамсахурдия.
Любопытно, что примерно так же на днях отвечал 84-летний Шеварднадзе на вопрос корреспондента грузинского журнала о годах своего президентства в связи с 20-летием возвращения в Грузию. «Я сделал все, для чего приезжал, заявил он, – я мог сделать и больше, но потом выросли эти ребята, Жвания и Саакашвили, они почувствовали вкус власти, должностей и устроили Шеварднадзе заговор».
Неспособность признавать свои ошибки свойственна не только грузинским политикам. Но только Эдуарду Шеварднадзе, единственному из лидеров постсоветского пространства удалось не только выжить после своего насильственного смещения с власти, но и остаться жить на родине. Более того, он позволяет себе критиковать нынешние грузинские власти. Отчасти этим он похож на Михаила Горбачева, позвавшего его в 1985 году в Москву и возвысившего до уровня члена Политбюро, назначив главой советского МИД.
Впрочем, отношения между ними к концу Перестройки испортились. В 1990-м Шеварднадзе заявив об угрозе правого переворота в СССР, громко подал в отставку. А когда позже, перед самым концом Союза, Горбачев предложил ему вернуться на пост министра иностранных дел, Шеварднадзе ответил отказом. Покойный ныне Александр Николаевич Яковлев, бывший тогда членом Политбюро, приводит этот состоявшийся при нем разговор в своей книге «Сумерки» (Москва, 2003):
– Почему, растерянно спросил Горбачев
– Я вам не верю, Михаил Сергеевич, – последовал жесткий ответ.
Чего-чего, а в мужестве «седому лису» отказать трудно.
Аркадий Дубнов
Международный обозреватель газеты «Московские новости». Закончил МЭИ, работал в НИИ и на АЭС. В журналистике с 1990-го: «Демократическая Россия», «Новое время», «Радио Свобода», «Время новостей». 20 лет наблюдает за тем, что происходит на месте бывшего Союза.
