Ельцин Центр

 

День за днем. События и публикации 3 августа 1991 года
комментирует обозреватель Олег Мороз*

 

«Я ему говорил, что будет переворот»

 

3 августа 1991 года. Завтра Горбачев собирается ехать в отпуск. В тот самый роковой отпуск – в Крым, в Форос. Многие до сих пор недоумевают: как он мог покинуть Москву в такой напряженный момент? Неужто не чувствовал: что-то назревает, надо быть на месте, надо быть начеку?  

 

В один из тех августовских дней 1991 года я беседовал с Александром Николаевичем Яковлевым, бывшим членом Политбюро, бывшим (к тому моменту тоже уже бывшим) старшим советником Горбачева, одним из самых близких ему людей. Как считалось – главным идеологом перестройки. Спросил его, как он оценивает обстановку. Яковлев оценивал ее как очень тревожную:

 

− Сейчас какое-то непонятное затишье… Может быть, связанное с августовскими отпусками. Но такие затишья меня настораживают. В целом же, чем ближе к концу, тем раненый зверь становится опаснее.

 

Интересуюсь, как, по его мнению, владеет ли Горбачев ситуацией? В частности, остаются ли под его контролем армия, МВД, КГБ? Последние события в Прибалтике, Закавказье заставляют усомниться в этом.

 

− Вы знаете, я не располагаю ни малейшей информацией конкретно по этому вопросу, − признается мой собеседник, − но у меня лично такое представление, что существует какая-то сила, которая вроде бы всем эти командует…

 

Никакого контроля со стороны Горбачева над силовыми структурами к этому моменту уже, конечно, не было. Пройдет немного времени, и руководители армии, КГБ, МВД − Язов, Крючков, Пуго − предстанут перед честным народом как главные мятежники − члены ГКЧП.

 

− Неужели, − удивился я, − вы, будучи старшим советником президента, не говорили с ним об этом?

 

− Ну почему же? Почему же не говорил?

 

– Сказали ему: что-то такое назревает?

 

− Да, я ему сказал, что будет переворот…

 

− Какова же была его реакция?

 

− …Я ему сказал, что будет переворот. А он мне: «Саша, брось ты. Ты переоцениваешь их ум и храбрость». Ничего я не переоценивал. Я знал их всех как облупленных.

 

Это поразительное легкомыслие, проявленное Горбачевым, до сих пор остается загадкой. Некоторые за этим усматривают, что и сам президент каким-то образом был втянут в заговор: понимал, что никаким другим способом, кроме как силовым, – причем на этот раз уже самым решительным и серьезным, – Союз уже не спасти, но сам в насильственных действиях, как всегда, участвовать не пожелал, позволил попытать счастья на этом пути «верным соратникам», закрыл на это глаза, удалился в Крым − дескать, валяйте, пробуйте, получится, так получится, не получится − не обессудьте…

 

Сторонников этой версии сильно в ней укрепило и то, что, вернувшись из Крыма после подавления путча, Горбачев бросил журналистам, ожидавшим от него искреннего, честного, подробного рассказа о том, как все случилось, иные слова: дескать, все равно всего я вам не расскажу…

 

То, что Горбачев как-то участвовал в заговоре, потому и удалился в Крым, чтобы развязать заговорщикам руки, – это версия. Если же верить воспоминаниям еще одного близкого Горбачеву человека – его помощника Анатолия Черняева, – причиной, почему Горбачев не отложил отпуск, была обыкновенная человеческая усталость. Пытаясь спасти Союз, остановить процесс его распада, который он сам же и запустил, начав перестройку, «Горби» надорвался. Спасение ему виделось в новом Союзном договоре. И вот договор готов, со всеми, кто выразил намерение его подписать – а это, по крайней мере, девять республик (уже не пятнадцать!) – согласован. 20 августа начнется подписание…

 

И вот разговор Черняева с Горбачевым 3 августа, накануне отъезда президента в Форос, на объект «Заря»:

  «[Горбачев] ...Присел на подлокотник кресла.
  «Устал я, Толя, до черта, а завтра перед отъездом придется проводить заседание правительства: урожай, транспорт, долги, связь, денег нет, рынок распадается. Павлов (премьер-министр, уже, по-видимому, согласившийся войти в состав ГКЧП – О.М.) заявляет: если, мол, вы не придете, ничего не получится (с республиканскими премьерами). Все тянут на себя, в разные стороны, и одно только у них: дай, дай, дай! Везде – труба».
  Вдруг вспомнил о своем ночном сидении за пару дней до этого с Ельциным, Назарбаевым в Ново-Огареве. Условились, говорит, с ними о Союзном договоре и последующих выборах… «Ох, Толя, до чего же мелко, пошло, провинциально у нас идет. Смотришь и думаешь: бросить бы все! Но на кого бросить-то? Устал».

Набирает силу самоуправление

 

Жизнь между тем продолжается. «Известия» сообщают: «Создана ассоциация органов самоуправления г. Москвы». Ее цель – помогать уже возникшим в городе многочисленным советам и комитетам самоуправления при решении межрайонных и общегородских проблем.

 

Господи! Сколько всего нового, вдохновляющего посыпалось нам тогда на голову: свобода, демократия, гласность, многопартийность, выборы разнообразных начальников (через трудовые коллективы)… И вот – самоуправление. То, о чем всю жизнь хлопотал Солженицын как об основе государственного устройства.

 

Где теперь это самоуправление? С какой стороны ни заглянешь, – повсюду одна только «вертикаль власти». Чиновничьей власти. Хоть на уровне страны, хоть на уровне города. Г-н Собянин, только встав на пост мэра, сразу прошелся по Москве посильнее, чем ураган по Благовещенску. Одним чихом снес чуть ни все торговые ларьки – они, дескать, мешают движению, создают пробки. Что-то я не видел, чтобы хоть один ларек был возведен посреди дороги…

 

Услужливые холопы заодно снесли и уличные сортиры. Чтобы не портили эстетику. Пусть уж лучше граждане, как всегда бывало, в подъездах писают, лишь бы начальнику было «красиво».

 

Тут бы и вмешаться самоуправлению. Не их ли это прямая задача – разумно и неспешно организовывать человеческую жизнь в каждом районе и микрорайоне? Да где там. Не видно и не слышно об этих самоуправляющихся органах. Нет, на бумаге они вроде бы где-то еще существуют, но в реальности их не видно и не слышно. Прячутся где-то по своим норам.

 

Коммунисты хотели превратиться в демократов…

 

В Москве проходит учредительная конференция новой партии, сообщают «Известия». Партии тогда росли, как грибы. Но эта особенная. Послушайте, как называется – «Демократическая партия коммунистов России». Гм… Коммунисты и демократия… Странно как-то.

 

Возникла эта партия (вернее, попыталась возникнуть) из парламентской группы «Коммунисты за демократию», которая откололась от фракции «Коммунисты России» на III внеочередном Съезде народных депутатов РСФСР в конце марта – начале апреля. Этот раскол в стане коммунистов был одним из решающих обстоятельств, не позволивших тогда красным скинуть Ельцина с поста председателя Верховного Совета РСФСР. Такое намерение у них возникло (и получило поддержку Кремля) после того как Ельцин в телеинтервью 19 февраля потребовал отставки Горбачева.

 

Возглавлял «демократических коммунистов» полковник Руцкой. Этот его храбрый демарш, а также гвардейские усы не остались незамеченными в ельцинском окружении. Окружение посоветовало Борису Николаевичу сделать его партнером на российских президентских выборах – в качестве кандидата в вице-президенты. Сам Ельцин долго не мог остановиться на какой-то подходящей кандидатуре. Так Александр Руцкой стал вице-президентом и генералом.

 

Между прочим, прекрасно себя проявил во время вскоре грянувшего путча. Вообще мог бы войти в историю со знаком плюс. Но… Как говорится, «жадность фраера сгубила». Жадность до власти. Ошибся в нем Борис Николаевич. Предателем вице-президент оказался.

 

Не вошла в историю и Демократическая партия коммунистов России, о создании которой хлопотал Руцкой. Хотя партии тогда регистрировались мгновенно, без всяких проволочек, без всякого крючкотворства. Учредительный съезд ДПКР прошел 2–3 августа, а 10 сентября Минюст уже зарегистрировал ее.

 

Так же обстояло дело и с большинством других партий. Во были времена!

 

Заслоны на «границах»

 

Повсеместно явление: Союз еще не развалился, только еще собирается это сделать, а административные границы республик и областей становятся непересекаемыми. Республиканские и областные власти вводят запрет на вывоз со своих территорий разнообразных товаров, производимых на этих территориях, прежде всего продовольственных. Дескать, у нас вот тут произрастает кое-что, с голоду не подохнем, а вы как хотите…

 

Труднее всего, конечно, приходится тем регионам, где ничего или мало что произрастает съедобного, а по бартеру выменять у сельскохозяйственных соседей тоже не очень получается.

 

На второй странице «Известий» за 3 августа статья о такой ситуации в Челябинской области: такого рода запрет принял местный облисполком.

 

Вроде бы Челябинская область не очень сельскохозяйственная, скорее промышленная, съестного там вывозить особенно нечего. Но тут, видимо, вступает в силу другая логика: не отдадим последнего!

 

Любопытно, что ограничения распространяются не только на перевозки, которые ведут предприятия и организации, но и на то, что везут в своих чемоданах и рюкзаках отдельные граждане. Гражданам разрешается провозить в личном багаже за пределы Челябинской области не более пяти килограммов продуктов питания, причем одного наименования – не более килограмма. Запрещена также отправка продовольственных посылок.

 

Так и представляешь, как граждан «шмонают» перед посадкой в поезда и самолеты, какой стоит крик и визг, какие истерики закатываются.

 

Интересно также, куда «конфискат» девают. Надо полагать, идет в доход милиции. Куда же еще?

 

Нет, это уже конец света!

 

Советское – значит, лучшее!

 

Тогдашнее распространенное увлечение – перевод оборонных предприятий на выпуск гражданской продукции, конверсия. Логика понятна: оборонный заказ сокращается – давайте делать то, что требуется мирным людям, на что есть спрос. Вроде бы оборонщики – люди умелые. Как же, самолеты-ракеты делали, неужели утюги-кастрюли не сумеют? С утюгами-кастрюлями, может, кое-что и получалось, но вот с изделиями посложнее…

 

На Макеевском заводе «Скиф» решили наладить выпуск магнитофонов и магнитол под тем же былинно-степным названием «Скиф», составить, так сказать, конкуренцию всяким зарубежным «Панасоникам» и «Шарпам», о которых советский народ тогда получил уже некоторое представление.

 

Но вот незадача: «Панасоники» и «Шарпы» у советских потребителей прекрасно работают, а наши макеевские «Скифы» упрямо не желают это делать. Как пишут «Известия», официально как брак на завод возвращается около четырех процентов «скифской» продукции. Дальше в статье идет непонятный текст: «Еще около тридцати процентов, например, магнитол, оказываются бракованными в результате (выделено мной –О.М.) заводской рабочей подгонки. Их доводят и отправляют в торговую сеть». Это как? Брак образуется в результате «рабочей подгонки» или в результате «доводки». В общем, похоже, брак делают едва ли не умышленно. При этом читаем глубокомысленный вывод: «У «Скифов» отвратительная ремонтоспособность, их трудно чинить».

 

Вот еще один термин придумали, надо полагать, совершенно непонятный иностранцам, – «ремонтоспособность». Вы можете себе представить, чтобы кто-нибудь сказал: «У «Мерседесов» отвратительная ремонтоспособность, их трудно чинить»?

 

Между тем уже двадцать лет мы слышим всхлипы: в Советском Союзе была такая замечательная промышленность, а негодяи-демократы ее разрушили! Какая была замечательная промышленность, даже в какой-то степени «оборонка» (не вся, конечно), мы видим на примере этих «Скифов».

 

Такие вот замечательные «стартовые условия» существовали при вхождении замечательной советской промышленности в рынок. Да и сам рынок оказался довольно уродским. Автор статьи о «Скифах» предпосылает ей подзаголовок: «Отчего хороший отечественный магнитофон остается для нас недосягаемой мечтой?» Мы и сегодня, спустя двадцать лет, можем задать такой же вопрос касательно многих изделий – тех же отечественных магнитофонов, компьютеров, ноутбуков, мобильников… Да тех же автомобилей, наконец.

 

Одна надежда на «Сколково» и нанотехнологии. Может быть, они нас куда-нибудь вытащат?

 

Бардак на шахтах

 

Как известно, на шахтах, и раньше, и сейчас, регулярно происходят несчастные случаи.

 

Такова уж специфика горного дела. Но причины аварий на шахтах все же разные. Есть такие, которые трудно предвидеть и предотвратить, есть другие, – которые вызваны обычным разгильдяйством.

 

В стране увеличивается бардак. Увеличивается он и на шахтах. «Известия» пишут… На шахте «Хакасская» разработка месторождения велась в направлении расположенного неподалеку водохранилища. Трудно было предусмотреть, чем это грозит? Увы, прогностических способностей у шахтного начальства, видимо, не хватило. Действовало одно соображение: «Авось!..» Авось, пронесет.

 

Не пронесло. После многодневных дождей на водохранилище размыло дамбу. Хлынувшая оттуда вода затопила электроподстанции шахты, вывела их из строя, парализовала насосную станцию, полилась в забой. А у шахтеров не оказалось даже аварийного насоса…

 

На другой шахте, «Ключевской», засыпало шахтеров. Тоже из-за бардака: более суток кровля забоя оставалась без крепления, никто не соизволил проконтролировать.

 

На «Ключевской» это был уже третий за полгода несчастный случай, сопровождавшийся гибелью шахтеров.

 

Правду сказать, в ту пору шахтеры оказались самой боевитой группой населения, не пожелавших мириться ни с возрастающим бардаком, ни с нищенской зарплатой, ни с чудовищными условиями труда… Пресса каждый день сообщала о шахтерских забастовках, о перекрытии автомобильных и железных дорог, о стуке шахтерских касок на Горбатом мосту возле Белого дома…

 

И эта боевитость не оставалась без результата. В конце концов шахтеры своего добивались.

 

Их примеру следовали и другие.

 

А нынче что-то ничего не слыхать о забастовках. Ни о шахтерских, ни о каких других. Может, все всем довольны? Упаси Бог, я к ним не призываю. Просто констатирую разницу во времени. Тогда было время свободы, живой социальной жизни.

 

Войска уходят из Восточной Европы… без штанов

 

Статья в «Известиях» о выводе наших войск из Венгрии – «Войска ушли, но остались проблемы…»

 

Проблемы заключались в том, что, уходя, наши военные оставили в некогда «братской» стране огромное имущество - 181 военный городок, четырнадцать с половиной тысяч квартир, сотни административных и технических зданий, среди которых госпитали и поликлиники, магазины и кафе, дома офицеров и солдатские клубы, котельные, гаражи, аэродромы, заводы… Всего имущества, по подсчетам наших военных – на 53 миллиарда форинтов. Но венгры ничего не желают платить. Еще и с нас деньги требуют за экологический ущерб, нанесенный стране во время многолетнего пребывания наших войск на их территории – ни много, ни мало 66 миллиардов форинтов, то есть больше, чем стоит все оставляемое имущество. К тому же, оказывается, и государственный долг перед Венгрией на нас висит – 1,7 миллиарда инвалютных рублей. Так получилось в результате замечательного товарного обмена: им продавали нефть и газ по дешевке, а за их «Икарусы» платили по полной цене.

 

Если бы получили хоть что-то от венгров, можно было бы использовать деньги на обустройство выводимых войск дома. А так – ни дома денег нет, ни здесь ничего не дают…

 

Думали ли когда-либо те из наших руководителей, которые вбухивали миллионы в военную инфраструктуру на территории Венгрии, что так вот, буквально без штанов, придется уходить? Не думали, конечно. Полагали, что навечно там останемся. Будем вместе с венгерскими товарищами держать фронт перед натовскими агрессорами. Еще и ядерным оружием им будем грозить [среди оставляемых военных сооружений – хранилища для ядерных боеприпасов (пустые, конечно), огромный подземный командный пункт, рассчитанный на функционирование в условиях ядерной войны].

 

В общем, удивительные гиганты мысли руководили нашей советской страной.

---