Крот истории делает свое дело
День за днем. События и публикации 8 марта 1992 года
комментирует обозреватель Аркадий Дубнов*
«Московские новости» 20-летней давности мне, обозревателю нынешних «МН», читать чрезвычайно интересно. А еще рискну заметить, – грустно. Разумеется, дважды в одну воду не войти, сегодня «МН» – ежедневка, 20 лет назад – еженедельник. Не сравнить их и по популярности, и влиятельности прежняя – та, которую воссоздал Егор Яковлев, была одним из моторов перестройки, реальным двигателем перемен.
Помню, как мне, бывшему в 1991 году заместителем главного редактора еженедельника «Демократическая Россия», довелось вместе с моим главредом Игорем Клямкиным (другим главредом, – у нас уже тогда был моден тандем, – был покойный ныне публицист и литературный критик Юрий Буртин) перед выборами президента РСФСР в июне 1991 года участвовать в совещании главредов нескольких центральных газет в кабинете у Егора Яковлева. Пришел Геннадий Бурбулис, рассказал, что Борис Ельцин, поддерживаемый «ДемРоссией», будет баллотироваться в президенты, взяв кандидатом в вице-президенты Александра Руцкого. Спорили долго и довольно яростно, Руцкой никого особенно не вдохновлял, но пришли к выводу, что связка с ним позволит увести левых избирателей от экс-премьера СССР Николая Рыжкова, шедшего в связке с генералом Борисом Громовым и других баллотирующихся в президенты коммунистов. Слово главреда «МН» Егора Яковлева было решающим.
8 марта 1992 года «Московские новости» вышли, как и полагается в этот день, с портретом молодой, красивой, а главное, – успешной женщины на первой полосе, Ирины Хакамада. Известная бизнес-вумен сидит у рабочего стола в рискованно короткой даже для перестроечных времен юбке так, что глаз не отвести! Так и хочется сказать: «умница, спортсменка, комсомолка», одним словом, – молодец! И статья про нее славная, на целую полосу, из которой читатель узнает про три ее замужества, одного сына, отца-японца, ортодоксального коммуниста, по этой причине эмигрировавшего из Японии.
«Я была членом КПСС с 1984 года, рассказывает про себя Ирина Хакамада, – вступила по чисто практической причине – хотела преподавать в вузе. Вышла из партии в 1989 году от подступившего чувства ненависти».
С уважением отношусь к Ирине, причем, с давних времен. Что делать, нравятся красивые и умные женщины, тем более, если они self-made women. Однако, вот что подумал, сколько таких женщин могло быть среди тех преподавателей вузов, школьных учителей, что были пригнаны на Поклонную гору 23 февраля, на Манежную 4 марта, потому что боялись потерять место в вузе и школе, получив его в обмен на демонстрацию лояльности к власти? Что должно произойти раньше, – они перестанут бояться или к ним «подступит чувство ненависти»? И приведет ли это чувство, если ему не сопротивляться, к чему-то конструктивному, к толерантному восприятию действительности, сопереживанию, социальной активности, исключающей революционный бедлам? Или будет преобладать заложенный в «отечественных» генах страх перед начальством, парализующий способность к самовыражению, стремление добиться справедливости?
Сегодня 20 лет спустя после той публикации в «МН», после долгих лет в активной политике, в руководстве Союза правых сил, после забега в президентской гонке – 2004, когда ее предвыборным лозунгом было – «я иду в президенты, чтобы Путин нас услышал», после честного призыва к лидерам правых взять на себя ответственность за провалы СПС на парламентских выборах и уступить место молодым, Ирина Хакамада сегодня сторонится политической тусовки. Занимая 71-ю позицию в списке 100 самых влиятельных женщин России, пропустив вперед Тину Канделаки и Ксению Собчак, Маргариту Симоньян и Ирину Винер, Алину Кабаеву и Людмилу Путину, Хакамада демонстрирует чувство стиля и даже некоторую брезгливую отстраненность к происходящему.
В своем блоге в ЖЖ она с разочарованием пишет о митинге оппозиции на Пушкинской 5 марта, на котором она присутствовала.
«Драматургия митинга построена на антипутинизме, а не на лозунгах движения после выборов… , пишет Хакамада, – если продолжать безответственно и беспощадно эксплуатировать протест и усиливать злобу, а не профессиональную борьбу, люди разочаруются в очередной раз, теперь уже в новых лидерах, в т.ч. и в Навальном».
В том же номере «МН» публикует большую статью известного историка Юрия Афанасьева, одного из сопредседателей знаменитой Межрегиональной депутатской группы Съезда народных депутатов СССР, автора фразы, ставшей легендарной, об «агрессивно-послушном большинстве» депутатов Съезда, сопротивлявшихся переменам конца 80-х.
«Власть и общество. Нельзя допустить их противостояния», так назвал свои размышления Ю.Н. Афанасьев.
Удивительные дела, сегодня, спустя 20 лет, такое впечатление, что страна решает все те же проблемы. Недаром говорят, что в России надо жить долго, чтобы дождаться перемен…
«Значительной частью общества сейчас овладело настроение тревоги и неуверенности. Послеавгустовская (после поражения путча ГКЧП в августе 1991-го – А.Д.) эйфория сменилась тем ощущением, которое Булат Окуджава в свое время выразил известной строкой: «...а в нашем доме пахнет воровством».
Упоминание про извечную российскую мороку сегодня, после успеха кампании Алексея Навального против «Единой России», заклейменной, как «партия жуликов и воров» (ПЖиВ) выглядит таким малозабавным дежавю, что даже уже и не смешит…
Историк дальше анализирует:
«Кризис общества зримо углубляется, а власть при этом (хотя внутренний раздел и передел ее продолжаются) относительно укрепляется и «стабилизируется» – образно говоря, обрастает жирком. Вместе с тем в сегодняшней общественно-политической ситуации в России, как, впрочем, почти всегда, очень много неясного. В стране по-прежнему нет отчетливо структурированного гражданского общества и соответственно четко оформленных политических партий, выражающих осознанные интересы тех или иных значительных социальных групп. Как результат — отсутствует и «партия власти» в обычном смысле этого термина: одни правящие структуры зачастую действуют, не ведая намерений других или вопреки им, так что очень трудно говорить о каком-то общем курсе властей, который можно было бы поддерживать или, напротив, которому следовало бы оппонировать. На первый план в политической жизни выходят отдельные личности, не опирающиеся на сколько-нибудь подробные программы и имеющие социальную опору лишь в той мере, в какой сумели эффективно апеллировать к здравому или нездравому смыслу отдельных категорий населения».
Разумеется, власть нынче выглядит совсем иной, но про ее «стабилизацию» и «жирок» – вполне адекватно. Впрочем, в России про власть сказать это можно всегда и никогда не ошибешься… Про гражданское общество тоже вполне современно.
Точен оказался прогноз Юрия Афанасьева и в отношении будущих событий, октября 1993–го в Москве:
«…Красно-коричневые», пытающиеся притянуть к себе вице-президента (Александра Руцкого – А.Д.), пока еще малосильны и могут стать подлинной угрозой для российской демократии лишь в перспективе (если мы окажемся не в состоянии предложить демократическую альтернативу нынешней администрации). Сегодня из демократии делают камуфляж уже реально стоящие за А. Руцким генералы и маршалы ВПК – как в мундирах, так и в цивильном. Другая номенклатурная группа подпирает амбиции Р. Хасбулатова (председателя ВС России – А.Д.), третья – всеобъемлющие чаяния Г. Бурбулиса (госсекретаря – А.Д.), но все хотят только одного –сохранить за собой власть, а то и заглушить потоком верхушечных решений живые ростки демократии. И все эти силы с разной степенью откровенности пытаются эксплуатировать «русскую (а точнее, великодержавную) идею»… А российское общество устранено от принятия решений по социально-экономическим преобразованиям страны».
Историк констатирует отсутствие среднего класса в России. В условиях 1992 года не бог весть какое откровение. Но Афанасьев упрекает власть в том, что она ничего не делает для формирования среднего класса, широкого слоя собственников: «фактически не проводится аграрная реформа, заторможена приватизация». И делает вывод:
«Пока в России нет мощного среднего класса, способного реально избирать и контролировать власть, противостояние общества и власти будет продолжаться, а их интересы неизбежно останутся несовпадающими. Общество, состоящее в большинстве своем из наемников, в условиях монополии госсобственности недемократизируемо».
Прошло 20 лет и появился средний класс, который сегодня с чьей-то легкой руки назвали «рассерженными горожанами». Они вышли на улицы, требуя возвращения себе права «избирать и контролировать власть», они потребовали справедливого к себе отношения, они дали знать, что готовы приступить к реальной демократизации общества, несмотря на все еще значительный класс «наемников», как выразился Ю.Н. Афанасьев, или нынешним языком, – бюджетников, а в значительной части и вовсе «деклассированных элементов», как любили выражаться в первые десятилетия советской власти. Так что, все то же, но уже по-другому, крот истории делает свое дело.
С другой стороны, этот крот может рыть иногда и в обратную сторону.
В этом можно убедиться, прочитав статью Елены Чекаловой, в которой она рассказывает об исследовании, проведенным «недавно воссозданным социологическим центром» при телекомпании «Останкино»(теперь Первый канал - А.Д.) во главе с Всеволодом Вильчеком. Среди результатов исследования интересными показались следующие:
«В целом люди ориентированы на демократические ценности. Уже произошли очень глубокие сдвиги в сознании, однако они еще не закреплены. Учитывая некоторую усталость (39,1 проц. считают, что сегодня у «Белого дома» было бы меньше защитников, чем в августе), есть опасность появления небольшой, но хорошо сплоченной группы штурмовиков, которые способны захватить власть, успокоив массы обещаниями стабильности. Опасность в том, что ситуация неустойчива, изменчива, что градус тепла может легко превратиться в градус холода. Короче, тревожность есть, и для нее в жизни есть основания. Но вместе с тем посмотрите, говорит Всеволод Вильчек, – мы уже живем в нормальном обществе – не агрессивном, достаточно терпимом, не шовинистическом, не настроенном иждивенчески».
С дистанции двадцати лет эти выводы отчасти кажутся стремлением выдать желаемое за действительное, какая там терпимость, где там социолог обнаружил отсутствие иждивенчества? Это что ли, через полгода после провала путча ГКЧП?…
Что называется, не смешите…
Интереснее в этом материале другое. Выяснилось, что в России тогда существовали во многом конкурирующие между собой программы новостей двух главных каналов, «Останкино» (перед этим Центральное телевидение, ЦТ – А.Д.) и РТВ (сегодня - РТР). Вильчек поясняет: «Аудитория «Вестей» сформировалась, когда РТВ противостояло ЦТ, - она моложе, демократичнее, социально сильнее, информированное. И потом суммарный рейтинг ведущих «Вестей» выше» (вспомните хотя бы Светлану Сорокину – А.Д.).
Согласитесь, сегодня трудно было бы различить подачу новостей Первого канала от стиля информационной службы канала «Россия», оба они являются средствами государственной пропаганды, которые чаще называют зомбоящиками. Так что, шаг вперед, два, а то и больше, – назад, сделало наше телевидение с 1992 года…
Последняя полоса «МН» 8 марта двадцатилетней давности была отдана знаменитому драматургу Александру Гельману, слава богу, ныне здравствующему.
«Человек стремится не к справедливости, а к счастью. Мысли вразброс».
Приведу отдельные «мысли».
«Почему демократы победили? Не только потому, что они выдвинули программу, близкую сторонникам демократии. Это само собой. Но они победили еще и потому, что их политические противники, а также примыкавшие к ним группы населения были уверены, что в случае победы демократов их не ждет ничего страшного. Сегодня в политической борьбе важно не только то, что та или иная партия принесет в случае победы своим сторонникам - не менее важно, какие перспективы откроются перед политическими противниками побелившей партии».
Архиактуальные мысли, как выразился бы вождь мирового пролетариата. Они поясняют отчасти, почему нынешним демократам, противникам действующего режима, будет труднее побеждать. Потому что чиновникам режима, членам ПЖиВ в случае ее отстранения от власти откровенно светит судебная перспектива.
Или вот еще, особенно актуальное в святой для советских женщин день 8 марта:
«Почему у нас женщины занимаются домашней работой значительно больше, чем мужчины? Только потому, что среди них мало пьющих. И вообще равенство полов, как и равенство поколений, никогда не достигается так полно, как в состоянии опьянения. Трезвое большинство старается внушить нам чувство вины, комплекс неполноценности. Но я хочу спросить: разве могло бы появиться, к примеру, атомное оружие, если бы наиболее талантливые физики с утра до ночи выпивали? Не могло бы! Так что не непьющие, а именно пьющие гении спасают человечество от гибели! Пьющие очень переживают друг за друга. Например, я могу засвидетельствовать, что пьющие антисемиты нередко защищают от непьющих антисемитов собутыльников-евреев. А пьющие жены в состоянии вполне мирно беседовать с пьющими любовницами своих пьющих мужей».
7 марта 2012 года, когда я писал эти комментарии, я решил проверить, не изменились ли спустя 20 лет эти тонкие оценки такой важной части нашей жизни у самого автора? Позвонил Александру Исааковичу, спросил, помнит ли, что тогда сказал печатно?
– Да, что-то такое писал, а не можешь ли прислать, и я тебе точно скажу, что теперь думаю. Хотя по поводу пьянства (Гельман писал тогда, – «я человек выпивающий, правда не сильно и с годами все меньше и меньше…») ничего нового не скажу, хотя все реже здоровье позволяет, заметил 78-летний Мастер.
Прислал. Через час Александр Исаакович перезвонил.
– Да, в общем, все правильно я говорил. Ни от чего не отказываюсь. Сегодня бы добавил, сдается мне, что «социализм с человеческим лицом» и если угодно, капитализм с человеческим лицом мало друг от друга отличаются. Вот мы в России свергнули напрочь капитализм, чтобы строить социализм, потом наоборот, свергли социализм и взялись снова строить капитализм, а хорошо бы постепенно, путем эволюционных изменений, совершенствованием законодательства добиваться справедливости. – Но Вы ж тогда озаглавили свои мысли: «Человек стремится не к справедливости, а к счастью»… – Ну, да, я считаю и сегодня так. Когда человек счастлив, его не беспокоит отсутствие справедливости, хотя, если человека тяготит несправедливое к нему отношение, он не будет чувствовать себя счастливым.
Поговорили мы и про митинги. Гельман-старший (в твиттере он взял себе ник «starikgelman») на первую Поклонную вышел с собственноручно изготовленной на картонке фразой: «не хочу умереть при Путине».
– Путин неправ, говоря, что ему не нравятся митинги и оппозиция, с другой стороны не права и та часть оппозиции, которая готова идти напролом, угрожая власти свержением, заметил драматург.
Он вспомнил еще одну мысль, опубликованную в «МН» 20 лет назад. Вот она:
«Если бы мне поручили придумать эмблему для нового герба России, я бы предложил изображение круглого стола, за которым ведутся переговоры. Переговоры – это та культура борьбы, столкновения интересов, которая сейчас укореняется вместо культуры классовых непримиримых боев. Весь мир сегодня захвачен переговорами. Некогда осуждавшийся, проклинаемый самыми последними словами, компромисс сегодня в буквальном смысле слова господствует, царствует в политике всего мира и, слава Богу, начинает и у нас пользоваться уважением»
Вот тут starikgelman, пожалуй, не угадал. Культура компромисса во многом утеряна была миром за эти 20 лет. А уж в наших-то палестинах, кажется, даже и не находилась еще. Если только за редким и временным исключением, помните знаменитое черномырдинское, – «Шамиль Басаев, говори громче!»…
Аркадий Дубнов
Международный обозреватель газеты «Московские новости». Закончил МЭИ, работал в НИИ и на АЭС. В журналистике с 1990-го: «Демократическая Россия», «Новое время», «Радио Свобода», «Время новостей». 20 лет наблюдает за тем, что происходит на месте бывшего Союза.
