Ельцин Центр

 

День за днем. События и публикации 14 января 1992 года

комментирует обозреватель Игорь Корольков*

 

Шел всего одиннадцатый день реформ. Тринадцатого января председатель Верховного Совета РФ Руслан Хасбулатов на встрече с итальянскими сенаторами первым из российских политиков публично подверг критике российское реформаторское правительство. Он заявил буквально следующее: «…сейчас складывается такая ситуация, когда уже можно предложить Президенту сменить практически недееспособное правительство». Спикер назвал правительство не только не удачным, но и неквалифицированным.

 

Четырнадцатого января 1992 года газеты вышли с этой сенсационной новостью. Половину первой полосы скандальному событию отвели «Известия». Рядом с критикой кабинета министров Русланом Хасбулатовым газета изложила позицию вице-премьера правительства Егора Гайдара: «Правительство подавать в отставку не собирается».

 

Всего одиннадцать дней – вот степень терпения российских политиков в тяжелейшие дни, пожалуй, самых трудных преобразований в России после февральской революции 1917 года. Хасбулатов выразил их общее состояние, которое в критической ситуации проявляется у людей не надежных, не уверенных в себе, растерянных и даже трусливых. До поры они идут в общем строю и когда дело ладится, всячески стремятся демонстрировать свое участие в нем. Но при первых же трудностях выжидают и когда понимают, что проблемы настолько серьезные, что быстро их не решить, покидают строй со скандалом, с громкими заявлениями, будто знают, как нужно делать. В действительности же они мало что знают. Ими движет или страх перед ответственностью, или желание воспользоваться ситуацией и на критике обрести популярность и политический вес. Часто ими движут и личные обиды на тех, кто не взял их в команду и не доверил один из ключевых постов.

 

Иногда не последнюю роль играет и рост оппонента. Как показывает опыт, человек не самодостаточный, удрученный своим маленьким ростом и вынужденный по этой причине носить туфли на утолщенных каблуках, вынужден каким-то иным способом компенсировать свой, как ему кажется, недостаток. Если он у власти – его решения отличаются демонстративностью, амбициозностью, неоправданной суровостью. Не у власти такой человек становится самым ярым оппонентом. При этом интересы дела – на периферии его сознания.

 

Хасбулатов дрогнул в первые же минуты боя. Он выбрал беспроигрышную позицию. В мгновение ока из сторонника реформ превратившись в его непримиримого критика, он мог опереться не только на коммунистов, не желавших строить капитализм, на националистов, удрученных распадом СССР, но и на большинство простого населения страны, ошарашенного сумасшедшими ценами.

 

Ельцин, Гайдар и их сподвижники решились на реформы, плодами которых мы сегодня пользуемся. Чтобы реформы заработали, нужно было терпение. Россияне же на второй день после освобождения цен, не увидев прилавки, полные товаров, предали анафеме и Гайдара с его командой, и Ельцина, и вообще всех, кто поддерживал демократические преобразования в стране. С детства воспитанные на сказке про ленивого Емелю, лежащего на печи, но управляющего всемогущей щукой, россияне требовали от реформаторского правительства чуда. Чуда, понятно, не произошло. Российского чуда. Но мы говорим о чуде южнокорейском, японском, германском, польском.

 

Пытаюсь представить, как бы сложилась судьба знаменитого Людвига Вильгельма Эрхарда, если бы он оказался в России в начале 1992 года и ему поручили экономику огромной страны перевести с социалистических командно-распорядительных рельсов на рельсы рыночной экономики. Кабинетный ученый, ни дня не руководивший производством, возглавил министерство экономики в послевоенной Германии. Приступая к реформе в разрушенной стране, он предполагал нацистскую планово-военную экономику, парализовавшую предпринимательство, заменить рыночными отношениями. И это ему удалось! Ему и трудолюбивым, дисциплинированным, терпеливым немцам! В результате мы ездим на их «Мерседесах», а не они на наших «Жигулях».

 

Думаю, в России господина Эрхарда постигла бы печальная участь. Представляю, как чувствуя за собой дыхание гневных масс, на него «наехал бы» спикер Верховного Совета; как вывел бы на улицы разгневанные толпы лидер коммунистов, требуя «немедленно прекратить издевательство над русским народом»; как на предложение лучше работать ему отвечали бы забастовками…

 

Вспоминаю телевизионные репортажи моих коллег из Польши в начале 1990 года. Сделаны они были не без злорадства. Журналисты показывали «бедных» поляков, которые в результате бесчеловечных реформ министра финансов и вице-премьера Бальцеровича не могли себе позволить купить даже куриное яйцо. Ситуация и впрямь складывалась тяжелая. Сорок процентов промышленных предприятий оказались на грани банкротства, реальные доходы городского населения снизились на 32 процента, сельского – на 19. За «шоковую терапию» Бальцеровича как только не обзывали: и вором, и убийцей, и грабителем. Его обвиняли в бездушном монетаризме и насаждении волчьих законов рынка, но у теоретика-экономиста, тоже никогда не работавшего на производстве, оказались крепкими нервы. Помимо этого, была и надежная поддержка премьера, коллег, большинства газет и, что очень важно, большинства парламента.

 

Итог известен: Польша сегодня благополучная страна, а Бальцерович – едва ли не национальный герой и признанный мировой авторитет в области экономических реформ.

 

Гайдара называли «российским Бальцеровичем». Вот только Россия оказалась не Польшей!

 

На мой взгляд, причины поражения, которое потерпело реформаторское правительство Гайдара, чем-то схожи с причинами поражения, которое постигло Временное правительство Керенского. В обоих случаях перед кабинетами министров стояли задачи огромной сложности. (Разумеется, перед правительством Керенского они были намного сложнее). Но и в 1917-м, и в 1992-м демократические правительства столкнулись с таким чудовищным «разъединением» общества, консолидировать которое на тот период не представлялось возможным, а без такой консолидации, при враждебном настрое отдельных партий, спекулирующих на трудностях и провоцирующих различные группы людей на неповиновение властям, перестраивать государство – все равно что пытаться плыть против течения, скорость которого превышает пять метров в секунду. «…новым людям в неожиданных условиях, – писал Керенский, – приходится, создавая свое, новое, расплачиваться за столетия чужих грехов, платить за чужие протори и убытки!» Поэтому неизбежны ошибки. Поэтому нужно понимание общества и его единение в достижении поставленной цели. Этого не оказалось у Росси ни тогда, ни теперь.

 

Своим заявлением 13 января спикер парламента Хасбулатов выдернул доску из-под сложенных бревен. Они и посыпались. Если проводить аналогию с прошлым, я бы сравнил его роль в 1992–1993 годах с ролью Ленина после Февральской революции 1917-го. Вместо консолидации общества Владимир Ильич расшатывал его, как мог и, в конце концов, привел страну к гражданской войне. Противостояние, положенное Русланом Имрановичем 13 января, в итоге тоже закончилось стрельбой.

 

Одним из тех, кто призывал народ к насильственному захвату власти в тот драматичный период, был, как ни странно вице-президент Александр Руцкой, сподвижник Хасбулатова. Его прочили на место Ельцина. Не знаю, каким Руцкой был летчиком, но он оказался ненадежным вице-президентом, провальным руководителем сельского хозяйства, безликим губернатором Курской области. Чем он здесь запомнился, так это, пожалуй, празднованием для рождения супруги, о чем написали газеты и рассказало телевидение. Организовал он праздник поистине с купеческим размахом, чем поверг в шок население вверенной ему области.

 

В августе 1991-го года, в дни попытки государственного переворота, Руцкой был рядом с Ельциным. Тогда перед телекамерами он давал откровенные и жесткие характеристики путчистам. Сегодня, в силу причин, о которых можно только догадываться, он полностью изменил свою точку зрения на события того времени, решительно отказываясь от своих былых заявлений. Понятно, что с человеком таких свойств до конца труднейших реформ дойти проблематично. И не они оставляют след в истории своих государств. Их оставляют реформаторы. Этим людям во все времена приходилось нелегко. Их осмеивали, третировали, изгоняли, сжигали на кострах. Когда президент Франции Шарль де Голль, обладавший в стране огромным авторитетом, решился дать независимость Алжиру, более ста лет входившему в состав Франции, его тоже хотели убить. А сегодня ни у кого не вызывает сомнений правота президента.

 

С января 1992-го прошло немало лет, многое видится не так, как вблизи. Перечитывая хронику событий того периода, с большей ясностью видишь две столкнувшиеся позиции: правительства, взвалившего на себя колоссальный груз ответственности перед страной и ее народом, и депутатов, чья ответственность на несколько порядков ниже. Первые мне напоминают хирурга, взявшегося оперировать тяжело больного, вторые – взволнованную родственницу, которая хватает хирурга за руки, не позволяя сделать больно близкому человеку. В итоге операцию сделали частично, как получилось. Так и живем.