Друг Джордж защищает друга Майкла
Резня в Мядининкае
Центральная тема российских газет за 1 августа 1991 года – случившееся накануне, 31 июля, нападение на одну из прибалтийских таможен. На этот раз − с кровавым исходом (до этого нападения ограничивались избиением таможенников, прокалыванием шин их автомобилей, поджогом вагончиков, в которых эти только что возникшие таможни размещались). В этот день, 31 июля, около пяти утра в вагончик таможенного поста в литовском местечке Мядининкай на границе с Белоруссией ворвались неизвестные, уложили шестерых находившихся там полусонных таможенников и полицейских на пол лицом вниз, заставили заложить руки за голову и хладнокровно расстреляли из автоматов с глушителями (простреливая при этом руки). Одного таможенника добили из пистолета. Убили также двоих полицейских, которые сидели в машине рядом с вагончиком.
28-летний таможенник Томас Шяркас, расстрелянный вместе со всеми, пролежав несколько часов, пока его нашли, чудом, с простреленной головой, выжил, хотя и остался инвалидом.
Литовская прокуратура убеждена, что кровавую расправу совершили все те же сотрудники рижского ОМОНа, которые и раньше совершали такого рода нападения, − его командир Чеслав Млынник и его подчиненные Александр Рыжов, Андрей Локтионов и Константин Никулин (Михайлов).
Впрочем, возможно, убийц было и больше: все-таки странно, что убивать восьмерых, − а столько человек могут находиться на таможенном посту, убийцы, несомненно, знали, заранее разведали, − идут лишь четверо. Обычно убийцы предпочитают убивать, будучи в большинстве.
Все минувшие годы российские власти, − а почти все предполагаемые убийцы скрывались в России, − как это часто бывает, отказывались сотрудничать с Литвой в расследовании этого дела. Арестован был лишь последний из четверых перечисленных. Его арестовала и выдала литовским правоохранителям Латвия. Суд над ним должен был начаться еще в сентябре 2009 года. Однако дело затянулось. Приговор Никулину-Михайлову Вильнюсский окружной суд вынес лишь 10 мая этого года, спустя двадцать лет после совершенного преступления (!). Приговор – пожизненное заключение по статье «преступление против человечности, не имеющей срока давности».
«Нас убил рижский ОМОН»
О том, как произошло варварское убийство, рассказал уже упомянутый «недостреленный» таможенник Томас Шяркас. Вот фрагмент из его интервью «Новой газете»:
« − Томас, в вагончике, кроме четверых таможенников, были два бойца из отряда «Арас» (незадолго перед тем созданного литовского отряда антитеррористических операций − О.М.) Уж они-то должны были отреагировать на вторжение чужих? − Была такая инструкция: если будет нападать Советская армия, не сопротивляться, по возможности отступать и наблюдать. Потому что все ждали вооруженных столкновений – они бы сразу же вызвали вмешательство армии и введение прямого президентского правления (то есть правления Горбачева – О.М.). Таможенники были не вооружены. У полиции оружие было, но тоже действовала инструкция: армии не сопротивляться и отступать. − Как выглядели нападавшие? − Это были бойцы рижского ОМОНа, но одетые в обычный камуфляж без всяких опознавательных знаков. А потом − все убийство заняло буквально пару секунд. Пуля в затылок – и все кончено. Тем более что было совсем еще темно. На нас и раньше нападали, и очень часто, но никогда не убивали. Просто били и поджигали вагончики. Никто не ожидал, что будут убивать. Недалеко от вагончика еще сидели в машине два сотрудника дорожной полиции (их тоже расстреляли − О.М.)... − У них тоже была инструкция не сопротивляться? − Такая инструкция существовала для всех: с Советской армией не враждовать. Еще свежи были в памяти события у вильнюсского телецентра, и все боялись советских танков, понимая, что это может повториться в любой момент… Военные в Москве искали повод для вмешательства армии. Буквально через три недели после убийства в Мядининкае начался августовский путч. Мне кажется, путч планировался как раз после мядининкайских событий: если бы «Арас» оказал сопротивление ОМОНу, началась бы перестрелка, объявлять чрезвычайное положение можно было бы сразу же. Кстати, в некоторых российских газетах после этого писали, что это все – дело рук литовских националистов… Возможно, если бы я не остался в живых, нашлась бы куча свидетелей, которые именно в эту ночь гуляли по тропинкам вокруг границы и видели, как стреляла литовская полиция. − Сколько было нападавших? − Их было не меньше трех. Возможно, и больше. Но я видел двоих, которые вошли в вагончик, и еще слышал разговоры на улице. Одного, кстати, я потом опознал – того, который убивал меня. Это был боец рижского ОМОНа. Он арестован и сидит в Лукишках (вильнюсская тюрьма – О.М.) Странно: я бы на его месте на следующий же день бежал куда-нибудь на Дальний Восток. А он, видно, без Прибалтики жить не мог (омоновец, которого опознал Томас Шяркас, − тот самый Никулин-Михайлов, единственный которого потом судили − О.М.) − А почему вы не пытались сопротивляться, когда поняли, что вас будут убивать? – А мы и не поняли, что нас будут убивать. Если бы это был не первый случай, то все были бы наготове. Но мы-то подумали, что нас, как обычно, побьют и уедут. Было темно и тихо. Нас уложили лицом на пол. Автоматы были с глушителями. Я слышал резкие звуки, но думал, что нападавшие бьют прикладами по голове моих товарищей. Лежал и ждал удара. Я так и не понял, что это выстрелы. Я не понял, что всех убили!..»
Они подчинялись не Пуго, а Крючкову
Следователи пришли к заключению, что рижский и вильнюсский ОМОНы были не обычными милицейскими (хоть и особого назначения) подразделениями. Перед ними ставились некие специальные задачи. И подчинялись они не республиканским милицейским министерствам. Впрочем, − даже не союзному МВД. Литовские следователи уверены, что рижские и вильнюсские омоновцы подчинялись ведомству Крючкова (то есть КГБ – О.М.), которое в то время планировало и осуществляло операции, имевшие целью предотвратить уход прибалтийских республик из Союза.
Кровавое нападение в Мядининкае явно преследовало политические цели: без сомнения, оно было приурочено к встрече Горбачева и президента США Буша, происходившей в этот момент в Москве. Его организаторы как бы старались продемонстрировать, что они никогда не согласятся с распадом Союза, будут бороться против этого с оружием в руках, их не остановит перспектива кровопролития.
В сущности, это действительно была еще одна прелюдия к путчу, случившемуся менее чем через три недели.
Любопытно, как Горбачев и Буш получили сообщение о резне на литовской таможне. Вернее, как его получили Буш и Горбачев: американцев сообщение достигло раньше. 31 июля между двумя президентами шла беседа «на открытой солнечной веранде» в Ново-Огареве». Помощник Горбачева Анатолий Черняев пишет в своих воспоминаниях:
«Всплыла тема Прибалтики – предлогом послужило сообщение, что на таможне между Беларусью и Литвой произошло кровавое столкновение. Информацию, кстати, первым получил не Горбачев, а Бейкер (госсекретарь США, сопровождавший Буша – О.М.): к нему прибежали и шепнули. Горбачев сказал мне, чтобы я узнал у Крючкова, что произошло. Тот изложил «предварительную» версию (надо полагать – что во всем виноваты «литовские провокаторы-сепаратисты». – О.М.) Вернувшись на веранду, я рассказал с его слов, в чем дело. Американцы (естественно – О.М.) отнеслись скептически. Буш повторил то, что он и раньше говорил Горбачеву: «Отпустите Прибалтику, отсеките ее, вам же будет лучше».
Кстати, раз уж речь о московском визите Буша… Перед американским президентом было продемонстрировано не только «сопротивление здоровых сил» отделению Прибалтики от СССР, но и окончательная уже независимость России от Центра. Продемонстрировал ее Ельцин. Во время этого визита он отказался быть «в свите» Горбачева, заявив, что будет общаться с американским гостем лишь в качестве президента РСФСР в своем кремлевском кабинете (к этому времени такой кабинет уже был у него). Отказался участвовать и в завтраке, который Горбачев устраивал для Буша в Грановитой палате Кремля. В другое время это можно было бы счесть бессмысленным капризом и даже неуважением к американскому гостю, но в тот момент Ельцин цеплялся за каждую мелочь, чтобы подчеркнуть суверенитет России. А в данном случае он к тому же хотел продемонстрировать его зарубежному лидеру.
1 августа «Независимая газета» над материалом о Мядининкае дала крупную шапку на первой полосе: «Военный переворот по-прежнему возможен? Убиты восемь человек на литовской таможне. Напоминание главнокомандующему Горбачеву, ведущему переговоры с Бушем, кто контролирует Вооруженные Силы в стране. Уйдет ли после этого Горбачев в отпуск?»
Отпуск Горбачев откладывать не стал. Видимо, посчитал резню в Мядининкае недостаточно серьезным поводом, чтобы лишать себя отдыха.
Подписан договор по СНВ
Наконец-то, после многих лет мучительных переговоров Горбачев и Буш во время этой встречи подписали договор по сокращению наступательных вооружений (СНВ). В дальнейшем он стал называть СНВ-1.
«Холодная война» закончилась, и обе стороны остро ощутили безумие гонки ядерных вооружений. Правда, намечавшееся сокращение ядерных арсеналов тоже оставляло их в безумном, никому не нужном количестве – через семь предстоящих лет их должно остаться по шести тысяч у каждой из сторон, – но все же это было меньше, чем до заключения договора.
Правда, после распада СССР из-за неразберихи с советским ядерным оружием (оно находилось в России, на Украине, в Белоруссии и Казахстане) договор вступил в силу лишь 5 декабря 1994 года, но это уже другая история…
Друг Джордж защищает друга Майкла
Может быть, здесь стоит упомянуть еще об одной детали. Буш в своих публичных выступлениях всегда защищал Горбачева. Накануне своей поездки в Москву он встретился с собственными корреспондентами советских газет,аккредитованными в США.
Корреспондент «Московских новостей» спросил, согласен ли Буш с утверждениями, что поездка Горбачева в Лондон на встречу «большой семерки» в середине июля (это было первое приглашение нашего представителя на такую встречу) была неудачной. Ответ Буша:
– Возможно, кто-то и критикует президента Горбачева за то, что он ничего из Лондона не привез. Но он и не просил ничего (выделено мной – О.М.). Я имею в виду, что Горбачев был там без шляпы в руках, на нем не было одеяния нищего, выпрашивающего деньги. Мы говорили – и очень откровенно – о продолжении реформ в Советском Союзе, о важности завершения работы над Союзным договором, формального закрепления механизма «9+1». Ведь очень трудно осуществлять инвестиции, если ты не знаешь, с кем подписываешь контракт…
В действительности все было не совсем так. Перед встречей «семерки», уже в Лондоне, в разговоре с Бушем тет-а-тет Горбачев намекнул: мол, неплохо было бы, если бы Запад выделил Советскому Союзу миллиардов сто долларов. Дескать, сто миллиардов брошены были на конфликт регионального значения (войну в Персидском заливе), а на такой «проект», как трансформация Советского Союза, включение его в мировую экономику, в мировое сообщество, – у Запада не находится денег.
Однако Буш дипломатично уклонился от каких-либо обещаний на этот счет, перевел разговор на другую тему. В самом деле, давать такие деньги, когда тебе не представляет твердую и исполнимую программу экономических и политических реформ (а такой программы у Горбачева не было), это значит, что выдаваемые деньги, как всегда, будут разворованы и проедены…
В дальнейшем эта мысль – если где-то достать сто миллиардов долларов, Советский Союз будет спасен – станет для Горбачева идефикс. Он будет не раз ее повторять в различных ситуациях.
Буш выступает в Верховной Раде
Из Москвы Буш отправился в Киев, где выступил в Верховной Раде. Из его довольно длинного выступления можно, пожалуй, выделить два момента. Один касается главного политического противостояния, которое тогда имело место в СССР, – противостояния между Центром и республиками. Одно «войско» возглавлял Горбачев, другое – Ельцин. Каждая из конфликтующих политических сил старалась перетянуть Штаты на свою сторону. Однако Буш твердо заявил, что он здесь сохраняет нейтралитет:
«Кое-кто призывает Соединенные Штаты сделать выбор между поддержкой Президента Горбачева и поддержкой стремящихся к независимости лидеров по всему СССР. Я считаю, что это неверный выбор…
Мы будем поддерживать как можно более прочные отношения с советским правительством Президента Горбачева, однако… мы, будучи сами федерацией, хотим хороших отношений, лучших отношений с республиками».
Другой важный момент выступления Буша – предостережение республикам, очертя голову рвущимся к независимости (а Украина в этот момент рвалась к ней особенно активно):
«Свобода – это не то же самое, что независимость. Американцы не будут поддерживать тех, кто стремится к независимости для того, чтобы сменить тиранию, навязываемую издалека, местным деспотизмом. Они не будут помогать тем, кто поощряет самоубийственный национализм (выделено мной –О.М.), порождаемый на межнациональной ненависти. Мы будем поддерживать тех, кто хочет построить демократию».
К сожалению, это предостережение Буша не было услышано. После распада Союза почти везде «московская» деспотия была заменена местными деспотиями.
«Мы стали похожи на животных»
Все эти политические события происходят на фоне катастрофически разваливающейся экономики союза. Правительственная переписка этого времени (ее цитирует, в частности, Егор Гайдар в своей книге «Гибель империи») исполнена панических интонаций: кончается валюта, нечем платить по зарубежным долгам, даже «обслуживать» их (выплачивать проценты), нечем оплачивать фрахт судов, перевозящих продовольствие, наступает паралич в снабжении городов, в дефиците – все, продукты, товары первой необходимости распределяются по талонам (эквивалент карточек, существовавших во время войны), но и талоны не «отовариваются»: нечем их «отоваривать»…
Простые люди, конечно, незнакомы с этой правительственной перепиской, но приближение катастрофы они чувствуют, как говорится, «на своей шкуре». Вот характерный документ того времени – письмо какого-то нашего школьника какому-то своему зарубежному старшему товарищу. Его опять-таки приводит Гайдар в уже упомянутой книге «Гибель империи»:
«На прошлой неделе я стоял в ужасной очереди за мясом. Вы знаете, сколько я там стоял? Мне страшно Вам сказать, но я стоял там 5,5 часа. У нас были очереди (как Вы знаете), но они не были такими большими и мы не стояли в них за всем. Но теперь у нас очереди за всем, начиная от мыла и ботинок и кончая спичками и солью. Мы стоим за рисом, за сахаром, за маслом… И это бесконечный перечень… Раньше я никогда не плакал − у меня сильный характер, но сейчас я плачу часто. Мы стали похожи на животных. Если бы Вы видели наших диких, сумасшедших и голодных людей в ужасных, диких очередях, Вы были бы в шоке… Мне стыдно за мою страну».
Талон на покойника
Любопытное сообщение на эту тему помещено на первой странице «Известий» за 1 августа 1991 года:
«К действующим в Казани семнадцати видам талонов на наиболее необходимые виды продуктов питания и промышленные товары добавляется еще один: талон на покойника. Вводится обязательный перечень гардероба для усопшего, который предусматривает: 15 м полотенечной ткани, костюм и сорочка мужские либо платье женское и платок головной – по одной штуке. Чулочно-носочная пара, одна пара обуви, один платок носовой, сообщил «Постфактум».
Единственно, что здесь непонятно, – зачем покойнику носовой платок. Уж без него-то в гробу, наверное, как-нибудь можно обойтись. Впрочем, платок пригодится безутешным родственникам, рыдающим над гробом: в свободной продаже и платков нет.
Нынешней молодежи, распропагандированной в доску коммунистической и иной пропагандой, верящей, что при коммунистах в нашем отечестве жилось, как в раю, такое полезно почитать.
Возвращение Серафима Саровского
Возможно, чтобы как-то смягчить эту гнетущую атмосферу, атмосферу безнадежности, церковь предпринимает акцию, которая должна напомнить людям об основных идеалах христианства – умении любить ближнего, терпеливо переносить страдания (хотя уж более терпеливого народа, чем наш, вряд ли где сыщешь), о тех, кто на века своей жизнью предоставил хоть и трудно достижимый, но образец для потомков.
1 августа 1991 года широко отмечается 255-я (как видим, отнюдь не круглая) годовщина со дня рождения преподобного Серафима Саровского и 106-я (уж совсем далекая от «круглости) годовщина обретения мощей одного из наиболее почитаемых на Руси православных святых.
В день памяти Серафима Саровского во всех православных храмах России прошли литургии, молебны, крестные ходы.
В эти дни в прессе перечислялись «подвиги» «воинствующих атеистов» в отношении Серафима Саровского. В 1919 году большевики закрыли Саровскую обитель, где обитал и скончался в своей келье преподобный Серафим. А в начале 1920-х из собора, построенного императором Николаем II, были изъяты его мощи. Рака с мощами была вскрыта и вывезена в Москву, Свято-Серафимовская церковь была превращена в городской театр, а келья уничтожена. Сначала мощи святого старца были выставлены в Румянцевском музее, а вскоре их след затерялся. Местонахождение их в течение многих десятилетий оставалось неизвестным, вновь они были обнаружены только в январе 1991 года в Казанском соборе Ленинграда.
11 января 1991 года состоялась передача мощей. 6-7 февраля 1991 года мощи при участии Патриарха Алексия II были доставлены в Москву из Троицкого собора Александро-Невской Лавры и крестным ходом перенесены в Богоявленский кафедральный собор. 28 июля 1991 года крестный ход с мощами отправился из Москвы, и 1 августа 1991 года при большом стечении народа преподобного встречали в Дивеевском монастыре.
Олег Мороз
Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».
