Ельцин Центр

События и публикации 13 ноября 1991 года

комментирует обозреватель Андрей Жданкин *

 

В центре внимания газет в основном так и не введенное в Чечено-Ингушетии чрезвычайное положение и обращение Бориса Ельцина по этому поводу. Но мне на глаза попалась первополосная заметка в «Известиях»: «Невозможен диалог под градом пуль». Речь – о состоявшейся в Москве встрече высших руководителей страны, Армении и Азербайджана. Встреча «…ожидаемых результатов не дала. Целью переговоров было достижение договоренности о прекращении предпринятой Азербайджаном энергетической блокады Армении…»

 

В историю и причины армяно-азербайджанского конфликта вдаваться не буду. Противостоянию двух бывших республик СССР уже больше двадцати лет, у каждой стороны своя правда и свои аргументы в этом вопросе. И раз конфликт до сих пор не исчерпан, значит, не все там просто и не все «на поверхности». Но одну войну они уже пережили, и надеюсь, что до второй войны дело у них, все же, не дойдет – разум возобладает над эмоциями.

 

Мне же захотелось узнать – а как жили люди в республике, которая почти пять лет находилась в блокаде. О конфликте в российской прессе в те годы если и писали, то соблюдая паритет – слово про тех, слово – про этих. Хорошо про одну сторону, хорошо – про другую и т.п… А если без политкорректности и без паритета? Просто узнать, каково это – быть жителем города без света и тепла в последнем десятилетии ХХ века?

 

Есть у меня друг, он перебрался сюда, в Москву из Еревана в конце 1994 года, когда война между Арменией и Азербайджаном уже шла к концу. А до этого пережил блокаду. Как-то я решил его «попытать» на эту тему, чтобы представить, каково это жить в таких условиях. При этом было непонятно, в каких конкретно? Как выглядит, как происходит ежедневная жизнь?

 

В похожих обстоятельствах окажутся или уже оказались в самом начале 90-х годов многие регионы бывшего Советского Союза. И упоминавшаяся Чечено-Ингушетия, и Таджикистан, и Абхазия, и Южная Осетия. И многие российские регионы, прежде всего Заполярье. Чтобы соблюсти корректность, надо сказать, что в российских регионах ситуация все-таки была не такой жесткой. Довелось мне побывать в этот отрезок времени и на Чукотке, и на острове Шикотан, и в Нарьян-Маре. Блокады в тех местах не было: была страшная разруха, которая по ужасу бытия к блокаде приближается. Когда кампания северного завоза скукожилась до непотребно малых объемов, – это та же блокада. Гильотиной висела угроза голода и физического замерзания.

 

Поскольку мой друг-армянин журналист, то у него нашлись какие-то наброски-зарисовки о том времени. Приведу небольшой кусочек из его воспоминаний.

 

«Зима 1991–1992 годов, как назло, в Армении выдалась снежной и очень холодной. Республика к тому моменту уже несколько лет была практически полностью отрезана от остального СССР – основная ветка железной дороги пролегала через небольшой участок Азербайджана, но этого оказалось достаточным, чтобы дорога была полностью блокирована. Соответственно, ни о каких поставках горючего ж.д. транспортом речь не шла. Природный газ тоже в основном подавался по трубе, шедшей через Азербайджан. Эту трубу соседи однажды просто перекрыли и больше потом не открывали. Еще одна железнодорожная ветка шла через Грузию, но с началом грузино-абхазского конфликта и она перестала действовать. Точно так же, как и небольшая «альтернативная» газовая труба, которую регулярно взрывали. Дорог и газовых труб через Иран тогда еще не было. Таким образом, Армения была в полной транспортной и экономической блокаде.

 

Была еще Армянская атомная станция. Но зимой 1989 года, через два месяца после Спитакского землетрясения, оба энергоблока АЭС были остановлены. Якобы, из соображений экологической и сейсмической безопасности. Однако в свое время станция была спроектирована так, что могла бы выдержать удар стихии силой до 9,5 баллов по шкале Рихтера. А тема экологии, как очень популярная и выигрышная, была «поднята на щит» рвущимися тогда к власти представителями одной из политических партий. Собственно, цели своей они достигли, власть взяли, но в итоге, в 1995 году Армянскую АЭС вынуждены были снова запустить, правда, в «усеченном» варианте – к тому времени оборудование одного из двух энергоблоков было уже разграблено и продано.

А теперь представьте себе квартиру в самом центре города. По московским меркам, ну, например, как в Газетном переулке или на Знаменке. Квартира немаленькая – метров 100. По советским меркам – просто, шикарная. Тем более, что и ремонт в квартире отличный. Отец сам его делал – лет 10 – с перерывами. Мозаичный паркет своими руками собирал. Вырезал детальки размером по 5 мм и клеил. Все, кто потом видел, не просто восхищались, а впадали в ступор от красоты.

 

Но дело не в этом. Представьте, что в самой середине этой квартиры стоит обычная «буржуйка» - жестяная печь, собранная местными умельцами. Труба тянется через всю квартиру – в окно. И когда топим, дым поднимается к соседям. Но они не в обиде. У них окна наглухо закрыты, и тоже торчит труба – их дым поднимается к соседям выше. И так – до самого последнего этажа семиэтажки.

 

Топим печь остатками дубового паркета, которые остались после ремонта, и дровами, если их удается купить. А раздобыть дрова получается не всегда – ну откуда они полуторамиллионном городе? А если учесть, что бензин в большом дефиците – то и за город за дровами не съездить. Зато здорово выручает старая обувь – если она кожаная, то горит отлично. Я теперь знаю, что на одной кроссовке можно вскипятить чайник.

 

Утро начинается с того, что я кочергой выгребаю старую золу и растапливаю печь. Когда комната немного согревается, запускаем туда ребенка – чтобы он побыл немного в тепле без шубки. Сами по квартире ходим «утепленными» – в куртках, теплых штанах, теплых носках. Потому, что везде, кроме столовой, где стоит «буржуйка», ужасный холод. На этой же печке готовим еду, чай, кофе. Газа в республике нет уже два года, мазута, который завозят через Грузию по единственной дороге, связывающей Армению с «большой землей», и электроэнергии, вырабатываемой местными ГЭС, хватает только для поддержания работы объектов жизнеобеспечения: хлебозаводов, метро, больниц, правительственных и оборонных объектов, освещения и отопления школ… В жилые дома свет подается в сутки на 45 минут – по т.н. «веерному графику»: 45 минут свет есть в одном микрорайоне, потом – в следующем и т.д… В остальное время квартиры освещались либо свечами, либо старыми керосиновыми лампами – и то, и другое стало очень и очень ходовым товаром в магазинах и на барахолках.

 

При этом, свет могут дать и утром в 10 часов, и в 3 часа ночи. Тогда же начинают работать насосы, подающие холодную воду на верхние этажи высоток. Мы-то жили на втором этаже – у нас холодная вода была всегда, а соседи сверху бегали к нам с ведрами. О централизованном же горячем водоснабжении и отоплении жилья речь не шла уже с момента остановки АЭС. И вот армянские женщины наловчились за эти 45 минут – этот неполный «час счастья» готовить еду, стирать, гладить, запасаться водой…

 

По тому, как вдруг где-то над погруженным в темень (о полноценном освещении улиц речь даже не шла) Ереваном вдруг появлялось небольшое зарево, можно было понять – там дали свет, там сейчас жизнь. Даже, несмотря на то, что сейчас глубокая ночь.

 

Тем, чьи дома находились на границе микрорайонов, повезло. Они тянули из своих квартир провода в квартиры домов из другого района. И те, кому в этот момент давали свет, «делились» с «антиподами», у которых его не было. Потом – наоборот. Таким образом, «час счастья» растягивался на два, а если повезло оказаться соседом для двух смежных районов – то и на три часа.

 

Если учесть, что как только в доме давали свет, во всех квартирах тут же включались две, три, четыре электроплиты, все электролампы, холодильники, прочие электроприборы, да еще и «антиподы» подгружались, понятно, почему в электрощитовых регулярно «вылетали» все предохранители. Ждать аварийку было сущим мученьем и расточительством – драгоценное время идет, а света-то нет! И вот я и брат, как самые безбашенные в нашем доме, регулярно ремонтировали эти щитовые – не имея ни подходящих инструментов, ни соответствующих знаний и опыта. Слава богу, ни разу никого током не ударило.

 

Это при том, что у нас с «электрообеспечением» было более или менее нормально в квартире. Сначала мы приспособили автомобильный аккумулятор для хотя бы небольшого освещения самой теплой комнаты – столовой, где стояла «буржуйка» и где в основном постоянно находились все члены семьи. Потом двое моих однокурсников наладили выпуск преобразователей тока на базе танковых аккумуляторов – пока давали свет, аккумуляторы заряжались и потом около 4-6 часов можно было смотреть телевизор или, например, 8-10 часов освещать одну-две комнаты нормальными электролампами, ну или можно было включить одну маленькую электроплитку. Вот мне один такой преобразователь ребята и презентовали, так что нам жилось более или менее «цивилизованно».

К слову, один из этих однокурсников сейчас – директор одного из крупнейших и известнейших НИИ Армении.

 

Но тяжелее всего, скажу тебе, были не физические лишения. Тяжело было психологически. Начиная с некоторого момента, ловишь себя на том, что все общение – что с коллегами, что с друзьями, что с родственниками – только на темы о тепле, о свете, о еде: у кого как долго было электричество, кто что смог купить, кто как обогревается, кто сколько стоял в очереди, чтобы отоварить карточки на хлеб – на одного человека в сутки полагалось 250 г хлеба.

 

На меня сильное впечатление произвел один случай, когда трехлетний сын показал на батарею парового отопления и спросил: папа, а это что и для чего? И я подумал: при нем же никогда батареи не грелись! И это – целое поколение детей, родившихся в конце 80-х- начале 90-х… Они не знали, что из крана может течь горячая вода, что на улицах могут гореть фонари, что дома может быть светло все время, а не несколько минут в сутки…

 

Люди, которые с энтузиазмом восстанавливали «зону бедствия» – так назывались разрушенные землетрясением Спитак и Ленинакан, которые год назад с воодушевлением митинговали на площади за независимость Армении и Нагорного Карабаха, которые искренне верили, что стоит только «уйти от старшего брата», как жизнь станет прекрасной, вдруг оказались в ужасающих условиях. Народ стал сильно сдавать в психическом плане. Мама, известный в республике психиатр, говорила, что в те годы резко, в разы, увеличилось количество пациентов с реактивными состояниями. Говорят, что у самых маленьких детей, привыкших к постоянному отсутствию света, в момент, когда дома загорались лампочки, начинались нервные срывы и истерики. И это в Армении-то, народ которой, говорят, на генетическом уровне выработал иммунитет ко всяким трудностям и неурядицам!

 

Я тогда стал понимать, что это такое – жить в блокадном городе, до конца осознал весь ужас, который пережили ленинградцы во время Отечественной войны. Я понял, что трудно не потому, что темно или холодно, а потому, что темно ВСЕ ВРЕМЯ и холодно ВЕЗДЕ! Не отогреешься ни дома, ни в магазине по дороге на работу, ни в метро, которое хоть и работало, но не отапливалось – нигде. Даже там, куда электричество подавалось круглые сутки, тоже было холодно.

 

У меня на тот момент было свое собственное информационное агентство. По распоряжению Совмина, оно, как и некоторые другие СМИ, было включено в список важнейших объектов, и нам выделили квоту – 1 кВтч. Этого едва хватало для работы компьютеров, телетайпов (тогда еще они применялись), факсов. Так вот, день начинался с того, что мы отогревали компьютеры и телетайпы – обычным феном для волос. А когда девочки-операторы садились работать, кто-нибудь из сотрудников ходил и тем же феном время от времени грел им пальцы.

 

Что спасало? Стыдно сказать, но водка. Наше агентство решило, так сказать, подработать «непрофильно». Закупили в России партию водки, привезли в Ереван, отвели под нее аж целую комнату из трех, которые мы тогда занимали. Думали, продадим – получим неплохую прибыль. Увы… Большую часть выпили сами – только так можно было работать зимой, когда в помещении температура постоянно не выше +5 градусов. Остальное «по дружбе» по себестоимости отдали менее предприимчивым коллегам из других СМИ. Так сказать, корпоративная солидарность и взаимовыручка…

 

И все равно, несмотря на все трудности, работали, старались не опускаться, жить. Правда, многие, и я в том числе, в итоге уехали. Но не от трудностей – как раз, когда я уезжал, жизнь стала постепенно налаживаться. Народ уезжал в поисках работы и возможности самореализации…»

 

Ни слова в зарисовке я не поправил, с падежами, склонениями и спряжениями у него дело обстоит великолепно. А правду жизни править-корректировать недопустимо. К глубокому сожалению, на газетные страницы такие темы почти не попадали.