Беда, коль пироги начнет печи сапожник…
День за днем. События и публикации 6 января 1992 года
комментирует обозреватель Андрей Жданкин*
Пока еще страна отдыхает не 10–15 дней, как ныне, а как все цивилизованные государства – максимум 3–4. Все салаты съедены, все тосты произнесены и выпиты. «Осмотрелись они, оклемались, похмелились, потом протрезвели», как пел Высоцкий в своей «Балладе о детстве». Словом, к 6 января жизнь в стране уже бьет ключом.
Само собой, что тема цен, «выпущенных на свободу» остается самой животрепещущей. Однако постепенно приходит осознание того, что свободные цены – это не просто разовая акция. Это – первый шаг в направлении свободного рынка. А потому, комментарии теперь более взвешенные и аналитичные. И журналисты пытаются понять, почему, несмотря на то, что страна пятый день живет в новой реальности, обещанного изобилия нет и, судя по всему, в ближайшее время не предвидится.
Это сейчас нам понятно, что начинать надо было не с либерализации цен, или, как минимум, не только с нее. А тогда это казалось единственно правильным решением. Результаты такой поспешности не замедлили сказаться. «Проведенной реформы цен совершенно недостаточно для того, чтобы наполнить прилавки магазинов, утверждают руководители московских предприятий. По их мнению, у промышленности нет никаких запасов, которые могли бы быть немедленно выброшены в продажу по новым ценам, и нет возможностей, тем более стимулов, для расширения производства», – пишут «Известия». В заметке «Наша промышленность благополучно движется к натуральному обмену» газета исследует состояние российской экономики на начало 1992 года, последствия либерализации цен и приводит примеры ее весьма спорной эффективности. «Последние экономические решения российского правительства руководители московских государственных предприятий оценивают весьма скептически», – замечает автор материала. Было бы странно, если бы было как-то иначе. Предыдущие 75 лет командно-административной экономики не могли пройти бесследно. И внезапно объявленная либерализация цен и разрешенный «сверху» свободный рынок – просто так не могли утвердиться в России. Наверное, все же, нужно что-то большее, чем официальное объявление капитализма. Как минимум, должна быть подготовлена законодательная база, просчитаны и спрогнозированы последствия, и, что очень важно, подготовлено общественное мнение. В стране, где семь с лишним десятков лет убивалась всякая предпринимательская активность, где населению постоянно вбивалось в голову, что главный благодетель – это государство, где любая инициатива, как правило, была наказуемой, просто так свободный рынок не построить. Тем более, что на все это накладывался царивший в стране законодательный хаос.
«В целом, по мнению руководителей государственных предприятий, условия на экономическом пространстве, где им приходится действовать, пока не благоприятствуют развитию производства. Многие связывают это с отсутствием или, по крайней мере, ограниченным присутствием в российском правительстве людей, непосредственно знакомых с практическим хозяйствованием. Очень велико раздражение на засоренность хозяйственного законодательства, его нестыковку, несоответствие инструкций постановлениям, а постановлений – указам Президента. В связи с этим многие действия властных органов воспринимаются с недоверием, а просчеты усугубляют разочарование. Большинство московских руководителей пока избрало для себя выжидательную тактику», – писали «Известия».
Нет особого оптимизма и у традиционно пропрезидентстской «Российской газеты». В первополосной заметке «Цены прыгнули. Мосты сожжены» газета пишет: «Свободные цены, надо полагать, оживят межхозяйственные связи и заставят активнее работать всю товаропроизводящую сеть, вытолкнут на прилавки то, что приберегалось до лучших времен. Но ожидать скорого изобилия, думается, не следует».
Почему так? Наверное, все же, страна была не готова. И не только экономически, но и, как сейчас модно говорить, «ментально». «Российская газета» привела очень хороший пример:
«…вот тележурналист спрашивает Гайдара, что было самым тяжелым для него на минувшей неделе. И вице-премьер с воспаленными, уставшими глазами бесстрастно отвечает: «Решить вопрос с поставками труб в Хабаровск». Невольно ловишь себя на мысли, что перестаешь что-либо понимать. Да, в Хабаровске действительно стряслась большая беда. Но если бы Бальцерович два года назад занимался еще и трубами, в Польше бы никогда не начались никакие реформы. Неужели нужно объяснять: вице-премьер и его команда обязаны в такой момент целиком посвятить себя тому делу, ради которого и поднялись на вершину власти. Все текущие заботы - удел и призвание совсем друг их людей. Где же они, эти люди, и почему даже о трубах вынужден печься глава кабинета реформ?»
Да, действительно, трудно себе представить Лешека Бальцеровича, вице-премьера и министра финансов Польши, автора и вдохновителя польских экономических реформ, больше известных нам как «польская шоковая терапия» или «план Бальцеровича», выбивающим трубы из какого-нибудь завода на нужды городского водопровода или занимающимся распределением зерна среди фермерских хозяйств…
Ох, как прав был «дедушка Крылов», написавший эти бессмертные строки:
«Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник,
И дело не пойдет на лад…»
Можно ли было не торопиться с введением свободных цен? Я лично более склонен считать, что да. Либерализации цен должен был предшествовать ряд подготовительных мероприятий. И все это должно было выполняться в комплексе.
С другой стороны, Егор Гайдар в своей книге «Смуты и институты» так оправдывает поспешность этого шага:
«В октябре 1991 года мы предполагали, что можно отложить либерализацию цен до середины 1992 года, а к тому времени создать рычаги контроля над денежным обращением в России. Через несколько дней после начала работы в правительстве, ознакомившись с картиной продовольственного снабжения крупных российских городов, был вынужден признать, что отсрочка либерализации до июля 1992 года невозможна. В этом случае к лету 1992 года мы окажемся примерно там же, где были большевики летом 1918-го. Оставалась единственно возможная линия в экономической политике, дающая шансы на предотвращение катастрофы, – либерализация цен, сокращение подконтрольных государству расходов, скорейшее отделение денежной системы России от денежных систем других постсоветских государств. Речь шла о развитии событий в ядерной державе, стабильность которой во многом зависела от того, что будет происходить с продовольственным снабжением городов. Решение было одним из самых рискованных в мировой истории».
Но, повторю, неожиданного взрыва всеобщего благосостояния не случилось. Вот данные наблюдения, проведенного 8–14 января во всех столицах республик в составе РФ, административных центрах краев и областей: масло растительное отсутствовало в продаже в день обследования в 72% из них, мясо – в 67%, сахар, масло животное – в 54–55%; цельномолочная продукция реализовывалась при наличии очередей – в 62%, хлеб продавался с перебоями – в 47%. Правда, картофелем и овощами города снабжались более стабильно: в 64–65% городов эти продукты имелись в свободной продаже.
«Годы спустя, – пишет Гайдар в своей книге, – когда пришлось обсуждать эту ситуацию на экономическом семинаре, которым руководил один из основателей Чикагской экономической школы профессор А. Харбергер (там были его ученики, работавшие министрами финансов, председателями центральных банков многих стран мира), на вопрос, что, на взгляд столь опытных людей, в этой ситуации надо было делать, министр финансов одной крупной страны ответил: «Застрелиться. Остальные решения хуже»».
Конечно, стреляться было незачем, но вот составить прогноз получше наверное стоило бы.
Что еще волновало россиян в эти дни? Небольшая информация в «Российской газете»: «Надеждой на возрождение России объясняется желание москвичей вернуть один из самых дорогих русскому сердцу праздников – Рождества Христова. Идя навстречу этому желанию, руководство столицы приняло решение отметить праздник на главной площади России и Москвы. 7 января 1992 года на Красной площади у Покровского собора (Василия Блаженного) появится сценическая площадка и большая рождественская елка». Напомню, что Рождество – нерабочий день с 1991 года. И именно поэтому новогодние каникулы в России растягиваются теперь так надолго.
К слову, предпринимались неоднократные попытки оспорить постановление о признании 7 января нерабочим днём. В 1999 году некий атеист Агбунов обратился с соответствующей жалобой в Конституционный Суд. Но КС в принятии к рассмотрению жалобы отказал по причине того, что «указанные нормативные предписания относятся к законодательству о праздничных нерабочих днях <…> и не содержат положений, свидетельствующих о нарушении конституционных прав и свобод, перечисленных заявителем».
В 2008 году очередную попытку предпринял язычник Салимгареев, обратившийся в КС с жалобой на то, что установление православного Рождества официальным выходным днем противоречит Конституции РФ, в соответствии с которой «никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной и обязательной». Жалоба была отклонена с пояснением, что работать или отдыхать 7 января – решает законодатель.
«Известия» на первой полосе пишут о том, что на территории Украины войска начали принимать присягу. Конечно же, камень преткновения – Черноморский флот. Командующий флотом адмирал Игорь Касатонов отказался выполнить распоряжение Президента Украины Кравчука и приводить флот к присяге.
Газета приводит слова самого адмирала:
«Я считаю, что до тех пор, пока не будет найдено политическое решение проблемы, причем на уровне президентов двух государств, флот будет сохранять статус-кво и подчиняться Главнокомандующему Вооруженных сил Содружества и главкому ВМФ».
Тут же, в «Известиях», международные отклики на решение Кравчука в материале «Мир обеспокоен нарастающими противоречиями между Россией и Украиной»:
«Действия украинского президента Леонида Кравчука многие в мире воспринимают как вызов, брошенный России. В первую очередь это касается решения властей Украины установить контроль над базирующимся в Севастополе Черноморским флотом. «Потеря флота станет ударом по национальной гордости России», - отмечает комментатор агентства Ассошиэйтед Пресс».
На тот момент ЧФ насчитывал 45 крупных надводных кораблей, 28 подводных лодок, свыше 300 мелких и средних судов, 151 самолет и 85 вертолетов палубной авиации.
В апреле случился достаточно смешной казус. 5 апреля 1992 года президент Кравчук подписал указ о переводе ЧФ под юрисдикцию Украины с поднятием на всех кораблях государственного флага Украины. Через два дня, 7 апреля, точно такой же указ, только о переводе ЧФ под юрисдикцию России с поднятием на кораблях Андреевского флага, подписал Борис Ельцин.
К счастью, трезвости ума хватило у обеих сторон. И еще через два, 9 апреля оба указа были приостановлены и начались переговоры.
В итоге 3 августа 1992 года в Ялте Ельцин и Кравчук таки подписали «Соглашение между Российской Федерацией и Украиной о принципах формирования ВМФ России и ВМС Украины на базе Черноморского флота бывшего СССР». Было признано, что ЧФ подлежит разделу между РФ и Украиной. Но до формирования Черноморского флота ВМФ России и Военно-морских сил Украины устанавливался переходный период – до 1995 года. На это время Черноморский флот выводился из состава Объединённых Вооружённых Сил СНГ и подчинялся президентам России и Украины, которые на основе консенсуса назначали Объединённое командование Черноморским флотом. Окончательно судьбу Черноморского флота решило соглашение, подписанное между РФ и Украиной 9 июня 1995 года в Сочи. Согласно ему, с 1 января 1996 года Черноморский флот как единое целое прекращал своё существование и подлежал разделению между двумя государствами. России было передано 81,7%, а Украине – 18,3% кораблей и судов ЧФ СССР.
Андрей Жданкин
Профессиональный журналист. Окончил Московский государственный университет имени Ломоносова. В 1991 году – обозреватель «Российской газеты». После августовских событий (ГКЧП) – официальный пресс-секретарь Государственной комиссии по расследованию деятельности органов КГБ в путче, образованной указом Президента СССР М.Горбачева (комиссия С.Степашина). После «Российской газеты» (пунктирно) – еженедельник «Россия», «Совершенно секретно», несколько журналов «с нуля», участие в избирательных кампаниях федерального уровня.
