Звездный час человека в туфлях на высоком каблуке
День за днем. События и публикации 23 февраля 1993 года комментирует обозреватель Игорь Корольков*
Едва ли не каждый день газеты пишут о референдуме: президент Ельцин хочет его провести, председатель Верховного Совета — противится.
Это тянется уже не первую неделю. Разумеется, мои коллеги, пишущие комментарии, не могли обойти этот факт стороной. Не изменилась ситуация и в мое дежурство. Наоборот, чем дальше, тем больше воздух электризуется, и становятся видимыми пока еще тонкие змейки электрических разрядов. Раскаты грома еще впереди, но по всему видно — надвигается гроза.
Сегодня, с большого расстояния, конфликт между Ельциным и Хасбулатовым видится простым и понятным. Зная, как дальше будут развиваться события, легко отбросить словесные наносы и увидеть за ними людей такими, какие они есть на самом деле. Проще понять, что ими двигало. Один, взвалив на себя колоссальную ответственность, с командой мужественных и честных людей проводил тяжелейшие экономические реформы. Другой, не отвечая ни за что, возглавил реакционные силы, вставшие на пути этих реформ. Как же получилось, что вчерашний соратник президента, переживший с ним путч, стал его главным оппонентом — беспощадным и бескомпромиссным?
В свое время, когда Хасбулатов был исполняющим обязанности председателя Верховного Совета и еще числился среди соратников президента, возникла острая коллизия: часть Верховного Совета не желала избирать Руслана Имрановича на должность спикера. Для его назначения не хватало какого-то количества голосов. Помню, я, тогда корреспондент «Российской газеты», был аккредитован при Верховном Совете и очень переживал за Хасбулатова. Одно меня смутило тогда — обувь Руслана Имрановича. На маленькой, почти ленинской, ноге ладно сидели аккуратные туфли. Они были на каблуке. Это был невысокий каблук, он добавлял к росту сантиметра три, не более, но о многом говорил — спикер хотел бы выглядеть выше.
Иная деталь позволяет заглянуть в человека лучше, чем самая подробная автобиография. Именно в деталях порой таятся секреты поступков людей. К сожалению, мы не всегда умеем их правильно расшифровать. Но иногда они говорят об очевидном. Например, у человека открытого и прямого, никогда не бегают зрачки. Они бегают у человека трусливого, подхалимистого. У человека, уверенного в себе, руки во время беседы лежат спокойно. У неуверенного — суетливо бегают, что-то ищут, комкают, рвут, скребут… По манере вязать галстук или по носовому платку, можно догадаться об образе жизни его владельца и даже о профессиональной принадлежности. Непромытые, слипшиеся волосы Проханова и пестрые рубахи Евтушенко, на мой взгляд, как нельзя лучше отражают студенческую неистовость одного и театральную независимость другого.
В Калининградской области я познакомился с мэром одного городка. Человек небольшого роста, в молодости, как и всякий юноша, он страдал от этого. Но с возрастом комплексовать перестал. Из него получился хороший следователь. Потом — адвокат. Отличительная черта этого человека — прямота и честность. Став мэром, он вселил надежду в сограждан — что коррупции и корысти можно противостоять. Совсем не богатырского телосложения, он вступил в конфликт с губернатором — рослым здоровяком, о шею которого можно подковы гнуть. Вся область знала маленького, седого, но непокорного мэра. Личность, он не нуждался в туфлях с повышенными каблуками. А Руслану Имрановичу они были нужны. Я всей душой болел за него, но туфли его меня очень смущали.
Не оформившееся ощущение скрытых амбиций и.о. спикера со временем переросли в четкие и ясные представления о бывшем соратнике Ельцина. Выросший в тени такой фигуры, как президент России, вкусивший власти и публичности, дирижер парламента с характером горца, как мне представляется, рвался на первые роли. Но выйти из могучей тени харизматичного лидера можно было, только встав к нему в оппозицию. Это означало автоматически встать во главе всех недовольных реформами — от коммунистов до национал-фашистов.
А еще для этого нужно было отречься от своего прошлого. Хасбулатов принимал активное участие в ратификации Беловежского соглашения о прекращении существования СССР. Подписывал постановления об упразднении Госбанка СССР, о прекращении полномочий народных депутатов СССР на территории РСФСР, об упразднении судебных органов и Прокуратуры СССР. Он «покаялся», заявив, что развал Советского Союза был субъективным и ошибочным решением.
Стимулируя конституционный кризис, Хасбулатов не мог не понимать, чем он чреват. Но встав вровень с президентом, заставив того отбиваться, искать компромиссы, Руслан Имранович уже не мог остановиться. Это был его звездный час! Он не мог позволить никому этот час сорвать. В том числе и народу. «Никакие референдумы и выборы в 1993 году обществу не нужны», — заявил Хасбулатов. Почему он так сказал? Почему спикер не хотел, чтобы из клинча, в который он лично целенаправленно, умело затащил ветви власти, помог вытащить референдум? Почему опрос общественного мнения, по убеждению спикера, оказался не нужен стране?
На эту тему в «Известиях» от 23 февраля 1993 года рассуждает обозреватель газеты Отто Лацис. В статье «Логика жизни и логика власти» журналист пишет:
«За препирательства властей уже после VII съезда расплачиваемся еженедельными скачками цент от 3 до 10 процентов. Эта чудовищная плата просто несопоставима с затратами на любой референдум. И нет ничего логичнее, чем обращение к народу, если всенародно избранный съезд не может договориться с всенародно избранным президентом. Другого способа разрешения конституционного кризиса никто не предлагает, да и мудрено было бы придумать что-нибудь другое. Но все громче шумят об „опасности“ референдума.
Поразительно: народу говорят, что обращение к народному волеизъявлению — опасно. В чем тут опасность — никто толком не объяснил. Самое худое, что может произойти, — не придут к урнам необходимые 50 процентов избирателей. Ну что ж, степень легитимности такого волеизъявления будет ниже, но мнение большинства среди принявших все равно будет выявлено. Особенно примечательно, что говорят об „опасности“, еще не определив вопросов для голосования. О чем ни спроси у населения — все равно, выходит, опасно. Тут уже хочешь — не хочешь, приходится задаться вопросом: для кого опасно?»
Похоже, это риторический вопрос. Несколькими днями раньше, 18 февраля, те же «Известия» на первой полосе опубликовали статью с броским заголовком «В случае проведения референдума президента поддержит большинство россиян». Накануне в Москве состоялось рабочее совещание представителей президента в областях и краях России, Москве и Санкт-Петербурге. На совещании провели анкетирование. На вопрос «Считаете ли вы, что референдум проводить необходимо?» 80 процентов ответили «да». На вопрос «Считаете ли вы, что в случае проведения референдума в нем примут участие более 50 процентов граждан, имеющих право голоса?» «да» ответили 70 процентов опрошенных. На вопрос «Кого в большей степени поддерживает население вашего региона?» 89 процентов ответили — президента.
Выяснилось также, что 78 процентов местных народных Советов идею проведения референдума не поддерживают. Не поддерживают ее и 46 процентов глав администраций.
Разумеется, Хасбулатов понимал, что расклад не в его пользу. Он понимал также, что результаты опроса укрепят позиции Ельцина и ослабят его, причем до такой степени, что он может оказаться вообще вне политической игры. Тем более, что в Верховном Совете, как писал в тех же «Известиях» Леонид Никитинский, наметились признаки того, что несанкционированные Верховным Советом инициативы спикера вызывают все больше недовольства среди различных групп депутатов. Поскольку противоречия между «коммунистами» и «демократами», на которых всегда играл Хасбулатов, в меняющейся ситуации утратили первоначальный смысл, то спикеру все труднее усидеть между двух стульев. «Это заставляет его нервничать, — пишет Никитинский, — и совершать промахи, постоянно опровергая самого себя — в частности, по отношению к референдуму».
В силу, как мне кажется, невероятных амбиций, Хасбулатов, с одной стороны, все сильнее своими действиями затягивал узел конфликта, а, с другой, уже сам становился заложником запущенного процесса. Сильный, здравый, ответственный человек, понимающий в каком направлении развивается ситуация, без ущерба для собственной репутации мог, что называется, опустить в реактор графитовые стержни. Но у спикера был иной характер, иное воспитание, иные претензии. Реактор шел вразнос. В стране, в которой не могли договориться власти, начинал рушиться конституционный порядок.
«…вопреки приказу министра обороны, — пишет Лацис, — проводится «всеармейское офицерское собрание». Его участники открыто занимаются тем, что офицеру, не покинувшему воинскую службу, действующим законом запрещено: они вмешиваются во внутриполитическую деятельность государства. В «собрании» участвуют лидеры Фронта национального спасения, открыто провозгласившего неконституционные цели. В собрании участвуют лидеры только что созданной Компартии России, объявившей о намерении применять наряду с парламентскими методами — непарламентские и приветствовавший на своем съезде выпущенных из заключения до суда гэкачепистов. Происходит гибельное для всякой демократии: одежды демократии напяливает реакция».
До октября оставалось семь месяцев с небольшим.
Игорь Корольков
