Я слушал Никсона и первые 20 минут не понимал ни слова
События и публикации 18 октября 1992 года
комментирует обозреватель Аркадий Дубнов*
«Московские новости» 18 октября вышли с заголовком «Третье пришествие» на первой полосе и фотомонтажем. Его герой – Эдуард Шеварднадзе. Лид главного материала еженедельника гласит:
«Долгожданные выборы нового парламента Грузии все-таки состоялись. Их переносили сначала на апрель, затем на май, июль, сентябрь 1992-го. Последний срок истекал в октябре – дальше в выборах не было бы необходимости. Гражданская война захлестнула бы Грузию.Можно сказать, что Шеварднадзе еще раз потерпел победу. И теперь от него зависит, встанет ли Грузия на путь демократического федеративного государства или скатится в пропасть феодальных распрей, ставящих крест на независимости».
Странное дело – совершенно не помню этого события. А ведь незадолго до этого вернулся из поездки по Грузии, Абхазии (тогда за такое выделение можно было запросто схлопотать обвинение в антигрузинских замыслах) и Чечне. То ли был сосредоточен на делах таджикских (писал об этом в предыдущем комментарии), то ли сами выборы грузинские не казались важными…
Чтобы проверить свои ощущения, полез в книгу воспоминаний Шеварднадзе «Когда рухнул железный занавес», изданную в Москве в 2009 году. В ней он подробно излагает события тех лет, после своего возвращения в Грузию. И удивительно, но там тоже ни слова не нашел о тех парламентских выборах.
А между тем, как пишут авторы «МН», «итоги выборов обостряют до предела взаимоотношения в треугольнике Тенгиз Китовани – Джаба Иоселиани – Эдуард Шеварднадзе. Шеварднадзе, самый зависимый от «победителей» январского 1992 года переворота (тогда был свергнут президент Звиад Гамсахурдиа), стал первым. Это итог выборов 11 октября. Ясно, что глава парламента больше не захочет идти на компромиссы с этими членами Госсовета, ныне упраздненного. Тем более – разделять ответственность за их ошибки, например в Мингрелии и в Южной Осетии».
Шеварднадзе явно сдерживает себя, когда описывает в книге некоторые из таких «ошибок» времен абхазской войны:
«Каждую ночь я проводил совещание. Часто на них присутствовал Китовани. Он вел себя весьма своеобразно. Однажды он покинул поле боя и направился в соседний Очамчирский район, чтобы, как он сказал, призвать под знамена своих партизан и вернуться сюда со свежими силами. Конечно, не он один своевольничал и был чужд дисциплины. Его окружение вело себя точно так же. Кстати говоря, в январе 1995, когда война уже была окончена, Китовани со своими ближайшими соратниками – среди них был один из вице-премьеров – решили силами небольшого вооруженного формирования, для перевозки которого хватило нескольких автобусов (обратите внимание на презрительный тон автора – А.Д.), покорить и вернуть Абхазию. Я был вынужден с помощью тогдашнего министра госбезопасности Игоря Гиоргадзе (того самого, которого спустя несколько лет в Тбилиси обвинят в организации антиправительственного заговора, – А.Д.) пресечь это намерение и арестовать предводителей. Но это было после войны. Во время войны у меня не было ни полномочий, ни реальной власти, чтобы требовать беспрекословного исполнения моих приказов…».
Вспоминая эпизоды той абхазской войны, должен сказать, что поведение самого Шеварднадзе не могло не вызывать уважения. Он вел себя чрезвычайно мужественно, находясь в Сухуми, когда ему угрожала смертельная опасность и, казалось даже, что он сознательно ищет смерти, чтобы искупить свои собственные ошибки, ввязавшись в эту позорную и трагическую для Грузии войну.
«Московские новости» продолжают:
«Но и Китовани, и Иоселиани тоже стали депутатами парламента и не захотят терять своих позиций, которые все больше расходятся с позициями Шеварднадзе. Главное, во что упираются расхождения, – это видение грузинской государственности. Тенгиз Китовани отстаивает унитарную, без автономий Грузию, где не будет места ни Абхазии, ни Аджарии, ни тем более Южной Осетии. Сторонники этой позиции во главе с Китовани пытаются сейчас доказать ее «обоснованность» в Абхазии. Фигура, ведущая двойную игру, – Джаба Иоселиани, не делающий политических заявлений, но поддерживающий и Китовани, и Шеварднадзе, следовательно, в любой момент, опираясь на отряды «Мхедриони», способный стать самостоятельной фигурой».
Шеварднадзе вспоминает в книге про Иоселиани, когда описывает три покушения на свою жизнь, которые он пережил. За одним из них, в августе 1995-го, стоял глава «Мхедриони».
«По данным следствия, пишет Шеварднадзе, покушение было совершено с молчаливого благословения Джабы Иоселиани: того самого человека, который сделал все, чтобы я возвратился в Грузию, который с полной самоотдачей сражался в Абхазии. Но после парламентских выборов он не смог смириться с ограничением своей власти в госаппарате… Отравленный властью, Иоселиани возомнил, что государство – это он. А я оказался лишним препятствием у него на пути…».
Трудно не согласиться с Шеварднадзе, когда он утверждает, что, если бы он согласился тогда уйти в отставку, то «под руководством Тенгиза Китовани и Джабы Иоселиани наша страна оказалась бы в полной изоляции, стала изгоем и захлебнулась бы в хаосе насилия.
«Седой лис», как звали грузинского лидера, решил уйти в отставку гораздо позже, в ноябре 2003-го, под натиском «революции роз» и ее лидера Михаила Саакашвили. Тогда он прекрасно отдавал себе отчет, что этого хотят его друзья на Западе, пришло другое время и имидж одного из главных «разрушителей Берлинской стены» уже не держал его на плаву у власти… Кроме того, Шеварднадзе к тому моменту уже исполнилось 75 лет. Лично мне он показался усталым еще в конце 90-х, когда я приехал в Тбилиси, чтобы взять у него интервью для «Радио Свобода».
Впрочем, похоже, что за эти годы он отдохнул и восстановил хорошую форму, написал те самые воспоминания, а еще дает много интервью. В одном из них, – корреспонденту «Московских новостей» Михаилу Вигнанскому, в марте 2011 года Шеварднадзе сказал, что «диалог (с Москвой) обязательно надо восстановить. Россия – самый большой и могучий наш сосед, который в любое время может напасть, поэтому надо уметь договариваться». Он напомнил, что у него «с Владимиром Путиным были добрые отношения». В другом, Би-Би-Си, он сказал, что «Ельцину он доверял больше, чем Горбачеву».
В «МН» 28 октября на странице трех авторов занятная статья Димитри Саймса, председателя Центра российских и евразийских исследований Фонда Карнеги, – «Что можно ожидать от Америки». Сын легендарного советского адвоката Дины Каминской, защищавшей в судах диссидентов Юрия Галанскова, Павла Литвинова, Владимира Буковского, он вынужден был эмигрировать в США в конце 1970-х годов. Показался занятным лейтмотив его выступления. Саймс, мягко говоря, чрезвычайно раздражен был тем, что на роль сопредседателя только что закончившейся в Москве тогда российско-американской конференции по национальным интересам России был приглашен Генри Киссинджер.
Саймс удивлен, ведь «бывшего государственного секретаря США Генри Киссинджера другом России никак не назовешь». «В отличие от Ричарда Никсона, говорит американский политолог, Киссинджер решительный противник сколько-нибудь значительной экономической помощи правительству Ельцина. Он подозревает его в продолжение имперских традиций. С его точки зрения, сильная Россия противоречит интересам Америки. Соответственно, он неоднократно призывал Вашингтон заняться укреплением безопасности западных соседей России, созданием практически нового санитарного кордона, отделяющего ее от остальной Европы. Это дало повод к подозрениям, высказывавшимся в прессе, что одним из клиентов бывшего госсекретаря является правительство Украины. Даже если эти упреки безосновательны, приглашение деятеля с подобным подходом к России выглядит странно», сетует автор статьи в «МН».
Забавно, что Саймс (переделанная на английский манер фамилия Симис, которую он носил, живя в СССР – А.Д.) противопоставляет Киссинджера его многолетнему патрону экс-президенту США Ричарду Никсону, в администрации которого он работал советником по национальной безопасности, а затем и госсекретарем в 1970-х. Но в этом нет ничего удивительного, ведь речь шла о другом времени, о начале 1990-х, когда их пути разошлись. А Димитри Саймс в тот момент был президентом Центра Никсона, стремившийся сделать своего шефа консультантом нового российского руководства. Очевидно, предпосылкой к такой возможности мог быть знаменитый визит президента Никсона в брежневскую Москву в 1972 году, ставший символом «разрядки» в советско-американских отношениях. Тот визит впечатался фразой «Никсон с его госпожой» в одной из песен Высоцкого…
Спустя двадцать с лишним лет, в 1994-м, мне довелось встретиться с Ричардом Никсоном в Москве в Белом доме, что был тогда резиденцией Верховного Совета. Мой старший товарищ, историк Александр Янов, много лет назад эмигрировавший в США, сотрудничал тогда с Центром Никсона, и я по его просьбе в меру своих возможностей помогал ему организовывать встречи экс-президента США с некоторыми политиками и общественными деятелями в Москве. Помню, что дважды к тому моменту побывав в США, и будучи уверен, что понимаю по-английски, я только спустя минут двадцать после начала встречи стал разбирать отдельные слова из уст Никсона…
Если я не ошибаюсь, ельцинское окружение тогда без особого восторга и пиетета отнеслось к фигуре Никсона, шлейф скандального «уотергейта», вынудившего его под угрозой импичмента подать в отставку с поста президента, не красил его в глазах российских либералов.
Саймс пишет в «МН»:
«Эпизод с Киссинджером отражает трудности общего порядка в выработке российскими политическими деятелями рационального подхода к Соединенным Штатам. Пока прагматический анализ часто подменяется своего рода синдромом любви и ненависти. Фронт национального спасения России обвиняет Америку и Запад в целом в том, что они являются фактически «хозяевами» новых российских «властителей». Если так, то почему же Вашингтон даже после путча откровенно высказывался за сохранение Советского Союза как единого государства и симпатизировал Горбачеву, а не Ельцину? Нужно обладать большим воображением, чтобы предположить, что Америка может быть довольна превращением второй ядерной великой державы в гигантский очаг кровавой нестабильности.Но не понимают Америку и те, кто прекраснодушно уповает на общечеловеческие ценности и демократические идеалы как нечто, что само по себе гарантирует гармоничные отношения с США. Новый облик российской политики еще отнюдь не означает, что отныне всегда и во всем Соединенные Штаты будут на стороне вчерашнего соперника. Для этого требуется совпадение не только благородных принципов, но и реальных конкретных интересов».
Тот, кому из россиян не довелось «жить в те годы чудесные» во взрослом состоянии, очевидно, будет искренне потрясен, узнав, будто кто-то из российских политиков, пусть даже либерального толка, мог надеяться на то, что Вашингтон «отныне и всегда и во всем» будет на стороне Москвы. И даже, если Саймс слегка утрирует оценки тех лет, политическую атмосферу он передает в целом адекватно. Будущее наших отношений с Америкой казалось вполне безоблачным. Более того, скажу, что и почти десять лет спустя, после атаки террористов на башни-близнецы 11 сентября 2001 года, в представлениях определенной части московской политической тусовки снова забрезжили надежды на новую «оттепель».
Этим иллюзиям, порожденным странным возбуждением от того восторга, с которым встретили в США слова соболезнования Владимира Путина, обращенные к президенту Бушу-младшему, не суждено было стать реальностью.
Помню, как один моих коллег спустя пару дней после этого обращения позвонил мне и предложил возглавить отдел политики в одном из провластных медиа-ресурсов, мол, мои либерал-демократические взгляды окажутся вполне теперь ко двору. Я ответил вежливым отказом: «это ненадолго…». Я не ошибся.
Политолог Дмитрий Тренин, ныне директор Центра Карнеги, а когда-то - мой коллега по журналу «Новое время», оценки которого мне близки, написал про те времена в своей книге «Post-Imperium»:
«…главной заботой Вашингтона в регионе (Евразии – А.Д.) было не допустить восстановления СССР, какой бы фантастической идеей это не казалось, в том числе ряду видных американских дипломатов. В остальном США стремились быть одним из игроков на евразийском пространстве, иметь к нему доступ и не позволять России закрывать этот доступ – хотя к гегемонии как таковой Америка не стремилась».
Эти слова хорошо иллюстрируют соотношение «благородных принципов» и «реальных конкретных интересов», о которых рассуждает Димитри Саймс в своей статье в «МН» 20-летней давности. Что касается гуру американской дипломатии Генри Киссинджера, то он, несмотря на тот давний скепсис Саймса, весьма уверенно проложил себе дорогу в Кремль, где считают честью для себя побеседовать с ним как второй, так и третий президент России.
Аркадий Дубнов
Международный обозреватель газеты «Московские новости». Закончил МЭИ, работал в НИИ и на АЭС. В журналистике с 1990-го: «Демократическая Россия», «Новое время», «Радио Свобода», «Время новостей». 20 лет наблюдает за тем, что происходит на месте бывшего Союза.
