Ельцин Центр

В преддверии решительной схватки

День за днем. События и публикации 26-27 августа 1993 года комментирует обозреватель Олег Мороз*

Ельцина собираются «поставить к стенке»
Загнанный в тупик, теряющий надежду быстро решить конституционную проблему, Ельцин раздумывает, что делать дальше. Распространяются слухи: президент что-то замышляет. Антиельцинская оппозиция, прежде всего самая необузданная, бросается в упреждающую атаку.
26 августа Общественный комитет защиты Конституции и конституционного строя (как мы знаем, архаичная Конституция была в ту пору излюбленным прикрытием для противников Ельцина) провел пресс-конференцию. Среди ораторов — знакомые всё лица. Подполковник запаса Станислав Терехов пригрозил президенту, что, если он вздумает посягнуть на «нынешний состав» Верховного Совета, его, президента, правительство после этого не просуществует больше одного-двух дней.
По словам бывшего военного политработника, оппозиция готова к «силовым методам», к «военным действиям» и после победы начнет восстанавливать Советский Союз.
О том же вела речь и пламенная коммунистка-революционерка Сажи Умалатова.
— СССР не распадался и не исчезал, — заявила она. — Де-юре он существует и сейчас, и в него войдут со временем опять все пятнадцать бывших республик, хотя на первых порах их будет в Союзе только три-четыре.
По мнению Умалатовой, Сурет Гусейнов, поднявший вооруженный мятеж в Азербайджане, смог изгнать из Баку президента республики Эльчибея «только потому, что его танки шли под красным флагом СССР». Так же, мол, будет и в Москве.
Комитет призвал Бориса Ельцина уйти в отставку и предупредил, что в случае посягательств на нынешний парламент все виновные будут судимы «по законам военного времени», в том числе и журналисты, поддерживающие президента — их будут рассматривать в качестве «изменников народа и Родины».
Известно, как судят «по законам военного времени»: без разговоров — «к стенке».
«Трудовая Москва» проводит пятитысячный митинг на Лубянке. В принятой резолюции утверждается, что президент «потерял опору в народе и в оправдание может ввести чрезвычайное положение в Москве и в России». В случае, если он совершит «антиконституционные действия, направленные на изменение советского государственного строя», говорится в документе, «Трудовая Москва» примет все возможные меры для пресечения их с целью сохранения стабильности конституционного процесса».
Неистовые анпиловские бабушки с крашеными фиолетовыми волосами (так, помню, выглядели, по крайней мере, некоторые из активисток этого движения, часто мелькавшие на телеэкране) все еще живут при милом их сердцу советском строе.
В резолюции выражается поддержка действиям спикера парламента Руслана Хасбулатова и содержится требование, чтобы на очередном съезде народных депутатов был рассмотрен вопрос о ликвидации института президентства в России как источника двоевластия, а также вопрос о восстановлении Конституции РСФСР и признании незаконными Беловежских соглашений. Наконец еще одно требование — решить на съезде вопрос о возвращении всех прав местным Советам «с целью дальнейшей демократизации общества» и восстановления СССР.
В общем — полным ходом назад, в светлое прошлое.

Верховный Совет возвращает цензуру
Под прицелом антиельцинской оппозиции постоянно находились журналисты, пресса. Оппозиция была уверена, что именно благодаря прессе, в первую очередь телевидению, Ельцин получил на референдуме те победные голоса, которые он получил. Подмять под себя СМИ, сделать их подконтрольными было одной из главных стратегических задач противников президента.
Еще в июле Верховный Совет принял поправки к Закону «О средствах массовой информации». Этими поправками учреждались советы по обеспечению свободы слова на государственном телерадиовещании, или, как их стали коротко называть, — наблюдательные советы. Цель, разумеется, провозглашалась благая, как и следовало из самого названия этих новоиспеченных органов, — «обеспечение объективного освещения общественно-политических проблем и событий». Однако тот факт, что учреждать эти советы — как говорится, в центре и на местах, — поручалось органам представительной власти, заранее сводил на нет возможность для электронных СМИ быть независимыми.
В ведение такого совета, среди прочего, входило назначение и освобождение руководителей телерадиовещания — и общероссийского, и регионального уровня. Фактически на российском телевидении и радио вводилась неприкрытая политическая цензура, хотя, например, в принятом ВС положении о Федеральном наблюдательном совете (официально — Федеральном совете по обеспечению свободы слова…) опять-таки декларировалось, что он создается «в целях недопущения цензуры, политического монополизма на общероссийском государственном телерадиовещании».
Согласно этому положению, совет должен был формироваться по такому принципу: общее число его членов — 20; двое назначаются президентом, двое — президиумом ВС, двое представляют Союз журналистов, остальные четырнадцать — парламентские фракции. То есть президентская сторона заведомо остается здесь в меньшинстве.
В тот же самый день, когда состоялось первое заседание Федерального совета, — по-видимому, не случайно — в Москве открылось двухдневное совещание руководителей СМИ. Общий тон выступлений на нем был резко критический по отношению к «радиотелевизионным» поправкам, которые принял Верховный Совет. Участники сошлись во мнении, что эти поправки, — возрождение цензуры, посягательство на свободу слова и права граждан. Председатель ТРК «Останкино» Вячеслав Брагин заявил, что оценивает ситуацию вокруг СМИ, прежде всего вокруг телевидения, как исключительно тревожную, почти драматическую. По словам Брагина, оппозиция считает, что она проиграла референдум только из-за того, что не владела телевидением, а потому действует против него все более бесцеремонно, старается захватить телеэкран, приспособить его для собственных нужд.
Коллега Брагина председатель ВГТРК Олег Попцов сказал, что, если реформаторская власть не поддерживает журналистов, плохо их поддерживает, журналисты должны сами о себе позаботиться. Попцов призвал создать всероссийский стачечный комитет с целью защиты «своего собственного закона» — Закона о СМИ, который, по его словам, «пока является единственным завоеванием перестроечного периода». По-видимому, тут подразумевался весь период реформ, начиная от Горбачева.
Известная в ту пору тележурналистка председатель телерадиокомпании «Петербург» Бэлла Куркова с весьма резкими упреками обратилась прямо к Ельцину, присутствовавшему на совещании. При этом повела речь не только о положении, сложившемся вокруг телевидения, но и о ситуации в стране в целом.
— Что мы видим после референдума? — сказала она. — Мы видим с вами вялую политику, мы видим упущенные возможности, мы видим-то, что наработано на Конституционном совещании (которое создал Ельцин в противовес хасбулатовской Конституционной комиссии — О.М.), снова уходит в песок, а партноменклатура на местах поднимает и поднимает голову. Я не знаю, читаете ли вы, Борис Николаевич, аналитические материалы, которые мы читаем. Вот хотя бы пример по Орловской губернии, что там происходит. В открытую снимают людей под предлогом того, что это люди, которые поддерживают президента. То же самое происходит с нами. Мы ваш последний рубеж — электронные средства массовой информации. Последний!
— Мне кажется, — продолжала Куркова, — что вы неверно информированы. У вас есть своего рода «негативное богатство». Первое — это заведующий дверями, который не пускает тех, кто хочет принести к вам правдивую информацию, и, второе, «негативное богатство» — рулоны зеленого сукна, где пропадают любые бумаги, любые наработки, которые делают для вас, стараясь донести до вас правду, все теряется во тьме. Аппарат — это пятая колонна, препятствующая вашей работе как президента России.
— И последнее, Борис Николаевич, — сказала в заключение журналистка, — если вы не поймете серьезность того, что происходит сегодня (два года спустя после Августа), если вы сегодня не используете тот шанс, который дан вам как первому президенту России, то мы все вместе сыграем роль попа Гапона. Мы повели народ за собой, но вот куда мы его приведем, это неизвестно.
Упреки в адрес Ельцина были не вполне справедливы. Как выяснилось позже, еще в начале августа он, с подачи министра печати Михаила Федотова, наложил вето на Закон о внесении дополнений и изменений в Закон о СМИ (такая вот сложная словесная конструкция), принятый Верховным Советом в июле, и вернул его на повторное рассмотрение в парламент со своими поправками. Этот ельцинский демарш до поры, до времени не предавался огласке, видимо по той причине, что Ельцин не хотел очередного обострения отношений с депутатами.
Сам Михаил Федотов, тоже прижатый к стенке участниками совещания, сказал, что, если поправки ВС к Закону о СМИ будут окончательно приняты, он уйдет в отставку. «Я не смогу быть могильщиком свободы слова», — заявил он.
Как и следовало ожидать, все эти протестующие голоса не были услышаны воинственно настроенными депутатами. Через несколько дней Верховный Совет рассмотрел поправки Ельцина и отклонил главные из них — исключающие упоминание о наблюдательных советах и о новом — через посредство этих советов — порядке назначения и освобождения руководителей государственных телерадиокомпаний.
После этого министр печати Михаил Федотов, как и обещал, подал в отставку.
Впрочем, преодолеть президентское вето ВС не сумел — он сделал это лишь на следующем заседании, в начале сентября. Накануне президентская сторона предприняла последнюю, отчаянную попытку воспрепятствовать депутатскому самоуправству. С резким заявлением в адрес антиельцинского большинства в Верховном Совете выступил пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков. Среди прочего, он сообщил, что президент не намерен направлять своих представителей в создающийся Федеральный наблюдательный совет, «возрождающий цензуру на телевидении». Депутаты, разумеется, проигнорировали и это заявление.
Подводя итоги обсуждения и голосования, Хасбулатов, удовлетворенный очередной одержанной победой, благодушно обратился к журналистам с призывом «не раздувать проблему там, где ее нет». По его словам, «главное условие свободы информации — нормальная работа российского парламента». Соответственно, главная угроза свободе слова, по утверждению спикера, — попытки помешать этой нормальной работе.

Война внутри правительства
Борьба за реформы и против реформ шла не только между правительством и Верховным Советом, но и внутри самого правительства Черномырдина. Горстке реформаторов-рыночников противостояли вице-премьеры-консерваторы, отраслевые министры, правительственный аппарат, не желавшие признавать законов нормальной, то есть рыночной экономики.
Статья Александра Беккера в «Известиях» за 27 августа 1993 года: «Свободная раздача денег делает из бюджета «филькину грамоту». Щедро раздают бюджетные деньги сам премьер, его замы…

Перечисленные джентльмены — это все те самые черномырдинские «вице» из числа советских министров, «красных директоров», партийных деятелей. Противостоящие им вице-премьеры-рыночники — Федоров, Чубайс — в меньшинстве. Такой вот расклад сил во вроде бы реформаторском правительстве Черномырдина, которое вроде бы считается преемником реформаторского правительства Гайдара. Рыночники настаивают на приоритете финансовой стабилизации и, соответственно, на жесткой, антиинфляционной кредитно-финансовой политике, их оппоненты всеми силами расшатывают эту политику.
«В связи этим, — продолжает Александр Беккер, — вспоминается идейная стычка вице-премьера Федорова с вице-премьером Заверюхой. Первый упрекнул второго, что тот «сознательно стремится развалить финансовую политику государства, постоянно проталкивает через правительство решения, экономически не обоснованные». Аграрный лидер (Заверюха «курировал» в правительстве сельское хозяйство — О.М.) ответил коротко и ясно: «Мое убеждение… остается неизменным: дотировать будем».
Вот так. Действительно «коротко и ясно». Федоров и его немногочисленные правительственные коллеги-рыночники всеми силами пытаются сдержать поток государственных дотаций убыточным предприятиям и отраслям, перекрыть эту «черную дыру», где безвозвратно исчезают десятки и сотни миллионов бюджетных рублей, а в ответ слышат: «Дотировали и будем дотировать!» Вот и проводи реформу, как хочешь.
Финансовая стабилизация была одним из двух главных составных частей радикальной экономической реформы, начатой Гайдаром. Другая ее важнейшая часть — приватизация. Обе составляющие реформы сталкивались с бешеным сопротивлением на всех уровнях начиная с самого верхнего — верховносоветовского и даже правительственного.
Так что правительство Черномырдина было не вполне реформаторским. Люди, которыми мало-помалу оно стало насыщаться, постепенно вытесняя оттуда членов команды Гайдара, разительно отличались от последних. По всем параметрам. В том числе и внешним, и поведенческим. Допустим, тот же Заверюха. Это весьма четко прорисованный природой и социумом человеческий тип. Даже если не знать, что в правительстве он занимается сельским хозяйством, в догадках трудно было ошибиться. Будь он немного помоложе, Заверюху с его кучерявой головой и стрижкой «под бобрик» легко было бы представить трактористом или комбайнером. Недаром журналисты пришли в такой восторг после того, как где-то удалось сфотографировать Заверюху с баяном в руках. Первый парень на деревне! Позже — в более зрелом возрасте — он вполне мог бы сойти и за председателя колхоза, и за секретаря сельского райкома. Ну, и в правительстве его бесспорным местом стало, разумеется, место сельскохозяйственного министра или, бери выше, вице-премьера — куратора аграрной отрасли. Кураторство свое он рассматривал главным образом как святую обязанность «защищать интересы» родной отрасли, лоббировать их, снабжать родную отрасль деньгами, пусть даже «пустыми», которые вдосталь печатал председатель Центробанка Геращенко.
Тот конфликт между ним и Федоровым, о котором пишет Беккер, был не первым. Борис Федоров с самого начала, когда ему предложили пост министра финансов, заявил, что он войдет в правительство лишь при условии, что будет заменен председатель ЦБ Геращенко, а сам он, Федоров, станет располагать тем же статусом, что и Заверюха, то есть статусом вице-премьера. Пришлось пойти ему навстречу. Если бы он стал просто министром, ему было бы вовсе не по силам бороться с правительственными «заверюхами».
Кстати, тот федоровский «вступительный» ультиматум — дело неслыханное по традиционным меркам. Какие ультиматумы! Смиренно поблагодари за оказанное доверие, оказанную тебе честь и «не возникай». Но в том-то и дело, что ни Гайдар, ни Федоров, ни Чубайс не держались за правительственные посты, не стремились сохранить их любой ценой. И в этом было отличие их подхода — вполне обычного для цивилизованных стран — от традиционного совкового представления, когда утрата правительственной должности воспринимается как жизненная катастрофа.
Борис Федоров — формально он не входил в команду Гайдара, но, в принципе, по своим твердым либеральным взглядам вполне мог бы в ней оказаться, — всегда напоминал мне задиристого щенка, не отказывающего себе в удовольствии ввязаться в драку при всяком удобном случае и не соразмеряющего при этом свои силы с силами противника. Когда Борис Григорьевич предъявил свой нахальный и невыполнимый (для всех, кто вскормлен в Совке) ультиматум, а после бесшабашно пошутил, что скальп Геращенко все равно рано или поздно будет висеть у него на стене, это мое ощущение еще более усилилось.
Аналогичное поведение не раз демонстрировал и Анатолий Чубайс. Вспомнить хотя бы случай, когда Черномырдин взял его с собой в поездку в Нижний Новгород. Факт сам по себе знаменательный, демонстративный. Глава правительства как бы решил показать: вот, мол, не такие уж мы с Чубайсом оппоненты, не такой уж Чубайс первый кандидат на вылет из правительства, как тогда принято было считать. Однако председатель Госкомимущества оказался верен себе — на встрече с областной общественностью, преимущественно сельскохозяйственной, он заявил довольно невежливо: дескать, крестьянам потому нравятся колхозы, что там можно воровать. Слова эти, естественно, были встречены неодобрительным гулом. А ведущий телевизионных «Подробностей» Сергей Доренко так прокомментировал этот эпизод: «Чубайса за своего не приняли».
Да, как-то не сходили они за «своих». Руководителю традиционного образца, такому, допустим, как тот же Заверюха, в голову не пришло бы сказать подобное. Такой поведенческий алгоритм для номенклатуры, бывшей и нынешней, непостижим.
…Возвращаясь к теме нашего разговора, еще раз скажу: сопротивление реформам оказывали не только Верховный Совет, но и консервативная часть самого правительства. И неизвестно, какое сопротивление было сильнее. Беккер считает, что второе.
«В этом контексте, — пишет он в заключение статьи, — противоречия правительства с парламентом, как ни странно, становятся второстепенными. Противоречия в самом правительстве определят в ближайшее время, куда качнется маятник инфляции».

Олег Мороз

Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».