Ельцин Центр

В чем я согласен с Зюгановым

«Московские новости» 22 августа 1993 года, разумеется, в первую очередь отмечают вторую годовщину путча ГКЧП. Но, в отличие большинства российских газет, делают это в исторической ретроспективе.
«Железный аргумент. Коммунисты могут вернуться только на танках», — гласит заголовок первой полосы, раскинутый над фотографиями августа 1968 и 1991 годов. Советские танки на улицах Праги и Москвы.
Не буду долго останавливаться на теме августа 1991, «МН» подает ее актуальными комментариями. Кажется, лучше всего дух того августа 1993-го, передают фразы, сказанные четырьмя хорошо известными в те дни политиками из двух противостоящих друг другу лагерей, демократов с одной стороны, коммунистов и националистов, с другой.
Илья Константинов, сопредседатель Фронта национального спасения сообщает, что «…Принято решение превратить 19—21 августа в дни общенационального траура… Это траур по погибшему союзному государству и национальной независимости».
Геннадий Зюганов, председатель ЦК КПРФ:
«Сейчас сошлись две партии: партия, которая говорит «эта страна», и партия, которая говорит «наша страна»… Партия государственников имеет сегодня всенародную поддержку. …Мы будем участвовать в проведении дней скорби и горечи в связи с внедрением в общественную жизнь страны колониальной демократии.
Координатор фракция «Радикальные демократы» Сергей Юшенков:
«…Если что-то и достигнуто за последние 5–10 лет в нашей стране — это то, что было достигнуто в августе 1991 года. …Наши оппоненты сделали из случившегося больше выводов, чем мы. Если тогда люди боялись использовать Верховный Совет, то теперь ВС является одной из главных сил, с помощью которой восстанавливается диктатура КПСС и Советов всех уровней.
Марина Салье, сопредседатель Свободно-демократической партии России:
«У нас нет большего позора, чем август-91. Говорю я в августе-93, потому что у нас нет никаких результатов… Мы все, извините за очень грубое выражение, прокакали…».
Удивительное дело, все четверо политиков почти в траурных тонах отзываются о времени, прошедшем с августа 1991-го, но по причинам, совершенно противоположным. Одни скорбят о потере СССР, другие — об упущенных возможностях. Этих других уже нет, Сергей Юшенков убит, Марина Салье недавно скончалась. Но именно к тем годам, первой половине 90-х относится ее знакомство с одним из ближайших соратников питерского мэра Анатолия Собчака, Владимиром Путиным. Об этом Марина Салье оставила далеко не самые лестные воспоминания…
Но, честно говоря, я быстро «пролистал» страницы «МН», где про «опыт поражения ГКЧП». Больше меня всколыхнула четверть века после «Праги — 68». Сегодня — уже 45 лет назад!
Замечательный документ публикуют «МН», протокол одного собрания.
«Коллектив не потерпит…», называется публикация.
Вот предисловие газеты к ней:
«Ввод войск в Чехословакию вызвал протесты многих граждан СССР. Демонстрантов, авторов листовок и плакатов, как правило, судили. Неправый суд вызывал возмущение у их товарищей. Сочувствующих обычно прорабатывали на собрании трудового коллектива. Об одном из таких «мероприятий — весьма
характерном — собрании профсоюзного актива Московского трубного завода, проходившего 21 февраля 1969 года, рассказывает сокращенная стенограмма.
Публикуется впервые.
Вот отрывки стенограммы:
«Секретарь партбюро В. Манохин: На повестке дня — обсуждение поведения члена коллектива инженера Виктора Сокирко. Весь наш народ одобрил ввод советских войск и войск наших союзников в Чехословакию. Но нашлись отщепенцы, которые пошли против народа. Они вышли на Красную площадь с лозунгами: «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия», «Долой оккупантов», «За нашу и вашу свободу», «Свободу Дубчеку». В сентябре состоялся процесс над этими товарищами («Волк им товарищ» — голос из зала). Они были осуждены как нарушители общественного порядка. И вот в декабре было написано письмо на имя депутатов Верховного Совета СССР и РСФСР и в редакции газет. Содержание этого письма — несогласие с осуждением: что, мол, участникам демонстрации были вынесены неправильные приговоры. Одним из подписавшихся был работник технического отдела Виктор Сокирко.

В. Сокирко: Почему я подписал обращение к депутатам Верховного Совета с просьбой о пересмотре судебного приговора демонстрантам на Красной площади? С одним из них, Константином Бабицким, я знаком лично. В нем каждому виден добрый и положительный человек. Все отмечают его необычайную работоспособность — отдается работе целиком, самозабвенно. Второй его главной чертой является моральная стойкость. Человек, построивший крепкую и дружную семью, вырастивший трех детей, не может быть морально неустойчивым, как писалось в наших газетах. Костя считал, что в наших ошибках, особенно таких тяжелых, как во времена сталинского произвола и хрущевского волюнтаризма, виноваты мы сами. Мы не имели смелости сразу высказаться против очевидных и нарушений социалистических законов, не имели гражданского мужества отвечать за свою страну и ее действия. Именно сознание этого обстоятельства заставило его очень чутко относиться ко всем случаям возвращения к жизни сталинизма».

Удивительный человек этот Виктор Сокирко! Я познакомился с ним много лет спустя после того собрания, в конце 1980-х, в разгар перестройки. Он прославился тогда созданием Общества защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод. Он писал надзорные жалобы в прокуратуру, помогал составлять судебные иски осужденным за экономические преступления, сотни предпринимателей благодаря ему либо вышли на свободу досрочно, либо были освобождены от наказания. Его общество прекратило свою деятельность только в 2001-м, когда изменилось законодательство, регламентирующее частный бизнес (впрочем, сегодня деятельность Виктора Сокирко была бы снова востребована…).
Но тогда, в 1969-м, ему было еще 30 лет, он закончил МВТУ им. Баумана, работал на трубном заводе и писал диссертацию, которую ему так и не дали защитить. После того собрания, где его клеймили за поддержку «отщепенцев», Виктор Сокирко стал активным участником диссидентского движения, перепечатывал и распространял «Хроники текущих событий», отказывался в 1973-м давать показания по делу Якира и Красина, был осужден за это на полгода исправительных работ, в 1980-м еще раз осужден условно…
Ниже, на той же полосе, статья Владимира Шевелева (ныне покойного): «По последним данным разведки…».
«21 августа 1968 года. Москва летняя, солнечная, как будто ничего не произошло. Разве что у газетных киосков очереди длинней обычного, и народ, пожалуй, молчаливей… А чему удивляться? Не первый раз наша армия вдруг вступает на территорию соседней страны. И это особенно часто случается теплой осенью в — 39-м, в 40-м, в 56-м… Пройдет время, и я в подробностях узнаю, пишет автор, что означали строчки ТАСС: «Советские воинские подразделения вступили на территорию Чехословакии»… Мне покажут, как шли танки от аэродрома к центру Праги. Автоматчики зорко вглядывались в темноту, ожидая встречи с коварным врагом (их готовили), но видели только мирно спящий город и редких испуганных прохожих… Около четырех часов ночи они перережут телефон в кабинете первого секретаря ЦК КПЧ и плотно закроют окна, чтобы руководители Чехословакии, сидящие под дулами автоматов, не слышали, как быстро растущая толпа перед зданием ЦК поет национальный гимн и скандирует имя Дубчека…

Что принесла оккупация самим оккупантам, продолжает Владимир Шевелев?
Сегодня известно, что немало людей протестовало против нашей агрессии, хотя «протестанты» не сомневались: их ждет тюрьма, ссылка, психушка, изгнание с работы. Август 68-го похоронил надежду на очеловеченье системы, расколол общество, убедительно показал, что «они» не пойдут ни на какие изменения, если есть хоть малейшая угроза «их» всевластию. Август 68-го дал мощный импульс диссидентскому движению, заложил динамит, которому было суждено рвануть в августе 91-го…»

У каждого советского, а теперь, российского поколения свой август. Для поколения тех, кому сегодня за 30, как моему старшему сыну, это, может быть, гибель «Курска» в августе 2000-го. Для меня, для части поколения 60+, несомненно, август 68-го — это излом…
В 2007-м в издательстве «Время» вышла книга «Танки в Праге. Джоконда в Москве. Стыд и азарт семидесятых». Застойные, насыщенные годы. Цикл интервью, сделанных моей женой с учителями, врачами, научными работниками, инженерами, бывшими военными, которые рассказывали, чем они жили в то время, как укрывались они на кухнях, слушали Высоцкого, читали запрещенного Солженицына и Пастернака, слушали Шнитке, ходили на Таганку. И там еще больше двух сотен моих фотографий Высоцкого и Шнитке, Симонова и Каверина, Любимова и Хачатуряна, спектаклей и закрытых концертов. Есть там и мой «августовский» рассказ. Позволю этот кусок здесь разместить.
«В августе 1968-го мы с сестрой и ее мужем ушли в поход на байдарках по Мещере. 23 августа мы закончили наш поход в Рязани, сложили байдарки и отправились на вокзал на электричку. И там, на вокзале, я купил «Советскую Россию».

Меня ждало сразу два потрясения. Я узнал, что умер Паустовский, которого я просто обожал. Второе — Чехословакия.
Как только мы приехали домой, я стал слушать радио. Было ощущение, что тебе дали под дых, ты согнулся и не можешь ни встать, ни вздохнуть. Мне было 19 лет, и это было крушение. Ужас. Я возненавидел власть, страну — они разрушили мои иллюзии.
Я с детства очень интересовался политикой, даже в школе все время делал политинформации. В институте стал активным участником семинара по истории КПСС, на котором с 1967 года все время обсуждали Чехословакию. В январе убрали Новотного, политбюро возглавил Дубчек, «Литературка» печатала фрагменты его доклада, что-то по радио передавали… Весь мир говорил о Чехословакии. Мне казалось — вот он, просвет, выход. И на семинарах я «бил фонтаном», кричал о социализме с человеческим лицом. Наша доцентша ярилась, назначала докладчиков, которые должны были мне возражать…

Когда осенью я пришел в институт, эта доцентша перестала со мной здороваться. И по истории КПСС мне поставили «четверку», хотя до этого у меня были одни «пятерки».

Из-за Чехословакии я порвал со своей тогдашней девушкой. Я возмущался: «Как они могли! Весь народ был против!» — а она отвечала мне штампованными фразами, вроде: «Если бы не мы, тогда бы НАТО вошло»… Она оказалась совершенно зомбирована. Мне стало скучно.

События в Чехословакии во многом определили мое отношение к действительности. После я уже особенно ничему не удивлялся и ничего хорошего не ждал. Я понял, что никогда в эту партию не пойду.

Жизнь так сложилась, что случайных или неслучайных встреч с откровенными диссидентами у меня не было. Я часто себя спрашивал: «Если бы я до 1968 года оказался в кругу людей типа Ларисы Богораз или Натальи Горбаневской, пошел бы я с ними или нет?». И до сих пор не знаю…».

Ларису Богораз, вдову Юлия Даниэля (ныне покойную) я знал с начала 1990-х. Наталью Горбаневскую я впервые увидел этой весной на Пушкинской на митинге в защиту узников Болотной. 26 августа она будет читать стихи на Цветном бульваре на благотворительном вечере в помощь тех же узников.

Круг замыкается.
Это же наша страна. Единственное, в чем я согласен с Зюгановым.

Аркадий Дубнов

Международный обозреватель газеты «Московские новости». Закончил МЭИ, работал в НИИ и на АЭС. В журналистике с 1990-го: «Демократическая Россия», «Новое время», «Радио Свобода», «Время новостей». 20 лет наблюдает за тем, что происходит на месте бывшего Союза.