Слабость сильного
День за днем. События и публикации 30 декабря 1992 года комментирует обозреватель Игорь Корольков*
С первого января 1993 года на политических картах мира появились два новых государства — Чешская Республика и Словацкая Республика. Государство Чехословакия свое существование прекратила. Произошло это тихо, почти незаметно. Оказывается, можно разводиться и так — без истерики, без взаимных оскорблений, без угроз и мордобоя.
В конце уходящего 1992 года корреспондент «Известий» Леонид Корнилов в публикациях «Развод с «человеческим лицом» (29 декабря) и «Раздел Чехословакии неблагоприятно скажется на ее экономике» (30 декабря) рассказывает о процессе цивилизованного раздела государства. Как чехам и словакам удалось организовать развод с «человеческим лицом»?
«Есть, наверное, разные точки зрения, — пишет автор, — но, на мой взгляд, (цивилизованность развода — И.К.) прежде всего в том, что, уяснив неизбежность этого события, политики… начали готовить развод заранее…
Свыше 25 подписанных уже взаимных соглашений составил солидный пакет, трактующий, «как будем жить врозь». Подобно тому, как «нежная» революция показала миру образец бескровных, но и бескомпромиссных действий по свержению тоталитарного режима, так и разъединение государства проводится тут методами, которые заслуживают внимания».
25 ноября Федеральное Собрание приняло конституционный закон о разделе федерации. С принятием этого закона практически перестали существовать все федеральные институты Чехословакии. Обе республики, например, обрели право самостоятельно заключать международные договоры. В декабре торжественно приняты конституции обеих стран. Журналист обращает внимание, что сделано это до того, как официально образуются самостоятельные государства. Отвергнутыми оказались всякие попытки сохранить остатки федерации — вроде несостоявшейся унии, в чем то, быть может, напоминавшей бы наше СНГ.
На «развалинах ЧСФР» не выросло никаких общих учреждений и консультационных групп. Утверждены бюджеты на 1993 год. Разделена армия в соотношении два к одному, что соответствует численности населения Чехии и Словакии. Разделены академии наук, службы разведки. Сделано едва ли не самое трудное — в принципе поделено имущество. Были определены три его группы: отдельные здания, золотой запас и купонная приватизация; движимое имущество на сумму 350 миллиардов крон; спорные предприятия. К спорным отнесли, например, такие объекты, как транзитные газопроводы. Они пролегают и по словацкой, и по чешской территории. На то время, когда готовилась статья, еще не был решен вопрос о границах. Существовали два варианта: создать границу «прозрачную» и «физическую». Тогдашний министр внутренних дел Чехии Я. Румл заявил, что его ведомство способно соорудить «физическую» границу за несколько недель, все зависит от политического решения. Кто бы сомневался, в пользу какого варианта будет принято решение.
Мой коллега хорошо описал механизм разделения государства. Но почему был выбран именно он и почему он сработал — в это Корнилов не стал углубляться. Видимо, перед журналистом была поставлена несколько иная, чисто репортерская задача — передать ход событий. Мне же хочется понять причину такого поведения.
На одном из форумов, на котором обсуждался вопрос раздела Чехословакии, читая мнения самых разных людей, обратил внимание на то, что все были в недоумении, а некоторые, как и я, пытались понять — как это развод прошел без скандала? Одна женщина написала: «Буквально вчера обсуждали дома эту тему. Так и не смогли объяснить, не смогли понять — почему чехи и словаки не торгуются? Начинаешь торговаться — а они не понимают, зачем это делать. Ставят в тупик своим поведением».
Другой автор был настолько же краток, насколько и суров: «У нас менталитет такой — по своим шмалять!» Оценка нас, россиян, но она оттеняет людей с другим характером, другой психологией и культурой. Там по своим «шмалять» невозможно.
«К сожалению, разделение государства оказалось необходимым для того, чтобы отношения могли стать нормальными» — заявил лидер Гражданской демократической партии (а в будущем — президент Чехии) Вацлав Клаус. Что же мешало им быть нормальными?
Вот размышления президента ЧСФР Вацлава Гавела на словацком радио в 1992 году:
«Тот чех, который утверждал бы, что словаки — странные, второсортные или подозрительные только потому, что несколько отличаются от чехов и стремятся как-то реализовать свою национальную идентичность, — такой человек был бы сумасшедшим, и мне кажется, что таких людей в Чехии очень мало. Тем не менее, с другой стороны, правда то, что среди чехов весьма распространено определенное недоверие к каким-то национально-освободительным усилиям словаков. Причина этого проста. Дело в том, что у чехов национальное чувство и традиция чешской государственности как-то сливаются с чувством принадлежности к Чехословакии и ее государственности. Всё федеральное здесь в Чехии люди куда больше считают своим, нежели в Словакии, где всё федеральное часто воспринимается как что-то навязанное, что-то слегка враждебное, что-то подозрительное».
Как видим, взаимной неприязни не было. Но словаки чувствовали себя несколько ущемленными, вторичными в сообществе. Они обижались даже на то, что название государства писалось одним словом и требовали, чтобы его писали через черточку — «Чехо-Словакия». Мелочь? Не скажите. Такие «мелочи» отражают национальное самосознание.
Активный раздел Чехословакии начался в 1992 году, когда парламентские выборы привели к победе в Чехии и Словакии «разнонаправленных» политических сил: чехи отдали большинство голосов праволиберальной прозападной Гражданской демократической партии Вацлава Клауса, словаки же поддержали авторитарного националиста Владимира Мечьяра и его Движение за демократическую Словакию. Вопреки ожиданиям, оба политика быстро нашли общий язык, отдав предпочтение разделению страны. Большинство населения его не поддерживало: по данным опросов на то время за независимость двух республик выступало лишь 17 процентов словаков и 11процентов чехов. Тем не менее, громких сожалений по поводу конца Чехословакии слышно не было ни с одной стороны.
Насколько я понимаю, в основе спокойного, мягкого раздела страны лежит щепетильность и чехов, и словаков. Внутренняя культура людей не допускала возможности неуважительного, а тем более грубого отношения к представителям другой нации. Если у кого-то возникло ощущение ущемленности, недоверия к партнеру и это ощущение становится устойчивым и публичным, к нему следует отнестись с пониманием и уважением. Если на них не обратить внимание сегодня, если высокомерно ими пренебречь, то спустя годы, возможно, через десятилетия, эти чувства, окрепнув, перерастут в ненависть. Видимо, прекрасно это понимая, лидеры двух республик, не умеющие торговаться, приняли верное решение. Они сохранили уважение народов друг к другу.
Уникальный опыт чехов и словаков выглядит особенно впечатляюще на фоне того, что произошло в Югославии, России, Грузии. Собранная после Второй мировой войны из пестрых лоскутов Югославия после смерти диктатора Тито стала трещать по швам — слишком много противоречий накопилось в республиках, отличающихся друг от друга не только экономическим потенциалом, но и религией, культурой. Когда они стали отделяться от СФРЮ, Сербия, считавшая себя ответственной за сохранение союза, попыталась силой приостановить естественный процесс. Почему? Кто ей дал такое право?
Десять лет назад я был в Хорватии. Там мне показали фильм, как сербы, заняв позиции на вершине горы, из артиллерийских орудий обстреливали древний Дубровник. Рушились гостиницы, горело жилье, гибли люди… Я видел и остовы гостиниц, и испещренные пулями стены домов. Зачем было все это делать? Ради чего? Ради сохранения союза? Но кому нужен союз, основанный на насилии?
Сегодня Югославия распалась окончательно. Даже верный соратник Сербии Черногория, которая вместе со своим сюзереном пыталась остановить развал, в конце концов, сама заявила о суверенитете. Ну и что случилось? Мир рухнул? Земля сошла со своей орбиты? Устраивают свою жизнь каждый по своему — словенцы, хорваты, черногорцы, боснийцы, македонцы. Неужели этого нельзя было сделать без крови? Так как чехи и словаки.
В 1991 году в Грозном мне довелось общаться с Джохаром Дудаевым, будущим президентом Чечни и лидером национально-освободительного движения. Он рассказывал мне о том, как в Чечне большевики строили социализм: попирали местные обычаи, оскверняли надгробия, как, в конце концов, отняли у людей их землю, выслав в телятниках в Казахстан и Киргизию, где многие нашли свою смерть. У гордых чеченцев было гораздо больше оснований быть недовольными союзом с Россией, чем у словаков — союзом с Чехией. С уважением ли мы отнеслись к чувствам горцев? Кто был послан миротворцем в Чечню? Генерал Руцкой. Но даже при непродолжительном общении с этим человеком становится ясно: развязывать спорные узлы — не его удел. И мы стали «шмалять по своим».
Право на самоопределение — один из общепризнанных принципов международного права. В Декларации о принципах международного права (от 24 октября 1970 года) значится: «В силу принципа равноправия и самоопределения народов, закреплённого в Уставе ООН, все народы имеют право свободно определять без вмешательства извне свой политический статус и осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие, и каждое государство обязано уважать это право в соответствии с положениями Устава». В этой же Декларации указывается, что способами осуществления права на самоопределение могут быть «создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса».
Но существует противоречие между правом наций на самоопределение и принципом территориальной целостности государства, который гласит: территория государства не может быть изменена без его согласия. Как в той притче:
— Имею я право?
— Имеешь.
— А могу?
— Нет, не можешь.
Все зависит от уровня культуры, от порядочности, от гуманитарного мышления лидеров спорящих сторон. Когда ущербна хотя бы одна составляющая, конфликт неизбежен. В таких случаях всегда более мудрой, более уступчивой, более терпимой, более великодушной должны быть та сторона, которая сильнее. Но, как правило, это в истории встречается крайне редко. Сильный хочет быть сильным всегда. В этом его слабость.
Игорь Корольков
