Россия после Гайдара
События и публикации 18 января 1993 года комментирует обозреватель Олег Мороз*
Борис Федоров берет инициативу в свои руки
В середине января 1993 года наметился некоторый отход от разговоров о борьбе со спадом производства как первоочередной задаче правительства (эту тему поставил на первое место новый премьер Виктор Черномырдин). 18 января, выступая перед журналистами, вице-премьер Борис Федоров такой задачей вновь, как это было при Гайдаре, назвал стабилизацию денежного обращения в стране. Он дал понять, что главное — антиинфляционные меры, а борьба со спадом производства — это задача на будущее. При этом, правда, Федоров сказал, что жесткая кредитно-финансовая политика, декларировавшаяся предыдущим правительством, «по существу, не проводилась».
В действительности, как мы знаем, в начале реформ, в первые месяцы 1992 года эта политика была достаточно жесткой и достаточно эффективной. Потом ее в самом деле успешно торпедировал человек по прозвищу «Геракл» — назначенный председателем Центробанка
Надо сказать, этот персонаж древнегреческого эпоса немало крови попортил не только Гайдару, но и самому Борису Федорову. Однако для Бориса Григорьевича затяжное противоборство с председателем ЦБ было еще впереди…
На заседании президиума правительства, состоявшемся 20 января, были обсуждены итоги прошедшего года и планы на 1993-й. Итоги были неутешительные. По словам вице-премьера Анатолия Чубайса, спад производства в 1992 году составил 18 процентов, месячная инфляция в декабре — 25 процентов; в январе же она может достичь 50 процентов. Причина — увеличение кредитной эмиссии в середине прошлого года, осуществленное все тем же «Гераклом».
В качестве основных ориентиров на 1993 год правительство, с подачи Бориса Федорова, выдвинуло снижение инфляции к концу года до 5 процентов в месяц, сокращение дефицита бюджета до 5 процентов ВНП. По мнению Федорова, этих целей можно было достичь лишь при условии значительного снижения уровня дотаций и субсидий малоэффективным предприятиям и упорядочения системы банковских платежей.
Черномырдин становится рыночником
О планах правительства в области финансов Черномырдин 28 января сообщил Верховному Совету. Премьера было не узнать. «Крепкий хозяйственник» советского разлива как-то незаметно превратился в реформатора-рыночника. По крайней мере, если судить по словам. Премьер заявил, что отныне его кабинет будет проводить ужесточение кредитно-финансовой политики более последовательно, чем правительство Гайдара. За счет этого он намерен добиться финансовой стабилизации и укрепления рубля.
Черномырдин сказал, что намерен прекратить практику выдачи кредитов и субсидий «за красивые глаза», которая и стала основной причиной инфляции. По данным председателя правительства, только 20 процентов кредитов использовались для поддержки производства, а остальное «превращалось в многотысячные зарплаты». Отныне, заявил Черномырдин, кредиты будут выдаваться исключительно под конкретные проекты, которые могут в обусловленные сроки принести прибыль.
Здесь премьер почти слово в слово повторил то, что несколько ранее, на встрече с журналистами 18 января, сказал его зам Борис Федоров: по словам вице-премьера, кредиты следует выдавать только тем госпредприятиям, которые способны эффективно их использовать.
Хорошо, когда у тебя есть грамотный заместитель
Естественно, возникал вопрос: а как же двухсотмиллиардный кредит, который премьер в декабре щедро выделил своему любимому детищу — ТЭКу? Предвидя этот вопрос, Черномырдин сообщил, что в январе использование этого кредита было подвергнуто правительственной ревизии. По ее итогам, сказал премьер, «пришлось жестко сократить объемы предоставленной суммы». Этот черномырдинский пассаж был не очень-то понятен. Дело в том, что льготный кредит ТЭКу правительство провело через Верховный Совет. Стало быть, и его сокращение могло быть оформлено лишь постановлением ВС. Но никакого такого постановления парламент не принимал. Наконец, выдачу самого кредита Центробанк еще раньше «притормозил» по неким «техническим причинам». Похоже было, что весь разговор о ревизии, будто бы проведенной в ТЭКе, — не более чем вольная импровизация премьера, призванная успокоить тех, кто выражал недовольство, что этой родной для Черномырдина отрасли предоставляются столь масштабные бюджетные поблажки.
Кроме всего прочего, непонятно было, собирается ли правительство провести такую же ревизию, допустим, в агропромышленном комплексе, куда оно вознамерилось закачать еще больше средств — триллион рублей. Было вполне очевидно, что там, в этой «черной дыре», бюджетные средства будут использованы еще менее эффективно, чем в какой-либо другой отрасли.
Вернулся Черномырдин и к своей недавней провалившейся авантюре с регулированием цен (он восстановил его), заметив, что «попытки административного регулирования или фиксирования цен на продукцию предприятий, не являющихся монополистами, не могут решить проблем экономики». Премьер твердо заверил, что возврата к регулированию цен не будет.
Центральный вопрос: как быть с расходами на социальную сферу? По словам Черномырдина, их увеличение не должно быть произвольным, рост этих расходов должен сопровождаться сокращением дотаций, выдаваемых неэффективным предприятиям, базироваться на взвешенном отношении к госбюджету.
В общем то, все это, конечно, азбука рыночной экономики, однако из уст Черномырдина подобные утверждения мало кто ожидал услышать, причем в такой категоричной форме. Многие восприняли это заявление премьера, вроде бы свидетельствовавшее о смене его приоритетов в экономической политике, как сенсацию. Видно было, что просветительские усилия его помощников, таких, как Борис Федоров, не проходят для него бесследно.
Аплодисменты и проклятия
Перемену в экономических установках Черномырдина, — по крайней мере как они провозглашались на словах, — заметили многие. Одобрительно о ней отозвался Егор Гайдар, которого сам Черномырдин не уставал критиковать. «Действия правительства Виктора Черномырдина, начиная с середины января, заслуживают по крайней мере поддержки», — сказал бывший глава правительства.
Газеты тогда писали, что «новый курс» Черномырдина на приоритетную поддержку промышленности просуществовал чуть более месяца. Финансовая стабилизация вновь названа первоочередной задачей правительства. Глубокомысленные дискуссии о том, пригодны ли «западные теории» для России, сразу же умолкли, едва только угроза гиперинфляции, а с ней и реального краха экономики обрела реальные черты.
У антиельцинской парламентской оппозиции доклад Черномырдина, естественно, вызвал раздражение, хотя она и не торопилась вступать в прямую конфронтацию с новым премьером. Один из ее лидеров Владимир Исаков заявил, что из доклада премьер-министра не видно, чтобы правительство готово было пересмотреть экономический курс (естественно, подразумевался гайдаровский курс; то, что Черномырдин отошел от своих собственных первоначальных позиций, Исакова со товарищи, понятное дело, никак не устраивало). Как явствует из доклада, сказал оппозиционер, практика шоковой терапии будет продолжаться. Исаков предрек: поскольку реальных механизмов выхода из кризиса нет, к концу 1993 года промышленный потенциал страны окажется «в плачевном состоянии», а оборонный комплекс России вообще «перестанет существовать как явление природы».
Очень любили оппозиционеры-антиреформаторы при каждом удобном случае предрекать неизбежный и скорый Апокалипсис. Непонятно было, кого они больше хотят напугать — окружающих или самих себя.
Российской делегации не дают посадки в Грозном
Еще одна важная тема в газетах за 18 января 1993 года — Северный Кавказ, Чечня. До войны еще далеко, почти два года. Но обстановка напряженная. Предпринимаются попытки как-то ослабить это напряжение. В Грозный для переговоров из Москвы летит парламентско-правительственная делегация. Но проблемы начинаются уже при подлете к чеченской столице. Репортаж в «Известиях» за 18 января 1993 года:
«Почти час кружил над Грозным, не получая разрешения на посадку, правительственный самолет, на борту которого находилась делегация во главе с председателем Совета Национальностей российского парламента Р. Абдулатиповым и вице-премьером правительства РФ С. Шахраем. И лишь после того, как на землю было передано о решении лететь в Минводы, Грозный дал «добро»; на приземление. Все это время судьба российско-чеченских переговоров, на которые и в Москве, и в Грозном возлагались большие надежды, висела на волоске».
После выяснилось: посадке самолета препятствовало окружение президента Дудаева, не заинтересованного в переговорах; приземлился же самолет на грозненской земле лишь после того, как в дело вмешалось руководство чеченского парламента, по договоренности с которым и должны были состояться переговоры. В ту пору Дудаев еще не располагал в Чечне абсолютной властью.
Однако противостояние между Дудаевым и парламентом на этом не закончилось, напряжение сохранялось в течение всех переговоров. «Известия»:
«Здание парламента, где проходила встреча, было переполнено автоматчиками из охраны законодателей и Конфедерации народов Кавказа. В середине дня под окнами парламента появился в сопровождении двух военных грузовиков бронетранспортер, который развернул башню и направил ствол пулемета на парламентские окна… Лидеру КНК Ю. Сосламбекову пришлось забираться на броню, минут двадцать убеждать гвардейцев президента уехать».
Автор репортажа добавляет, что еще до вылета из Москвы Сергей Шахрай получил телеграмму от Дудаева, в которой тот сообщал, что не сможет гарантировать ему личную безопасность: «слухи о подготовке покушения на Шахрая то ли со стороны ингушей, то ли — осетин, создавали вокруг переговоров достаточно нервную обстановку».
В общем, между чеченским президентом и парламентом тогда еще шло соперничество, — кто должен представлять республику на всякого рода переговорах. В дальнейшем это соперничество, как и следовало ожидать, закончилось в пользу Дудаева.
Несмотря на напряженную обстановку, январские переговоры в Грозном принесли довольно значительные результаты. Во всяком случае, «Известия» оценивали их весьма оптимистично:
«Отказавшись от крайних требований, обе стороны… согласились заключить двусторонний договор, устанавливающий между ними фактически федеративные отношения (выделено мной — О.М.) Ядром будущего договора должны стать положения о разграничении и взаимном делегировании полномочий между Россией и Чеченской республикой. Проект договора предполагает, что Чечня остается в российском экономическом, финансовом и оборонном пространстве. Чечено-грузинская граница остается частью единой российской границы».
Как мы знаем, никаких федеративных отношений между Россией и Чечней установлено так и не было. Были две бессмысленные кровавые войны, унесшие десятки тысяч жизней, приведшие к безумным разрушениям на территории Чечни. Правда, в промежутке между этими войнами, благодаря Хасавюртовским соглашениям, замаячило что-то похожее на федеративные отношения, однако удержаться на этой точке не удалось. В конечном итоге возникла какая-то странная ситуация, когда Чечня вроде бы и входит в состав России, но российские законы на ее территории фактически не действуют. Стрельба в Чечне приостановлена, но за это Москва должна платить Грозному огромные деньги, своего рода контрибуции. Что будет дальше, когда деньги кончатся, никто не знает…
Олег Мороз
