Ельцин Центр

Неудавшийся «нацлидер»

День за днем. События и публикации 6 июля 1993 года комментирует обозреватель Олег Мороз*

Маленький Саша выбирал «военные» игрушки

«Российская газета» за 6 июля 1993 года. Анонс на первой полосе:

Читаем в самой статье на четвертой странице газеты уже подробнее:

«Нынешний ход российской истории вынес на политическую авансцену двух национальных лидеров — Ельцина и Руцкого».

Про одного национального лидера — Ельцина — мы, в общем то, все знаем, а вот про другого почитать интересно:

Очч интересно! А что, служить государству как-то по-другому, не только через «военные игрушки» (танки, ракеты, пулеметы), нельзя? Как бы то ни было, присматривайтесь к своим детям, какие игрушки они выбирают.

Далее в статье излагается, каким образом Руцкой, поздно придя в политику, смог достичь больших властных высот, «сам себя сделать в жесткой, кичливой политической среде московских снобов»:

«Всепоглощающая страсть к утверждению себя во власти, помноженная на огромную волю к власти, и роднит Ельцина с Руцким».

Так, одно сходство найдено. Правда, Ельцин вроде бы не пробивался локтями сквозь «кичливую среду московских снобов», — его просто перевели с одного высокого поста, областного (первого секретаря Свердловского обкома КПСС), на пост чуть повыше, и столичный (заведующего Отделом строительства ЦК КПСС), однако не будем придираться к мелочам.

Еще одно качество, необходимое человеку, желающему стать общенациональным лидером, — это, по словам автора, «сверхострое политическое чутье»:

Ну да, Руцкой быстро почувствовал своим обонянием, что либеральные реформы, в частности либерализацией цен, станут тяжелым бременем для народа, вызовут его недовольство, — тут особо чувствительного, «волчьего» носа не требовалось, — а потому следует быстро соскочить с подножки и уцепиться за перила обратного поезда; если удастся, — возглавить толпу недовольных и уже на этом все разгоняющемся экспрессе въехать уже на самую вершину власти.

Но что ж тут общего с Ельциным? Ельцин не хуже своего зама-полковника (которого, впрочем, после августовского путча он произвел в генералы) предчувствовал, что реформы, скорее всего, обернутся для него тяжелыми проблемами, потерей рейтинга, а, может быть, и власти (если не жизни). Вот только, в отличие от бравого усатого экс-воздухоплавателя, думал он, в первую очередь, не о власти (хотя и о власти политик не может не думать), а — о стране. Где ж здесь-то сходство между президентом и вице-президентом, уважаемые господа из «Российской газеты»? Здесь не сходство, а прямая противоположность нравственных установок!

Дальше в статье идут знакомые песни о самобытности русского народа, о его непреодолимом тяготении к «соборности», стремлении всегда быть «под рукой» государства, о недопустимости «механического копирования западной либеральной демократии» и т. д. И выразитель этих тяготений и стремлений как раз Руцкой, а не Ельцин. «Сходство» между ними кончилось.

В заключение статьи следует прогноз:

Не угадал наш прозорливый автор.

Не Покрышкин, конечно. Но и не Кожедуб…

Тут стоит, пожалуй, сказать несколько слов о неудавшемся «национальном лидере». А то ведь и подзабылось уже, кто таков.

Если бы полковник Руцкой, окончив в 1990-м, сорока трех лет, Академию Генерального штаба, продолжал военную службу и спокойно обустраивал свою дальнейшую военно-воздушную карьеру, он, без сомнения, добился бы высоких чинов, а уйдя в отставку, остался бы в истории — по крайней мере, военной, — как герой-летчик. Основное геройство Руцкой проявил в Афганистане. Не Покрышкин, конечно, и не Кожедуб — не сбил ни одного самолета противника (таковых просто не было), зато его самого сбивали. Дважды. В первый раз афганские моджахеды огнем с земли, во второй — пакистанские F-16: то ли он по ошибке залетел на соседнюю с Афганистаном территорию, то ли тамошние летчики ненароком перескочили через границу. Так или иначе, — по-видимому, на его счастье, — Руцкой в конце концов оказался в плену не у афганцев, а у пакистанцев. Афганцы с ним долго не церемонились бы. Пакистанцы же вполне гуманно обменяли советского полковника на своего шпиона, пойманного в СССР. В общем, герой. И к тому же счастливчик, без больших потерь выскочивший из таких переделок.

После этого и отдохнуть бы можно. Однако неуемная, вулканическая энергия Руцкого требовала нового выхода. Бывший летчик решил стать политиком. Такое время тогда было: многие меняли свою прежнюю профессию на эту, беспокойную и опасную.

Естественно, на первых порах афганское геройство Руцкого оказалось тут для него мощным подспорьем. Одна за другой перед ним открывались все двери. Народный депутат РСФСР, член Верховного Совета, затем — член Президиума ВС, председатель одного из комитетов… Параллельно — член ЦК Компартии РСФСР… Но и это не стало пределом. В мае 1991-го бывший «афганский» ас получает предложение Ельцина составить ему пару на выборах: он, Ельцин, идет в президенты, Руцкой — в вице-президенты.

Такое предложение было неожиданным для многих. Борис Николаевич сделал его в последний день, когда это еще было возможно. Видимо, будущий президент не без колебаний остановил свой выбор именно на Руцком: назывались и другие кандидатуры, которые он вроде бы рассматривал: Шахрай, Старовойтова, Бурбулис, Волкогонов, Бакатин, Собчак. Но все это были люди, в общем то, из одного с Ельциным лагеря, а ему хотелось расширить круг своих избирателей. Так что выбор пал на Руцкого: Герой Советского Союза, ставший к тому времени заметной фигурой в коммунистической тусовке, однако при этом вроде бы решивший начать дрейф в сторону демократии (основал в Верховном Совете то ли группу, то ли фракцию «Коммунисты за демократию) — это как раз должно было привлечь к их тандему тех избирателей, которые не стали бы голосовать за одного Ельцина. Особенно полковник нравился женскому электорату: этакий рубаха-парень с роскошными усами, бравый современный гусар (правда, в народе закрепилось и другое прозвище гусара — «Сапог с усами»).

В августе 1991-го Руцкой совершил новые подвиги: стал одним из руководителей обороны Белого дома (правда, профессионалы потом говорили, что эта оборона была организована довольно слабо), вместе с другими сторонниками Ельцина летал в Форос освобождать Горбачева и арестовывать гэкачепистов… За эти подвиги президент и присвоил ему звание генерал-майора.

Став высокопоставленным государственным деятелем, генерал, однако, так и не сумел переключиться с армейского, можно даже сказать — солдафонского, образа мышления и действий на гражданский, демократическо-интеллигентный, хотя такая перестройка в нем вроде бы и началась (говорят, в 1989-м, когда умер Андрей Дмитриевич Сахаров, Руцкой так прокомментировал это событие: «Еще один демократ отбросил копыта», — а спустя пару лет говорил об этом выдающемся деятеле совсем по-другому: «Перед Сахаровым я преклоняюсь — это нравственно могучий человек… Мы, афганцы, не забудем, что он — единственный, кто поднял голос против войны, на которую нас послали»). Следуя военной привычке, бывший полковник по-прежнему бросался в бой, не особенно соразмеряя свои силы с силами противника, пытался ошеломить его внезапной атакой, заставить быстро выкинуть белый флаг. Так, осенью 1991 года он почти ввел в Чечено-Ингушетии чрезвычайное положение, не хватило малого. Так что чеченская война чуть было не началась уже тогда. Во время грузино-осетинского конфликта Руцкой звонил Шеварднадзе и грозил, что «поднимет в воздух эскадрильи», будет бомбить грузинские города. Предъявил ультиматум председателю латвийского Верховного Совета Анатолию Горбунову, требуя, чтобы он немедленно освободил бывшего командира рижского ОМОНа Парфенова, хотя тот был задержан в Тюмени при содействии российского МВД. Наконец, генерал взбаламутил, «поставил на уши» и без того неспокойные территории — Крым, Приднестровье…

Однако самое забавное, пожалуй, заключалось в том, что вице-президент, бесконечно далекий от проблем экономики, принялся самоуверенно поучать профессиональных правительственных экономистов, как им следует проводить реформы — совсем не так, как они задумали (и как это утвердил президент и Съезд): сначала, дескать, надо покончить с госмонополией, далее провести «хотя бы выборочную» приватизацию и только после этого — отпустить цены.

Когда же реформы все же пошли не по его сценарию, Руцкой стал их твердым, последовательным противником.

По ходу начавшегося многомесячного противостояния, чувствуя настроения сочувствующей ему толпы, генерал все более поворачивал голову назад — в сторону канувшей в небытие советской империи, все чаще призывал вернуться к ней, реанимировать ее.

В заключение, для полноты картины, можно, пожалуй, привести такую исчерпывающую характеристику, данную Руцкому в одной из публикаций того времени:

Так тактический союз с Руцким на выборах 1991 года обернулся для Ельцина крупнейшим стратегическим промахом. Полковник авиации, не приобретший к моменту своего погружения в политику хоть сколько-нибудь твердых демократических, реформаторских убеждений и устремлений, влекомый одними только честолюбивыми порывами, стал тяжелейшей гирей на шее президента.

Однако Ельцин выдержал и этот груз. И сбросил его со своей шеи 4 октября 1993 года, когда неудавшийся «нацлидер» был помещен в «Лефортово». Правда, не надолго.

Игорь Корольков

Работал в «Комсомольской правде», «Известиях», «Российской газете» (1991 год), «Московских новостях». Специализировался на журналистских расследованиях. Лауреат премии Союза журналистов России и Академии свободной прессы.