Накануне импичмента
День за днем. События и публикации 25 марта комментирует обозреватель Андрей Жданкин*
«Россия снова в шаге от гражданской войны. Страна опять бурлит», — по-другому последние мартовские дни
«Сегодня предельно ясно: корень всех проблем кроется не в конфликте между исполнительной и законодательной властью, не в конфликте между Съездом и Президентом, суть глубже, суть в другом — в глубоком противоречии между народом и прежней большевистской антинародной системой, которая еще не распалась, которая сегодня опять стремится восстановить утраченную власть над Россией», — сказал тогда Борис Николаевич, добавив, что подписал соответствующий Указ.
Молниеносно отреагировал Хасбулатов: «Введение особого порядка управления страной, то есть ОПУС, есть попытка установления откровенного режима личной власти путем блокирования Съезда народных депутатов, Верховного Совета Российской Федерации явочным порядком. Одним росчерком пера перечеркнута воля миллионов избирателей, доверивших народным депутатам представлять их интересы».
В итоге, ситуация сложилась патовая. Четыре дня шли консультации. Информация из Белого Дома и Кремля просачивалась самая противоречивая, зачастую — абсурдная. Я помню даже, что один знакомый иностранный корреспондент со ссылкой на источники в Кремле и в штаб-квартире своего издания утверждал, что Ельцин, дабы избежать развития конфликта, предложил Хасбулатову поменяться постами с Руцким… Бред, конечно, но это — результат дефицита информации и отсутствия даже самых небольших «утечек» и «сливов», особенно, накануне
Наконец, на пятый день после выступления президента, главные газеты страны публикуют «тот самый» Указ — «О деятельности исполнительных органов до преодоления кризиса власти».
Но сначала приведу цитату из ответов на блиц-опрос (Что происходит? Чем это все кончится?), проведенный «Независимой газетой» и опубликованный 25 марта:
«Станислав Куняев: Объявив в своем заявлении о каких-то существующих и якобы подписанных указах и не обнародовав их, Б. Н. Ельцин поставил в дурацкое положение всех. Прежде всего, себя, во-вторых, свое окружение, в-третьих, Верховный Совет, в-четвертых, Конституционный суд. И как вся правительственная, идеологическая элита будет выходить из сложившегося положения, не знаю. Во всяком случае, то, что случилось, я считаю громадной, позорной и отвратительной авантюрой детективного характера…»
Ну вот, как раз в тот же день, когда Куняев возмущался со страниц «НГ», Указ и был опубликован. Почему была сделана такая длинная пауза? Ответ в книге Ельцина «Записки президента»:
«…Когда я подписал указ, возникла некая пауза. Указы выпускает Илюшин. Он настойчиво предлагал мне перед выпуском указа в свет поставить на документе визы Руцкого и Скокова. <…> Две такие фигуры в президентской команде должны не только на словах поддержать указ, кардинально меняющий соотношение сил в стране. Без их виз выпускать указ нельзя. <…>
Илюшин взял экземпляр указа и отправил его Скокову. Филатов, новый глава администрации, пошел к Руцкому. Это было после обеда.
Вскоре мне доложили, что и Руцкой, и Скоков указ подписывать отказываются. <…>
Прямо из машины я по телефону связался с Зорькиным. Он уже был в курсе. Думаю, что и текст документа лежал перед ним. Но отвечал он уклончиво, что да, Борис Николаевич, надо всесторонне взвесить этот шаг, какие могут быть последствия, должна быть проведена конституционная экспертиза.
Шахрай поехал к Руцкому. Тот сделал в тексте указа около десяти поправок. Когда стали разбираться с его замечаниями, в конце концов выяснилось, что документ он подписывать не собирается ни при каких обстоятельствах.
Скоков также отказался визировать указ. Аргумент — страна к такому шагу не готова. <…> И тут, может быть, впервые в жизни я так резко затормозил уже принятое решение. Нет, не заколебался. А именно сделал паузу. Можно сказать и так: остановился. Реакция на указ меня насторожила. <…>
Практически подписанный указ был приостановлен, над ним снова началась работа. Слова об особом положении мы убрали…»
О том, что еще происходило в эти дни, стало известно значительно позже. Вот отрывок из книги Вячеслава Костикова «Роман с президентом»:
«24 марта 1993 года в Кремле проходила закрытая встреча Ельцина, Хасбулатова и Зорькина. Президент последний раз протягивал руку. Не для дружеского рукопожатия. Взаимная неприязнь к этому времени была очевидна. Он хотел избежать силового решения. С его точки зрения, референдум, о котором он уже объявил, давал ветвям власти равные шансы. Идя на референдум, Ельцин тоже рисковал. Никто из помощников на встрече не присутствовал. Я ожидал в приемной президента, думая о том, что скажу журналистам. Ведь одна короткая строка для информационных агентств могла означать поворот стрелки компаса в сторону войны или мира на политическом Олимпе. Президент вышел один. Хасбулатов и Зорькин вышли через другую дверь. И это уже был плохой признак. «Ни о чем не договорились», — мрачно сказал Ельцин и прошел в свой кабинет. Через час пресс-служба распространила сообщение, суть которого умещалась в одну фразу: «По результатам встречи не было принято никакого решения»…
Даже сейчас трудно представить, как один человек мог выдержать столько напастей, свалившихся на него практически одновременно. На следующий день после того, как Ельцин выступил с обращением к народу, скончалась мать Бориса Николаевича — Клавдия Васильевна.
«Мама умерла в половине одиннадцатого утра, — вспоминал Борис Николаевич в своей книге «Записки президента. — А сообщили мне об этом только вечером. Утром я проходил мимо ее комнаты раза три, то за документами, то позвонить… И в последний раз дежурный охранник видел, как она вышла из своей комнаты, что-то сказала мне вслед, но я не заметил, прошел. Это было в воскресенье.
Накануне вечером 20 марта она сидела, смотрела телевизор вместе со всей семьей. Смотрела мое заявление о введении особого положения. Подошла, поцеловала и сказала: «Молодец, Боря». И ушла к себе.
В воскресенье открылась чрезвычайная сессия Верховного Совета, на площадях Москвы состоялись митинги «ДемРоссии» и коммунистов. <…> В середине дня мне в первый раз сообщили, что маме плохо, я сказал: «Что же вы медлите? Надо везти в больницу». Мне ответили: врачи занимаются, вызвали «скорую». Я немного успокоился.
Прилег, потому что был уже на пределе, ночь прошла без сна. Да и перед этим накопилось… Мама меня очень беспокоила, я несколько раз спрашивал, как она, но мне не сообщали, говорили: она в больнице. Надо же, и я не почувствовал, что это все, конец. Все мысли были заняты этим проклятым съездом.
Вечером ко мне приехали члены правительства, человек семь, и все уже знали. Не знал один я. Вот такие собрали большие силы. Видно, очень боялись моей реакции…
Помню, что я попросил всех выйти и лег. Все, мамы больше нет.
Почему именно в этот день? Какой-то знак, что ли? Ее уход был как благословение, как жертва. Будто она сказала сыну: все, больше я ничем тебе на этом свете помочь не смогу…»
А еще
«Как вы оцениваете последние действия Бориса Ельцина?»: 47% — «то, что нужно в нынешних условиях».
«Вы одобряете или нет введение Ельциным особого порядка управления…?«: 56% — «одобряю».
«Вы поддержали бы сейчас или нет решение об отставке президента…?«: 65% — «не поддержал бы».
«Кому из политических деятелей вы доверяете больше всего?»: Ельцину — 50%, никому — 29%, Руцкому — 9%, Черномырдину — 5%, Зорькину — 3%, Хасбулатов и «затрудняюсь ответить» — по 2%…
До начала
«Российская газета», пытаясь заранее легитимизировать предстоящее голосование, публикует интервью с Зорькиным (к слову, уже было понятно, что тот твердо стоит за спиной спикера, готовясь в нужный момент (читай — в случае импичмента) оказать ему правовую поддержку):
« — Сейчас много говорят о том, что своим решением Конституционный суд запустил механизм импичмента Президенту.
— Всякое говорят. Говорят даже так — мол, Конституционный суд находится в кармане у Хасбулатова. Произносятся и еще какие-то слова… Но ведь есть в обращении Президента фраза: «Я принял решение, я подписал указ». Разве суд не обязан отреагировать на этот текст? Нет, не ставил и не ставит Конституционный суд перед собой цели отрешить Президента или какие-то подобные цели…»
«Эти детали в поведении Зорькина, честно говоря, меня поразили больше всего: он бросился в расследование происхождения указа как матерый прокурор; и крайне неприятно, когда председатель Конституционного суда, мягко говоря, обманывает: вечером по телевидению (имеется в виду совместное выступление Руцкого, Воронина и Зорькина 20 марта) он сказал, что президент с ним не говорил, что об указе он узнал из моего телеобращения», — вспоминал позднее Борис Николаевич.
Что касается возможного импичмента на
Даже опытные западные аналитики не готовы были ставить всё только на Ельцина. «РГ» публикует «перехват» западных СМИ:
«Радио Франс Интернасьональ»:
«Бывший госсекретарь США Киссинджер в статье в газете «Вашингтон пост» предупреждает американскую администрацию, что чрезмерная поддержка Ельцина может не пойти на пользу. «Лично я предпочитаю Ельцина, — пишет Киссинджер, но можем ли мы знать, какой эффект производят в России наши заявления в его пользу. США не должны кидать свой престиж на весы борьбы за власть, исход которой не ясен».
Би-би-си (Англия):
«Хасбулатов обдумывает крайние меры. Он оказался перед угрозой потерять свою власть, если планы Ельцина осуществятся. Но его последние заявления существенно повысили ставки в политической игре…»
«Голос Исламской Республики Иран»:
«Борьба за власть в России может возыметь более опасные последствия, чем предполагалось ранее. Но ввиду того, что Запад в конечном итоге ставит целью уничтожение мощи России и превращение ее в своего сателлита, вполне вероятно, что сегодня он ведет с Ельциным такую же политическую игру, какую он недавно вел с Горбачевым, и что в подходящее для него время он бросит Ельцина на произвол судьбы…»
И так далее…
Но все также прекрасно понимали, Борис Николаевич так просто не сдастся. Вот в чем-чем, а в отсутствии бойцовых качеств, особенно — в критические моменты, в неумении в нужный момент собраться и провести контрприем, организовать неожиданную атаку президента обвинить было нельзя. «Я не боялся этого варианта. Я был готов и к нему. В случае принятия парламентом такого решения я видел один путь — обращение к народу. Люди бы меня не подвели, в этом я абсолютно уверен», — вспоминал Ельцин.
А страна энергично двигалась к еще большим потрясениям.
Андрей Жданкин
