Герои Августа с ментальностью Октября
События и публикации 23 августа 1992 года
комментирует обозреватель Аркадий Дубнов*
Начало третьей декады августа в 1992 году – время подводить итоги первого года после путча ГКЧП. Так или иначе, это сквозная тема во всей российской прессе тех дней. Разумеется, «Московские новости» от 23 августа 1992-го не исключение. Более того, флагман перестроечной гласности, главная либерально-демократическая газета рубежа конца 1980-х – начала 1990-х гг. не могла не посвятить номер в тот день анализу постАвгуста.
На эту тему вся страница «трех авторов» в том номере.
Политолог Андрей Кортунов – «в мире», главред «МН» Лен Карпинский – «в стране», драматург Александр Гельман – «во мне».
Статья Кортунова называется «Агония Левиафана». Автор размышляет об уроках провала ГКЧП.
«Рассуждая о последствиях провала прошлогоднего путча, обычно отмечают, что август 1991 года поставил точку в летописи последней великой империи и что человечество наконец похоронило большевистскую антиутопию».
Заметим, что спустя пятнадцать лет президент России Владимир Путин назовет развал этой империи «крупнейшей геополитической катастрофой 20-го века».
Кортунов продолжает:
«Мне кажется, однако, что провал путча высветил еще одну, крайне важную тенденцию мирового развития – кризис государства как формы организации общественной жизни. Можно спорить о том, был ли Советский Союз классической империей или нет, но то, что он был Государством с большой буквы, несомненно. Едва ли где еще государственные инструменты насилия, государственная бюрократия и идеология Государства достигли большего расцвета.И что же? Все рухнуло, все рассыпалось в прах буквально за несколько дней.Предвижу возражение: дело здесь не в государстве как таковом, а в его недемократическом, тоталитарном характере. Сильным может быть лишь демократическое государство. Ой ли? Опыт строительства российской государственности, во всяком случае, пока, подтверждает: любая попытка усиления центральной власти тут же встречает отпор. И не только в Казани, Уфе илиЯкутске, но в Нижнем Новгороде, Петербурге, да и в самой Москве. Центробежные тенденции усиливаются и в других государствах СНГ».
Уважаемый политолог, похоже, спешил, вынося эти приговоры государственности. Можно ли было говорить о первых постсоветских месяцах как о времени «строительства российской государственности»? Речь шла тогда, скорее, о другом, о попытке удержать страну от распада, а людей – от голода. В январе 1992 года в России были отпущены цены, введен 28-процентный налог на добавленную стоимость. Рост цен в январе составил 352 процента, как вспоминал о том времени и.о. председателя правительства России Егор Гайдар. Чудовищная инфляция съела все денежные сбережения населения, разваливался военно-промышленный комплекс из-за резкого сокращения оборонных расходов, агропромышленный комплекс – из-за отмены дотаций, говорил Гайдар, сетуя на то, что в таких условиях настроенный антиельцински и антиправительственно российский парламент активно тормозил проведение рыночных реформ. Темп не менее, Егор Гайдар в своей книге «Дни поражений и побед» уже в 1996 году утверждал, что зимой 1991–1992 гг. «был заложен фундамент формирования рыночной экономики в России».
Отметим, что США признали Россию страной с рыночной экономикой спустя 10 лет, в апреле 2002 года, Евросоюз – чуть позже, в ноябре того же года. Бразилия – в 2003 году, Индия – в 2004-м, Китай в 2005-м (Россия в ответ также признала Китай страной с рыночной экономикой), а вот, к примеру, Мексика только в 2011 году…
Возвращаясь к статье Кортунова, обнаружим еще один его ошибочный прогноз:
«…Насчет Германии: вот уж, казались бы, пример сильной государственности и эффективного центрального руководства! Разве объединенная Германия – не потенциальная сверхдержава, хотя бы в масштабах Европы? Однако не следует забывать, что связанный с воссоединением страны национальный подъем в германской политической жизни фактор временный, а стремление немецких земель к самостоятельности – фактор постоянный. Воссоединение в долгосрочном плане лишь ослабит федеральную власть, поскольку оно еще больше увеличивает мозаичность, многообразие различных регионов Германии.Весьма возможно, что Гельмут Коль окажется последним сильным канцлером Германии, что реальная власть выскользнет из рук политиков Бонна и Берлина уже в нынешнем десятилетии…»
Вот уж, что называется, пальцем в небо… Еще говорят, спешка хороша лишь при ловле блох. Пара лет жизни воссоединенной Германии уже дали основание политологу всерьез рассуждать чуть ли не о крахе германской государственности.
Ангела Меркель, ставшая канцлером Германии в 2005 году и не имеющая сегодня равных себе политических оппонентов внутри страны, стала одним из самых влиятельных мировых политиков. А Германия под ее руководством – одним из столпов Евросоюза.
«Государство сдает свои позиции, уступая регионализму и транснациональным силам, – продолжает Андрей Кортунов, – Наши Кассандры, справляющие панихиду по великой России, могут утешиться: то, что они считают гибелью российской государственности, на деле есть часть глобального процесса. История XX) века будет определяться взаимодействием цивилизаций, взаимопрониканием культур, формированием новых этносов, а не столкновениями государств Левиафанов».
Соглашусь с Кортуновым, – происходившее на рубеже конца 1980-х – начала 90-х в России, действительно, часть глобального процесса, но другого, распада маленьких и больших многонациональных империй, основанных на идеологии. Политолог 20 лет назад рассуждал о распаде СССР, но впереди был распад Югославии, к тому моменту перестала фактически существовать Грузия в прежних границах, в состав которой в советские времена входили Абхазия и Южная Осетия. В том же 1992-м распалась на два государства, – Чехию и Словакию, – Чехословакия.
Не угадал Кортунов и будущее, основанное на «взаимодействии цивилизаций, взаимопроникании культур». Спустя 19 лет та же Ангела Меркель вынуждена была признать, что идея мультикультурализма в Европе, в частности, в Германии потерпела крах. Бунты и насильственные акции в европейских городах, регулярно устраиваемые трудовыми мигрантами и эмигрантами из исламскмх стран, из Африки, их отказ принимать европейские и христианские ценности, поставили европейцев перед угрозой потери свой национальной и религиозной идентичности.
Гораздо тоньше и точнее сегодня выглядит анализ, сделанный 20 лет назад Леном Карпинским в возглавляемой им газете. В статье «Август, облученный Октябрем» он пишет:
«Пожалуй, головщика августовских событий 91-го останется самостоятельной вехой истории. Со временем виднее результаты, а именно ради результатов всегда только и стоит стараться.Так каковы же результаты? «Нью-Йорк Тайме» сочла возможным озаглавить предъюбилейную статью своего московского корреспондента так: «Команда Ельцина у руля буксующей реформы». Да и саму команду назвала «буксующей».
Однако без паники, господа! Должны же существовать познаваемые причины подобного оборота дел – более глубокие и сильнодействующие, нежели, допустим, семь пятниц на иной неделе у президента или сумасбродство спикера парламента. И вот вопрос: не поторопились ли мы наименовать время, в котором сегодня живем, «посттоталитарным»? В эти знаменательные дни российская демократия должна посмотреть правде в глаза. Была славная победа, но она не вынесла Россию за пределы укорененного в ней тоталитарного образа».
Сегодня, в августе 2012-го эти слова читаются более, чем актуально. «Укорененный тоталитарный образ» обрел новые краски, ужасающей ксенофобии и религиозного мракобесия. Дело PussyRiotи прозвучавший по нему 17 августа приговор оказался трагическим свидетельством проникшей во все сферы общества и государственных структур взаимной ненависти, чудовищного лицемерия и мерзкого ханжества. Признаки тоталитарного коммунистического прошлого были приумножены чертами православного фарисейства.
«Мы не после, мы все еще внутри него (тоталитарного образа, – А.Д.), писал Лен Карпинский. – Профессор экономики Гарвардского университета Маршалл Голдмэн вернулся в Соединенные Штаты после очередного посещения Москвы и сказал: «Я был весьма разочарован. Получается, что Россия как бы испытывает главные недостатки капитализма без его преимуществ». Уважаемый профессор ошибается: капитализм тут ни при чем».
Историк и философ, диссидентствующий в советские годы, Карпинский уже тогда мрачно утверждал, что провал ГКЧП вовсе не веха в российской истории, а всего лишь эпизод:
«Поскольку год после августа не открывает календаря новой истории России, а, скорее, продолжает историю советского периода, первая годовщина августовской победы смыкается, в сущности, с 75-й годовщиной октябрьского переворота. Тяжелая заскорузлая ткань октябрьской подосновы неумолимо деформирует кружевные выкройки едва начатых реформ. Юбилей-младенец никак не может отвязаться от юбилея-старца».
Жестко, даже обидно, но до чего ж справедливо…
Карпинский с грустью и презрением живорисует нравы нардепов двадцатилетней давности:
«Когда некоторые народные депутаты «вдруг» обнаруживают необычайную алчность, расталкивая друг друга, бросаются на захват заветных кабинетов (с прилагаемыми благами), то они, конечно, с восторгом приветствуют августовскую победу 91-го, поскольку через нее именно им открылась возможность запрыгнуть вне очереди на вершину иерархической пирамиды, заложенной октябрем 17-го. Герои Августа с ментальностью Октября, они празднуют тот и другой юбилей одновременно. Но больше тот…».
И, наконец, в третьей статье на ту же тему – «На долгую память о коротком путче» – Александр Гельман вспоминает, как он узнал о путче и как отреагировал на него:
«Кто-то позвонил, попросил интервью. Я сказал, немного ерничая: а чего, собственно, удивляться, это ведь была свобода по разрешению начальства – теперь начальство передумало. Они дали – они забрали. Они хозяева нашей свободы, а не мы. Я старался говорить уверенно, язвил, шутковал, а на душе было до того мерзко, что, положив трубку, я вдруг разразился в пустой квартире громовым матом. Никогда со мной такого не бывало – с озверелым неистовством я выкрикивал жуткие слова в никуда, в пустоту, я даже не могу утверждать, что это матерное послание предназначалось ГКЧП. Я не знаю, кому оно предназначалось…»
Гельман, старый мудрец (впрочем, тогда ему было всего 58, меньше, чем мне сейчас – А.Д.) уже тогда понимал, какие трудности еще впереди и сетовал на то, что люди этого, как правило, не видят. Или не хотят видеть…
«Пишут в основном о впечатлениях от прошедшего года, связывая ощущение обманутости исключительно с ценами, бартерами, приватизацией. О неустраненных опасностях новых насилий над свободой упоминается все меньше и глуше…».
А потом заключает:
«те грозные опасности, которые могут вызвать кровавый кошмар, далеко еще не миновали. Они в тот раз просто нас обошли, слава Богу».
Показалось, что выразительным комментарием к статье Гельмана-старшего, опубликованной в августе 92-го выглядят строки из блога его сына Марата Гельмана, которые написаны в августе 2012-го…
«…Именно сейчас, когда девочки из Пусси Рает показали как артисты побеждают тупую силу государства, со всеми ее полициями, прокуратурами, тюрьмами, именно сейчас они снова в качестве аргумента демонстрируют готовность к насилию.Так и не поняли в чем сила в современном обществе.
Аркадий Дубнов
Международный обозреватель газеты «Московские новости». Закончил МЭИ, работал в НИИ и на АЭС. В журналистике с 1990-го: «Демократическая Россия», «Новое время», «Радио Свобода», «Время новостей». 20 лет наблюдает за тем, что происходит на месте бывшего Союза.
