«Геракл» продолжает безумствовать
День за днем. События и публикации 1 августа 1993 года комментирует обозреватель Олег Мороз*
Как обухом по голове…
На первой полосе «Московских новостей» за 1 августа 1993 года — «шапка»: «Кто даст сдачу Геращенко?» И подзаголовок: «Председатель Центробанка России ударил по карманам своих сограждан».
Речь идет об обмене «старых» купюр на «новые», который неожиданно, без согласования с Министерством финансов, предпринял Центробанк и который стал ни чем иным как ограблением российских граждан.
«После официальных обещаний без суеты и потерь произвести замену старых купюр на новые, — пишут «МН», — Центральный банк и правительство резко изменили свое решение. Вечером 23 июля в присутствии премьера (Черномырдина — О.М.) и нескольких его замов Виктор Геращенко объявил о подготовленном денежном блицкриге. Шахрай и Чубайс, говорят, пытались возражать. Без пользы. Как сообщил председатель ЦБ, шифрограмма «на места» уже отправлена».
Хотя Геращенко (за глаза его звали «Гераклом») вроде бы и согласовал свои действия с правительством, но… Президент в это время был в отпуске на Валдае, а главный правительственный рыночник
О неизбежных тяжелых последствиях геращенковской реформы в тех же «Московских новостях» за 1 августа предупреждает руководитель Аналитического центра Администрации президента по
«По свидетельству работников торговли, в Москве на предшествующей неделе в обращении две трети купюр составляли выпущенные в 1962–1992 годах («старые» — О.М.). Следовательно, накопления граждан будут подвергнуты замораживанию в значительно больших объемах, чем утверждают руководители Центрального банка… Блокировка денег граждан на срочных вкладах наносит удар по их интересам. Во что превратятся эти деньги граждан через шесть месяцев при нынешних темпах инфляции 1000 процентов в год, если банк выплачивает по депозиту всего 120 процентов? Нетрудно подсчитать, что таким образом у населения будет конфисковано две трети их сбережений… Акция ударяет по фермерам и мелким предпринимателям… Их потери составят не менее 25 процентов капитала…»
Геращенко объяснял свою внезапную денежную реформу стремлением пресечь рублевую интервенцию из бывших «братских» республик — из стран СНГ. Но способ этого пресечения он выбрал совершенно топорный. Филиппов:
«Действительно, наша цель — цивилизованно развести финансовые системы республик СНГ. Но Казахстан, Армения, Таджикистан технически не готовы (столь быстро — О.М.) ввести свои деньги. Лишить наличности Казахстан означает вступить в непримиримую конфронтацию с его руководством… Обмен денег гражданами других республик СНГ в количестве 15 тысяч рублей в течение одного дня (! — О.М.) нельзя назвать иначе, как крайне недружественной акцией по отношению к этим государствам… Практически не смогут обменять свои рублевые сбережения граждане России, проживающие в других республиках СНГ, а также находящиеся в командировках, в отпуске за рубежом. Таковы лишь некоторые последствия акции по обмену денег».
Процесс пошел…
Однако, как уже было сказано, процесс запущен. 24 июля Геращенко разослал телеграмму, в которой говорилось, что с ноля часов 26 июля (по местному времени) на всей территории страны прекращается обращение денежных купюр образца 1961 — 1992 годов. Граждане могут обменять 35 тысяч рублей (по тогдашнему курсу — примерно 35 долларов) до 7 августа. Началась паника…
Вспоминает Егор Гайдар (в книге «Дни поражений и побед»):
«В конце июля меня срочно разыскивает по телефону предельно взволнованный первый заместитель министра финансов А. Вавилов. Говорит, что он остался в министерстве за главного, министр Борис Федоров — в США, и что только сейчас объявлено о денежной реформе. Министерство финансов вообще о ней не проинформировано, к ней не готово. Население возмущено. Вавилов сообщает детали: сумма обмена установлена на предельно низкой отметке, сроки обмена — сжатые, формальное объяснение — защита от рублевой интервенции республик. Спрашивает: можно ли, по моему мнению,
Хотя Гайдар уже более полугода как в отставке, для его коллег
«Все это звучит, мягко говоря, несусветной ерундой, — продолжает Гайдар. — Разумеется, проблема общей наличности при раздельном безналичном обороте реальна и серьезна. Она многократно обсуждалась и единственно разумный путь ее решения — прекращение безвозмездной, по заявкам государств СНГ, отгрузки туда из России вагонов наличных денег… Но это совсем не то, что неожиданно ударить обменом денег, как обухом по голове…Совершенно ясно, что неизбежный результат при любых ограничениях вызовет массовый сброс денег в Россию и панические закупки всех товаров, ускорение инфляции, удар по рынку. Ну и ко всем тому — людские нервы, испорченные отпуска, очереди в сберкассы — все это до боли напоминает павловскую денежную реформу января 1991 года.
Ломаю голову: можно ли что-то исправить? К сожалению, немногое. Остановить уже нельзя, и даже не по политическим, а по финансовым причинам: доверие к деньгам, подлежащим обмену, подорвано, декретами его не вернешь. Инфляционный импульс послан, действует. Единственное, что можно и нужно сделать, — снизить социальные издержки. Дозвонился до Президента, сказал, что, на мой взгляд, совершается серьезная ошибка. Чтобы ее как-то сгладить, нужно увеличить сумму, подлежащую обмену, продлить его сроки и сохранить пока в обращении мелкие купюры. Президент согласился сразу, видимо, был готов к такому решению. Но все это, разумеется, уже не могло компенсировать политический и экономический ущерб.
О лучшем подарке [коммуно-патриотическая] оппозиция, пожалуй, не могла и мечтать».
Через два дня после начала акции Ельцин, следуя тому самому совету Гайдара, несколько приподнял планку обмена — до 100 тысяч рублей (около 100 долларов), срок обмена был продлен до конца августа. Что, разумеется, лишь не намного смягчило ситуацию, в которой оказались люди.
Борис Федоров рвет и мечет
Вернувшись из Штатов и выступая на
Помимо прочего, Федоров вскользь заметил, что у экономически бессмысленной акции Центробанка могли быть и криминальные мотивы. На это же указывали некоторые другие специалисты — например, директор Стокгольмского института восточноевропейской экономики Андерс Ослунд. По его словам, в последнее время российский Центробанк направлял огромные потоки денег в страны ближнего зарубежья, эти потоки не регулировались никакими соглашения и никак не контролировались, так что внезапный обмен купюр мог стать гигантской «прачечной» по отмыванию денег.
Впрочем, никакого дальнейшего развития эта тема, насколько знаю, не получила.
Премьер — против своего «подчиненного»
Однако Черномырдин отмежевался от своего министра в его атаке на Геращенко. Не мог не отмежеваться: с
«В данном случае мой подчиненный («подчиненный»! — О.М.) выступает всего лишь как Федоров», — сказал премьер в эксклюзивном интервью «Интерфаксу» в среду по поводу критических высказываний министра РФ, считающего обменную операцию бессмысленной.В. Черномырдин подчеркнул: «Точка зрения правительства на операцию по обмену денежных знаков была и остается неизменной. Никто в правительстве, кроме Федорова, других мнений не имеет. После начала операции с купюрами (то есть, когда обмен уже начался! — О.М.) я собрал президиум Кабинета. Ни у кого, кроме министра финансов, особого мнения на этот счет нет».
По мнению премьера, «никакого ухудшения экономического положения после начала операции со старыми деньгами не наблюдается». «Для того, чтобы удержать тенденцию к финансовой стабилизации, нам, — продолжал он, — приходится не пускать в Россию
Однако Борис Федоров и после черномырдинской «отповеди» не унимался. Уже на следующий день в тех же «Известиях» появилась его статья под «убойным» заголовком «Акция незаконная, бессмысленная и вредная для России», где он камня на камне не оставлял от геращенковской обменной операции, которую, как мы видели, поддержал его шеф.
«Предпринятая Центральным банком России акция по обмену старых купюр, — писал автор, — является с юридической точки зрения — незаконной, с экономической — бессмысленной и, безусловно, вредной для интересов России, с политической — грубой провокацией, нацеленной на подрыв доверия народа к президенту, правительству, проводимой социально-экономической политике и, наконец, с моральной — оскорбительно-издевательской по отношению к собственному народу».
Читая этот текст, Геращенко, я думаю, подпрыгивал в своем кресле. Удары — как по боксерской груше: прямой, справа, слева, снизу…
По словам Федорова, Центробанк устроил «тотальную реквизицию чужой собственности», «конфискацию не принадлежащих ему денег», «грубо попрал права граждан и государств рублевой зоны, имеющих несчастье пользоваться советскими и российскими купюрами».
«Еще более уязвим для критики экономический аспект последних действий Центрального банка, — продолжал автор. — Если принять за главную цель предпринятого обмена защиту от рублевой интервенции из стран СНГ, то эта акция была бессмысленной с самого начала… Вместо сокращения налично-денежной массы в России обмен вызвал ее резкое возрастание. Подобно гигантскому пылесосу он всосал на территорию России денежные купюры старого образца… Увеличенная денежная масса обрушилась на товарные запасы, вызвав почти уже забытый покупательский ажиотаж, резкий рост дефицита, ускорение инфляции. Обмен купюр дезорганизовал работу торговли, сберегательных банков, финансовой сферы, практически остановил работу во многих отраслях. В полной мере проявился «эффект Павлова», когда страна не работала три полных январских дня 1991 года».
Тут имелась в виду аналогичная денежная реформа, предпринятая последним премьером правительства СССР, будущим гэкачепистом, Валентином Павловым в начале 1991 года. Геращенко словно бы забыл урок этой бездарной реформы, ускорившей развал и без того дышавшей на ладан советской экономики. Как и два с лишним года назад, обмен денег нанес мощный удар по рядовому человеку: «потеря в очередях времени, здоровья и даже жизни людей, утрата или замораживание средств отпускников, командировочных, мигрантов, мелких товаропроизводителей, крестьян… не поддается точной оценке».
«Эта акция не принесла России никакой пользы, но нанесла огромный вред», — пишет в заключение Борис Федоров. И задает вопрос: «Что побудило Центральный банк так оперативно ее осуществить в отсутствие президента и министра финансов?.. Необходимо дать публичные разъяснения причин проведенной акции, назвать ее виновников. Наконец, необходимо сделать официальное заявление, что ни президент, ни правительство никогда не допустят ничего похожего на акцию, проведенную Центральным банком».
Вот были времена! Министр финансов мог так вот публично, резко, не считаясь ни с какой субординацией, выступить против курса, поддержанного премьером. Считаясь только — с интересами дела.
Хотели как лучше, а получилось…
И Черномырдин сдался. Быстро осознал свой промах. Как раз по этому поводу, уже 6 августа на
Но ничего сделать уже было нельзя (хотя Федоров требовал «немедленно и полностью отменить эту акцию»). Назад хода уже не было.
Этот драматический эпизод российской истории девяностых годов — одна из ярких иллюстраций того, к чему привела замена Гайдара Черномырдиным на посту главы правительства в декабре 1992 года. Бывший «красный директор», с трудом осваивавший азы рыночной экономики, то и дело допускал всевозможные «ляпы», усложняя и без того нелегкий ход экономических реформ. Останься Гайдар во главе правительства, геращенковской авантюры он, конечно, не допустил бы.
Немногочисленным рыночникам, — таким, как Борис Федоров, Анатолий Чубайс, — сохранившимся в правительстве после ухода Гайдара (правда, строго говоря, Федоров не «сохранился», а пришел в правительство после отставки Гайдара), неимоверно трудно было преодолевать сопротивление консервативной его части, к которой то и дело примыкал и сам премьер (в лучшем случае он занимал нейтральную позицию). К этому надо еще добавить молчаливое, скрытное, но от этого не менее серьезное сопротивление правительственного аппарата, состоявшего в основном из бывших чиновников советских ведомств, на дух не переносивших обрушившиеся на них новации… Правда, все это меркло в сравнении с «внешним» сопротивлением хасбулатовского «парламента», геращенковского Центробанка, региональных властей, где сплошь и рядом правила бал
Никто из тех, кто поносил и продолжает поносить реформы девяностых годов, этого тотального повсеместного сопротивления, тотального повсеместного саботажа не желает учитывать. Нет, в том, что реформы в России шли так тяжело, тяжелей, чем во многих других странах, осуществлявших в ту пору переход от социализма к капитализму, виноваты не саботажники, а сами реформаторы!