Если выбора нет
События и публикации 8–9 октября 1992 года
комментирует обозреватель Андрей Жданкин*
Уже несколько дней, как страна вступила в эпоху, которую потом назовут «ваучерной прихватизацией». Не хочу и не буду уподобляться тем, кто сходу и огульно клянет то время, поминая к месту и не к месту Гайдара и Чубайса, сетуя по поводу недополученных двух «Волг» и жалуясь на то, что не смог откусить от жирного государственного пирога. Думаю, что как раз те два года – 1992–1993-й – показали, что в стране, 75 лет подряд убивавшей в людях способность и умения мыслить самостоятельно, все же остались готовые рисковать, принимать на себя ответственность, заглядывать вперед, умеющие просчитывать на несколько ходов вперед… Да, они подсуетились, да, воспользовались несовершенством законов, да, использовали ситуацию для личного обогащения.
Но, положа руку на сердце, кто в те годы не пробовал делать так же? С той лишь разницей, что кто-то заглядывал на несколько лет вперед, а кто-то продолжал по мелочам обворовывать свой завод, таскать радиодетали из родного НИИ, по-мелкому обвешивать покупателей… Многие, очень многие просто «ушли в бандиты». Да, чуть было не забыл! И все мы, практически поголовно, не платили налогов. Время такое было…
Борис Ельцин 8 октября подписал Указ «О мерах по защите прав граждан, охране правопорядка и усилению борьбы с преступностью». Как пишут «Известия», «документ предусматривает принципиально новый момент в борьбе с организованной и вооруженной преступностью – создание специальных подразделений быстрого реагирования. На них будет возложена задача предупреждать и пресекать деятельность вооруженных преступных групп». Фактически, этот день стал днем рождения СОБРов – Специальных отрядов быстрого реагирования. Хотя официально профессиональный праздник отрядов милиции спецназначения отмечается 9 ноября. В этот день в 1978 году был создан первый отряд милиции специального назначения при ГУВД Мосгорисполкома. Тогда ОМСН создавался, прежде всего, для оперативного реагирования и своевременного предотвращения всяческих возможных ЧП во время проведения предстоящих в 1980 году в столице СССР Олимпийских игр.
Что касается Указа Ельцина о борьбе с преступностью, то, как показало время, он мало повлиял на общую криминальную ситуацию в стране. Так, в 1992 году на 100 тысяч взрослого населения было совершено 2300 преступлений, в 93-м – больше 2340, а к 99-му – почти 2500… По данным МВД, к 2000 году в России действовало 130 особо опасных преступных сообществ, в которые входили 964 организованные группы с общей численностью участников более 7,5 тысяч человек. При этом в 2001 году правоохранительными органами было привлечено к ответственности более 11 тысяч лидеров и активных участников ОПГ.
Если же говорить об абсолютных цифрах, то к 2000 году в стране ежегодно совершалось почти три миллиона преступлений. Или – чуть меньше 10 000 преступлений в день. Или – более 300 преступлений каждый час. Круглосуточно. Без выходных…
На следующий день, 9-го, «Российская газета» публикует указ Ельцина полностью. Перечитывая его сегодня, я вспомнил свою реакцию на него тогда, двадцать лет назад. Не покидало ощущение, что основная задача антимафиозной кампании – это не создание СОБРов, не борьба с преступностью, как таковая, а очередной бюрократический «вброс»: указом создается Межведомственная комиссия под руководством вице-президента Руцкого, всяческие структуры вокруг да около нее, прописывается «бумагооборот» от нее и к ней – словом, сплошная видимость большой работы… Хотя, не исключаю, что цели были самые благородные. К слову, сам Александр Руцкой в интервью, опубликованном в «Известиях» 8-го октября, произносит фразу, которая, наверное, достойна звания лозунга следующих двух десятилетий российской истории: «Легче пойти в атаку на зенитную батарею врага, чем прервать преступную игру коррумпированных чиновников».
Между тем, начало ваучерной приватизации, или как в России ее называли – чековой приватизации, только добавило головной боли правоохранителям. «Независимая газета», заметка «Украдена партия ваучеров»:
«Первый случай похищения ваучеров зафиксирован на днях в городе Искитиме Новосибирской области. В третьем часу дня два злоумышленника зашли в местное отделение Сбербанка, где выдавались приватизационные чеки, и внаглую вырвали из рук кассира пачку – около сотни чеков. Грабителям удалось скрыться. Ведется розыск».
Вообще, к величайшему сожалению, население восприняло ваучеры равнодушно. Хотя, вероятно, это был единственный случай в истории России, когда все получили равные стартовые возможности. Увы, на фоне стремительно обесценивающихся денег новые бумажки выглядели несерьезно. Соответствующим было и отношение к ним.
Самое интересное, что ваучер – «гадкий утенок», не очень любимый не только в народе, но даже среди тех, кому приписывают идею его введения. Вот что пишет Егор Гайдар в своей книге «Дни поражений и побед»:
«Вообще-то и я, и большинство моих коллег, включая А. Чубайса, скептически относились к идее создания специальных платежных знаков, призванных создать спрос на приватизируемое имущество, впоследствии известных как ваучеры. Слишком очевиден был риск, связанный с неизбежным и крупномасштабным спекулятивным перераспределением этих знаков».
Даже цифры, проставленные на этой ценной бумаге, не имели к реальности никакого отношения. И если кому-то казалось или до сих пор кажется, что 10 000 – это цена всего подлежащего приватизации госимущества, поделенная на количество выпущенных ваучеров (148 миллионов) – тот сильно ошибается. Снова процитирую Егора Тимуровича:
«…Мы решили, что принципиально важно ввести ликвидный приватизационный чек, который каждый человек волен либо сберечь, либо продать, превратив его в один из инструментов нарождающейся рыночной экономики. Вопрос, какой номинал ставить на чек, вообще-то беспредметен, ибо чек этот имеет только социально-психологическое значение, удостоверяя право на часть приватизируемой собственности. Его цена определяется объемом приватизированного имущества, уровнем финансовой стабильности, теми льготами, которыми обладают трудовые коллективы. В конце концов, из соображений простоты остановились на номинале в 10000 рублей».
К слову, сомнение в обоснованности суммы, проставленной на ваучере, выразил и Верховный Совет России в постановлении «О ходе реализации Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в РФ на 1992 г.», принятом 9-го октября. Один из пунктов гласил:
«В Верховный Совет Российской Федерации не представлен на утверждение экономически обоснованный расчет номинальной стоимости приватизационного чека, определенной Правительством Российской Федерации в размере 10 тыс. рублей…»
Позднее экономисты утверждали, что цена ваучера была определена исходя из величины балансовой стоимости производственных фондов Российской Федерации на 1991 год – 1, 260 трлн. рублей. Эта сумма якобы была разделена на численность населения России, после чего полученная цифра была округлена в большую сторону до 10 тысяч рублей. К слову, в 1991-м десять тысяч были немаленькими деньгами – где-то половина «Жигуля». А потому, населению, в те годы охочему до «халявы», упорно внушали, что не сегодня-завтра цена ваучеров начнет стремительно расти. Знаменитые чубайсовские «две «Волги» помнят все. Но мало кто помнит, что Анатолий Борисович неосторожно обещал их уже к концу 1992-го.
Увы, обещанного роста не получилось. Гиперинфляция оказалась сильнее обещаний чиновников. Осенью 1992 года на 10 тысяч рублей можно было купить всего лишь один мужской костюм среднего качества. «Волга» же к концу 1992 года стоила 3–4 миллиона рублей. Население кинулось продавать ваучеры, пока эти бумажки не обесценились окончательно. Сначала за них давали максимум по 8 тысяч, потом – 5 тысяч. А к середине 1993-го – уже не больше 3–4 тысяч.
Правда, находились и «умельцы», продававшие свои ваучеры и того дешевле, о чем пишет «Российская газета» в заметке «Чек идет по дешевке»:
«На барахолке столицы Бурятии уже зафиксированы случаи продажи ваучеров по 250 рублей. Примерная рыночная цена приватизационных чеков составляет сейчас четыре тысячи рублей. Именно такой тариф скупки называют по телефону частные лица, давшие объявления «Куплю ваучер». По мнению местных экономистов, этот курс нельзя считать реальным. Предложение чеков со стороны населения пока невелико из-за медленных темпов их выдачи».
Даже те, кто тут же не бежал менять ваучер на бутылку водки, плохо понимали, что делать с бумажками, доставшимися от государства бесплатно (ключевое слово – «бесплатно»: выдавайся ваучер в обмен на энную сумму, наверное, население отнеслось бы к нему с большим пиететом). Тем более, что у многих дома до сих пор валялись ненужными фантиками резко обесценившиеся другие государственные ценные бумаги – облигации государственных займов еще СССР, в одночасье превратившиеся в пыль. К слову, точно так же потеряли и те, кто приобрел займы 1992 года – уже РФ. Дефолт 1998-го года превратил и их просто в красивую бумагу.
Егор Гайдар, «Дни поражений и побед»:
«Мы понимали, что, получив ваучер, все 148 миллионов не изменят разом привычный образ мыслей, приоритеты ценностей, представление о шкале социальных приоритетов. Психология безусловного хозяина своего имущества будет формироваться постепенно, на протяжении ряда лет, а может, и десятилетий. Ее не создашь по заказу. И все же главное удалось. Спрос на приватизируемое имущество возник, начал нарастать, вынуждая местные власти относиться к приватизации весьма серьезно. Теперь им приходится решать проблему: куда население их территорий сможет вложить приватизационные чеки. К этому их подталкивает увязка объемов местного бюджета с доходами от малой приватизации, которая становится неизбежностью. И все это уже не фантазия, родившаяся в голове либералов-мечтателей, а социальная реальность, с которой вынуждены считаться даже ее противники».
А это – «Российская газета», заметка «Число собственников не растет по незнанию»:
«С перспективой стать собственниками или совладельцами крупного дела не связывают ближайшие планы большинство петербуржцев, по крайней мере, те из них, кто обзавелся приватизационными чеками. Практически все, кто пришел за ваучерами, не знают, как их использовать».
Но те, кто смотрел дальше завтрашнего дня, на ваучерах обогатились. До сих пор многие цитируют Владимира Брынцалова, который однажды заявил, что свою первую фабрику он приобрел за мешок ваучеров. А знаменитый санкт-петербургский судостроительный Балтийский завод был продан за 15 тысяч ваучеров, или 150 млн. рублей по номиналу ваучеров.
В Москве на ваучерном аукционе гостиница «Минск» была продана за 200 тысяч приватизационных чеков. А за автогигант им. Лихачева (ЗИЛ), занимавший площадь более тысячи гектаров в Москве, было уплачено около 800 тысяч ваучеров. Самый крупный в России Уральский машиностроительный завод, знаменитый Уралмаш, на котором работало более 100 тысяч человек, был в июне 1993 года приватизирован за ваучеры. Он был оценен при этом в 1,8 млрд. рублей, или в 2 млн. долларов по июньскому курсу.
К слову, реальная рыночная стоимость акций, которые можно было получить в обмен на ваучер, менялась в зависимости от компании. Например, в Нижнем Новгороде в 1994 году ваучер можно было обменять на 2 тысячи акций «Газпрома» (их рыночная стоимость в 2008 году составила порядка 700 тысяч рублей), в Московской области – на 700 (в 2008 году – около 245 тысяч рублей), а в Москве – на 50 (17 тысяч рублей).
Приведу выдержку из документа Счетной палаты, озаглавленного «Анализ итогов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993–2003 годов»: «…на всех этапах приватизации цели были прагматичные, однако ни одна из них не была достигнута, кроме одной – ликвидации монополии государственной собственности». И еще: «Нарушения…, выявленные в ходе приватизации, дают основания полагать, что основной проблемой современного этапа политико-правового реформирования в России является отсутствие легитимной частной собственности».
Ну а под конец процитирую Анатолия Чубайса:
«Мы не могли выбирать между «честной» и «нечестной» приватизацией, потому что честная приватизация предполагает четкие правила, установленные сильным государством, которое может обеспечить соблюдение законов. В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка. Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом».
Андрей Жданкин
Профессиональный журналист. Окончил Московский государственный университет имени Ломоносова. В 1991 году – обозреватель «Российской газеты». После августовских событий (ГКЧП) – официальный пресс-секретарь Государственной комиссии по расследованию деятельности органов КГБ в путче, образованной указом Президента СССР М.Горбачева (комиссия С.Степашина). После «Российской газеты» (пунктирно) – еженедельник «Россия», «Совершенно секретно», несколько журналов «с нуля», участие в избирательных кампаниях федерального уровня.
