Ельцин Центр

Дайджесты и комментарии
  • 1991
  • 1992
  • 1993

    Если бы Хасбулатов с Руцким пришли к власти…

    День за днем. События и публикации 28 августа 1993 года комментирует обозреватель Олег Мороз*

    «Перспектива — довольно пессимистичная»
    Каким представлялось из августа 1993-го весьма вероятное будущее? Говорит член Верховного Совета (фракция «Радикальные демократы») Анатолий Шабад (беседовал с ним 28 августа того года):

    — Взгляд на перспективу у меня довольно пессимистический. Съезд — а Хасбулатов может созвать его до ноября в любой момент — способен вернуть ситуацию в дореформенное состояние, он способен прекратить реформы, сделать президента чисто номинальной фигурой. Самое же главное — сейчас намечается союз Хасбулатова с частью правительства. В правительстве разногласия: силовики и «директора» вовсе не так преданы реформам, как сами оставшиеся еще в кабинете министров реформаторы. Правда, та тревога, которую мы забили после «круглого стола» — о том, что образовалась ось Хасбулатов — Черномырдин, — вроде бы оказалась преувеличенной. Впрочем, возможно, именно эта поднятая нами тревога и оказала свое действие, предотвратила образование упомянутой оси. Возможно, под влиянием ее президент как-то собрался с мыслями и предпринял какие-то упреждающие шаги. Увольнение Баранникова — очень существенный шаг в разрушении союза Хасбулатова с частью правительства. Но, в общем, перспективы, повторяю, представляются очень тяжелыми.

    Напомню, что «круглый стол» политических партий, движений и общественных организаций, о котором говорил Анатолий Шабад, был созван Верховным Советом в феврале 1993-го. На нем Хасбулатов попытался вбить клин между президентом и правительством, привлечь Черномырдина на свою сторону.
    Что было бы, если б Хасбулатов с Руцким пришли к власти? На эту тему мы тоже разговаривали с Анатолием Шабадом в августе 1993-го. По мнению моего собеседника, вполне ясно, какой это был бы режим. И тот, и другой явно против реформ. При всей их «рыночной» риторике они — за возвращение госрегулирования. Но поскольку этот путь обречен, их приход к власти привел бы к убыстренному распаду экономики, к экономической катастрофе, после которой наступила бы полная дестабилизация. Так что режим выбирали бы уже не Хасбулатов с Руцким — его выбирала бы стихия. Предел же дестабилизации и хаоса — это, как всегда, некая репрессивная форма правления.
    Я тогда возразил Шабаду: установить репрессивный режим на таком гигантском и разобщенно-пестром пространстве теперь уже не сможет ни один Хасбулатов и ни один Руцкой, при всех их диктаторских замашках. Ответ моего собеседника: после достаточно продолжительной смуты репрессивный режим устанавливается сам собой; в такой ситуации все начинают склоняться к тому, что пусть уж лучше будет любая, какая угодно репрессивная власть, но только чтобы не было этого разброда. Собственно, так и было после прихода к власти большевиков.
    Я тогда остался при своем мнении: в случае воцарения Хасбулатова и Руцкого, вообще в случае тотального отката от реформ, независимо от персоналий, единого режима, репрессивного или нерепрессивного, на всем пространстве России уже не будет. Будет распад и развал по югославскому или какому-либо иному варианту. Население в регионах мало-помалу начинает подозревать, что, если в этой огромной стране никак не удается навести элементарный порядок, значит, она просто-напросто нежизнеспособна. Очередная попытка вернуться к дедушке Ленину положит конец всяким сомнениям на этот счет.
    Если же все-таки, представим себе на минуту, в стране будет установлен единый репрессивный режим, возникает вопрос, каким будет его идеологический камуфляж. По мнению Шабада, если такое случится, возникший режим будет исповедовать шовинистические и националистические лозунги: к тому времени они эксплуатировались все больше и больше; в устах чеченца Хасбулатова особенно отвратительно звучало, когда он настаивал на том, что политика властей должна быть прорусской. Здесь он становился похож на приснопамятного Сосо, который, не будучи, как известно, русским, в иные моменты тоже любил апеллировать к национальным чувствам русского народа.

    Эти двое не уживутся в одной берлоге…
    В ту пору разговоры на эту тему — что будет, если Хасбулатов и Руцкой прорвутся к власти, — шли повсеместно и всерьез. Вот отрывок из передачи ОРТ «Диалог в прямом эфире». Участвуют социолог Игорь Клямкин, известные деятели демократического движения Гавриил Попов, Галина Старовойтова, Сергей Юшенков.

    «Клямкин:
    — Из-за чего возник конфликт? Как только начались реформы, перед этими людьми — Хасбулатовым и Руцким — сразу встал вопрос об их политическом будущем. Возник выбор-либо целиком замкнуться на президента, либо дистанцироваться от него, учитывая непопулярный характер этих реформ. Они выбрали второе. Тактика их в основном сводилась к тому, что надо выиграть время, и вся их борьба минувшего периода против президента — это борьба не за какой-то альтернативный вариант реформ, — его нет до сих пор, — а борьба за выигрыш времени, с расчетом на то, что рано или поздно вот этот вариант реформ, который сейчас проводится, он себя исчерпает и будет отвергнут. И тогда они предстанут в роли победителей и смогут претендовать на главенствующую политическую роль.
    Ведущий:
    — Но это выглядит довольно странно. Поскольку ни у Хасбулатова, ни у Руцкого нет никакой позитивной программы, то в нынешней тяжелой социально-экономической обстановке прорываться на первое место — это, в общем то, политическое самоубийство. К тому же надо учесть, что эти люди прорываются на первое место не с сотого и не со сто первого, а со второго и третьего, то есть с тех мест, которые со всех точек зрения — с точки зрения имеющейся власти, материальной обеспеченности, с той точки зрения, насколько удовлетворено их самолюбие, — обеспечивают им прекрасное существование за широкой спиной Ельцина. Сокрушить эту спину и оказаться прямо перед амбразурой, — это похоже на политическое самоубийство. Разве не так?
    Попов:
    — Понимаете, им представляется, что победа близка. Что власть сама плывет к ним в руки — через импичмент президенту или что-то подобное. И это делает их агрессивными. Что они будут делать с этой властью, — это их сейчас не очень волнует. Как мне кажется, получив ее, они собираются действовать примерно так, как действует Назарбаев в Казахстане или Каримов в Узбекистане, то есть обеспечить некоторую стагнацию всей системы, с тем, чтобы замедлить темп реформ, замедлить темп преобразований, после чего, через некоторое время, как они надеются, станет видно, что делать дальше. Ну, а самое главное, почему они стремятся захватить власть: тот вариант, который предлагает Ельцин, — перевыборы, реформа всей системы власти, — это конец их политической карьеры. В случае перевыборов и этой реформы никакого политического будущего у них нет.
    Ведущий:
    — Мы все время говорим: „Хасбулатов и Руцкой, Руцкой и Хасбулатов“… Действительно ли прочна эта связка? Ведь когда люди объединяются по принципу — против кого будем дружить? — эта связь не слишком прочная. Если представить себе вариант, что они пришли к власти, между ними, по-видимому, достаточно быстро возникнет достаточно острый конфликт. Как бы он мог развиваться?
    Старовойтова:
    — Между ними наверняка и сейчас существует конфликт. Руцкой представляет собой конституционное препятствие для Хасбулатова, мешающее ему целиком захватить власть: как-никак, вице-президент, а не спикер парламента, второе лицо в Кремле. Кроме того, Руцкой − русский, по крайней мере, так считается.
    Попов:
    — А если Руцкой станет президентом, то станет для Хасбулатова еще большим препятствием, чем Ельцин, поскольку за ним будет стоять парламентское большинство.
    Юшенков:
    — Я бы позволил себе не согласиться с тем, что Руцкой — слишком большое препятствие для Хасбулатова. Ему вовсе не нужно через это препятствие перескакивать. Хасбулатову достаточно изменить пару статей в Конституции, так чтобы все силовые министры или все министры вообще назначались по представлению Верховного Совета. После этого вся полнота власти окажется в его руках. У него и сейчас почти вся власть — Центробанк, прокуратура, суды…
    Ведущий:
    — Хорошо, представим себе, что они оказываются на верху пирамиды. По-видимому, сценарий дальнейших событий мог бы развернуться следующим образом. Хасбулатов старался бы сгрести под себя все силовые структуры, получить реальную полноту власти и держать Руцкого на роли президента чисто декоративного, как английская королева. Понятное дело, сам Руцкой с таким вариантом надолго вряд ли смирился бы и через какой-то срок начал бы вести достаточно активную войну с тем, кто пытается его контролировать. Но ведь есть еще и третья сила, — крайние националисты, радикальные коммунисты, ФНС (Фронт национального спасения — О.М.) и т. д., — для которой Хасбулатов неприемлем просто по национальному признаку и для которых едва ли особенно приемлем Руцкой… Вероятно ли в этой ситуации, что их обоих через какое-то время сметет вот эта более крайняя сила — как у нас принято выражаться, красно-коричневой окраски?
    Старовойтова:
    — Вполне вероятно. Причем сметет путем нового путча, а не каких-то там выборов. Как это было в Германии.
    Попов:
    — Первое, что будет сделано на другой же день после превращения Руцкого из вице-президента в президента, — будет созван съезд, на котором Хасбулатова освободят от должности спикера. Что касается судьбы Руцкого-президента, все будет зависеть от того, удастся ли им, этим вот красно-коричневым, быстро создать механизм контроля над президентом. Если удастся, они этим президентом могут удовлетвориться: ведь из своей среды им тоже кого-то выдвинуть на замену Руцкому будет очень непросто. Там тоже начнется гигантская возня. Хотя в конечном итоге лидер и появится…
    Старовойтова:
    — В любом случае, прямыми свободными выборами, я уверена, ни та и ни другая фигура — ни Хасбулатов, ни Руцкой — не смогут получить роль первого лица в государстве.
    Ведущий:
    — Таким образом, получается, что и Хасбулатов, и Руцкой роют яму, в которую сами же первые и свалятся.
    Старовойтова:
    — Все дело в том, что они способны просчитывать свои действия лишь на один, максимум на два хода вперед, но уж никак не на три и не на четыре.
    Ведущий:
    — Я не думаю, что Хасбулатов не понимает таких вещей. Он человек достаточно хитрый.
    Клямкин:
    — Он достаточно мудро играет в эту игру. Хасбулатов понимает, что у него есть единственный шанс выхода к власти, который он в последние полтора года и использовал на полную катушку, — это выход к власти через Съезд. Только через эту структуру он может что-то получить. Поэтому, во-первых, ему надо во что бы то ни стало сохранить этот орган, укрепить свою власть над ним, сыграв на противоречиях, которые внутри него существуют, и, во-вторых, ликвидировать пост президента вообще. При любых раскладах этот пост будет ему мешать…
    Попов:
    — Я-то вообще предполагаю, что ему даже вроде бы и невыгодно полностью устранить Ельцина и заменить его Руцким — до тех пор, пока он, Хасбулатов, не получит все рычаги власти над парламентом. Как только он их получит, тогда уж импичмент президенту станет реальным.
    Ведущий:
    — А не кажется ли вам, что амбиции Хасбулатова все-таки не столь велики, что главное для него — чувство самосохранения? Может быть, больше всего его устраивает вовсе не прорыв к власти, а имитация такого прорыва и балансирование именно в той ситуации, которая существует сейчас, в ситуации полной неопределенности.
    Старовойтова:
    — Нет, его, конечно, это не устраивает. Он человек очень властный. К тому же в неопределенной ситуации и нельзя долго балансировать. Он просто понимает, что большего, чем он имеет, ему сейчас не получить. Хотя иногда чувство реальности, адекватное восприятие действительности ему отказывает».

    На Западе считали, что худшие времена у России — позади
    Свою оценку ситуации, сложившейся к августу 1993-го, давали и зарубежные СМИ. Некоторые из этих оценок достаточно любопытны, хотя авторам тамошних публикаций происходящее здесь видится, конечно, лишь в самых общих чертах.
    «Вашингтон Пост»:
    «Спустя два года после попытки государственного переворота в России многие на Западе стали считать, что эта страна пережила свои худшие времена и вступила хотя и в трудный, но все же сравнительно спокойный период трансформации в сторону демократии и капитализма. Многие россияне также гордятся своими достижениями и утешают себя тем, что прожили это время без кровопролития и сползания к диктатуре. Но надежды и энтузиазм, последовавшие за победой над заговорщиками, сменяются у многих растущей разочарованностью в жизни после коммунизма, цинизмом и появлением нехорошего предчувствия, что худшее еще впереди.

    Конечно, налицо положительные результаты, достигнутые в итоге этих двух неспокойных лет. Инфляция снизилась до уровня 20 процентов в месяц, рубль уже не теряет свою стоимость каждый день, стремительное падение производства, кажется, начинает замедляться, а приватизация приводит к формированию нового класса предпринимателей. Люди действительно начали думать, что теперь они могут сказать, написать или сделать то, что им хочется, не оглядываясь в страхе. Стране удалось избежать ряд катастроф. Россия не распалась и не воюет со своими соседями… Правительство продолжает управлять страной в демократических рамках. Однако на горизонте вырисовывается безработица, поскольку чрезвычайно устаревшие заводы балансируют на грани банкротства. Каждые четверо из пяти россиян живут ниже уровня бедности. Сепаратистские настроения внутри России растут, а у ее границ нависает угроза гражданских войн. Борьба за власть в Москве почти парализовала правительство, а ультранационалистические силы пытаются зарабатывать капитал на трудностях и беспорядке. Всматриваясь в окружающий их новый мир, полный преступности, бесконтрольной коррупции и бессовестной спекуляции, многие россияне начинают сомневаться в том, что за демократию и свободный рынок стоило бороться».
    Несколько более оптимистична французская «Котидьен де Пари»:
    «В течение последних месяцев консерваторы в Верховном Совете России, избранные депутатами еще при советском режиме, добились определенных успехов, в частности, настояв на уходе Егора Гайдара с поста исполняющего обязанности главы правительства. После этой уступки со стороны президента коммунисты и другие консерваторы продолжали наращивать давление на него, чему, в частности, способствовали переход вице-президента Александра Руцкого и секретаря Совета безопасности Юрия Скокова в оппозицию главе государства. Но все эти события лишь усилили впечатление в народе, что только Ельцин способен вести борьбу против реакционных сил и вывести страну на путь радикальных преобразований. Позиции президента усиливает не только победа на апрельском референдуме, но и сам тот факт, что российский парламент отвергает любую возможность достижения компромисса с исполнительной властью».
    Да, хасбулатовское большинство в парламенте все более решительно отвергало компромисс с президентом. До бесконечности продолжаться это не могло…

    Олег Мороз

    Олег Мороз
    Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».