Ельцин Центр

Середина июня в Москве выдалась на редкость спокойной. В политическом и общественном смысле. В прошлом обзоре я писал, что основным событием, за которым СМИ следили более или менее внимательно, были вялотекущие заседания Конституционного совещания. Все остальное зевоты хоть и не вызывало, но и особых эмоций — тоже.

То ли все подустали от ненастоящего московского лета, к слову, судя по публиковавшимся прогнозам, абсолютно идентичного нынешнему — прохладно и дождливо — то ли сказывался эффект привыкания к окружающей нестабильности, то ли все эмоции к июню уже были сожжены на костре референдума, и теперь общество пребывало в сонном постстрессовом состоянии. Так или иначе, плавность и предсказуемость сквозили во всем: и в поведении депутатов, и в текстах журналистов, и в реакции общества.

Уильям Голдинг. «Повелитель мух»

Это — эпиграф к комментарию. Сегодня, увы, законы жанра не всегда ладят с законами формата. Эпиграф некрасиво бы смотрелся в самом начале материала, на так называемой хоум-пейдж.

А вот происходящее за границами России было более, если можно так выразиться, кипящим. Президент Азербайджана Абульфаз Эльчибей, испугавшись танков полковника Гусейнова, бежал из Баку и отсиживался в своем родном селе в Нахичевани, фактически, подписав себе тем самым приговор как политику. Кравчук как-то уж совсем мимолетно прилетел-улетел из России, попутно приостановив действие своего же указа о мерах по стабилизации политической и экономической ситуации. В Таджикистане строжайше запретили деятельность оппозиционных партий. В Италии крупнейшие партии потерпели поражение на первых в истории страны прямых выборах в местное управление. Через тоннель под Ла-Маншем пустили первый пробный поезд… Словом, там все бурлило, у нас — даже не пенилось.

К 52-й годовщине начала Великой Отечественной войны все без исключения печатные СМИ, как водится, первые полосы отвели под фотографии тех лет и мемуары — в лучшем случае, или псевдоисторические и околонаучные материалы — в худшем. Не хочется цитировать ни те, ни те — ибо ничего нового и заслуживающего внимания в них нет.

Зато глаз цепляется за информацию в «Независимой газете» — «Михаил Федотов о коррупции в СМИ»:

Тогда трудно было не согласиться с Михаилом Александровичем. Действительно, даже на телевидении — традиционно самом «хлебном» виде СМИ — журналисты получали не бог весть сколько по тем временам: «Видео Интернешнл» тогда еще не развернулось в полную силу, рекламы на «ящике» было мало… Чего уж говорить о «бумаге». К слову, в советское время активно пишущий или снимающий корреспондент мог совершенно законно в месяц «делать» до тысячи рублей. Для иллюстрации, колонка в «Известиях», например, «Неизвестное об известном» строило гонорарно около 140 рублей.

А вот уже ближе к середине 90-х я бы с министром поспорил. Но не в части «коррумпированности», а в части благосостояния журналистов. Зарплаты работников масс-медиа выросли и стали одними из самых высоких по стране. Престиж профессии достиг практически советских высот, пресса, пользуясь всеобщим почитанием и уважением, чувствовала себя действительной четвертой властью. И, тем не менее, «джинса» в СМИ как раз тогда стала цвести самым пышным цветом. И виной тому была не только алчность представителей «второй древнейшей» (дурацкий термин, очень полюбившийся разнообразному охлосу), но и, скажем так, моральная установка: «война все спишет, а победителей не судят». Если помните, термин «война компроматов» появился как раз в те годы. Под эту войну создавались телеканалы и открывались газеты, под нее «натаскивались» журналисты, покупались и продавались силовики… И, самое главное, в эту войну вбухивались огромные деньги. Отсчет зарплатам в журналистике начинался от 1000 долларов (оговорюсь, для «высшего слоя» — федеральных и московских изданий), и это при том, что «двушку» в Москве тогда можно было снять за 200, а вполне себе приличную 2-3-летнюю «Ауди», например, купить тысячи за 2–3 «американских рублей».

На столичном ТВ зарплатные ведомости вообще поражали своими «нулями»: минимум — 1500–2000, максимум — не ограничен. Простые «говорящие головы» — ведущие новостей среднего уровня — получали по от 5 до 10 «косарей», у ведущих аналитических программ зарплаты начинались с сумм раза в 3–5 больше. В 90-х близкий товарищ отработал год с небольшим шеф-редактором на одном из федеральных каналов — в 20-минутной программе, особо не отличавшейся популярностью. В месяц он получал столько, сколько получают шеф-редактора на ТВ сейчас. Но доллар тогда и доллар сегодня — это, как говорится, «две большие разницы». Правда, официально такие деньги нигде и никому не выписывались. Если кто подзабыл, 20 лет назад понятия «белая зарплата» практически вообще не существовало — заработанное все получали в конвертиках. И это было нормой, ведь по официальным данным, около 40 процентов, а по неофициальным — не менее 80 процентов экономики страны находилось в тени.

Это сегодня мы, трудоустраиваясь, первое, о чем спрашиваем: как платят — «в белую или в черную»? И, как правило, от «черного» варианта пытались отказаться. Хоть в этом цивилизация нас не обошла стороной. Многие, очень многие это знание приобрели не через теорию, а на практике — пройдя через массу судов с работодателями и не получив, в итоге, своих кровно заработанных.

Каждый раз как пример привожу историю с одной, увы, недолго просуществовавшей столичной газетой — «Московским корреспондентом», сотрудники которой (в их числе мой тот же очень хороший приятель) получали весьма и весьма приличные зарплаты: некий мизер — официально, остальное — в конвертах. Правда, дело было уже не в 90-х, а в середине 2000-х, но сути это не меняет.

Когда владелец, небезызвестный олигарх Лебедев решил эту газету закрыть (думаю, предысторию помнят все) — работников просто поставили перед фактом: завтра вы уже не работаете. Всю редакцию уволили, не выплатив ни полагающегося выходного пособия, ни даже, хотя бы, за недоработанный полный месяц. А особо возмущавшихся ставили на место: «Не нравится? Тогда вообще получите только официальную часть, и ни один суд за вас не заступится». В итоге, все покорно писали «по собственному», дабы не оказаться на улице вообще без гроша.

Этот трюк у Лебедева «прокатил» два раза подряд. Закрыв «Москор», он, спустя несколько месяцев, открыл его снова. И через три месяца снова закрыл, повторив весь сценарий — до последней запятой. Только один человек попытался вытребовать через суд хотя бы часть полагающихся денег — за три месяца. Само собой, безуспешно.

Что касается фразы Михаила Федотова про коррумпированные СМИ, сказанной 20 лет назад, то она удивительным образом перекликается с недавним заявлением единоросса Исаева, назвавшего журналистов цепными псами доморощенного либерализма и самой коррумпированной частью общества. Правда, 20 лет назад слова о коррумпированности журналистов сказал человек, который, как я понимаю, радел «за чистоту рядов». Сегодня подобные обвинения звучат из уст людей, которые вряд ли заинтересованы в независимости прессы. И вот это удивительно. Хотя…

В те же дни, а точнее — 19 июня 1993-го умер один из великих писателей XX века, лауреат Нобелевской премии, автор знаменитого «Повелителя мух» Уильям Голдинг. Фраза из другого его гениального романа — «Шпиль» — звучит актуально и сегодня, особенно, применительно к вышенаписанному: «Как же мне требовать от других то, чего я не могу сделать сам?»

«Российская газета» публикует Указ Президента «О предоставлении отсрочки от призыва на военную службу наиболее талантливым представителям российского искусства». А мне вспомнилась история с Женей Кисиным. Был в СССР такой талантливый, нет, я бы сказал, гениальный мальчик-пианист — в 80-х годах. За рояль сел впервые в 2 года, а в 11 или в 12 в Консерватории уже исполнял с оркестром концерты Шопена. Несмотря на то, что заполучить его мечтали лучшие концертные площадки мира, играть с ним мечтали многие величайшие музыканты, за границу Кисина выпускали «со скрипом» — мальчишка немного не от мира сего, живущий только музыкой, никак не вязался с идеологически правильным образом советского подростка. И однажды в дверь к нему постучали дяди из военкомата. Пришлось ему прятаться от армии в США.

Вспомнил, что несколько лет назад читал об этой истории. Покопался в интернете — нашел. Из интервью с Владимиром Спиваковым в «КП»: «…после того, как Женя сыграл с Гербертом Караяном Концерт Чайковского, который транслировался по всему миру, его хотели забрать в армию. Пришлось сделать ему укол под лопатку, который вызвал температуру под 40 и лишил Женю возможности двигать правой рукой. После чего я лично обратился к Раисе Максимовне и Михаилу Сергеевичу Горбачеву с просьбой об отсрочке от армии. Вопрос решился положительно, но только на год, так что основной причиной отъезда Жени в Америку была невозможность продолжать заниматься музыкой, как ему было предписано свыше». Указ, который подписал Борис Николаевич в 93-м, в этом смысле был не просто прогрессивным, он был революционным — в кои-то веки в России поняли: талант надо не просто признавать, его надо оберегать.

Закончу тоже цитатой из Голдинга. Из романа «Свободное падение»: «Пожелай чего-то достаточно сильно — и непременно своего добьешься, если только готов будешь принести соразмерную жертву. Какую угодно, что бы то ни было… Но запомни: достигнутое никогда не оправдывает ожидания — рано ли, поздно ли, а придется сожалеть о жертве».