БОРИС ЕЛЬЦИН. Человек. Эпоха. Память
МЕДВЕДЕВ: Ну, вот то, что первые двое респондентов ответили. Скажем, те решения... Естественно, мы все понимаем, что в общественном сознании образ крайне противоречивый, в конце мы об этом ещё поговорим. Естественно, вспоминают и развал Союза, и Беловежскую пущу, и расстрел парламента, 93-й год, и первую войну в Чечне, и олигархию, и залоговые аукционы. Вот эти вот вещи, вот эти вот ключевые болевые точки ельцинской эпохи... Он реагировал на события или это были события, так скажем, вызванные некой политической стратегией?
БУРБУЛИС: На самом деле определение "ельцинская эпоха" абсолютно исторически правильное, оно отражает его выдающуюся роль, оно отражает масштаб его личности.
МЕДВЕДЕВ: Геннадий Эдуардович, сразу такой философский вопрос уточняющий: он создал эту эпоху или эта эпоха создала Ельцина?
БУРБУЛИС: Это был продукт коллективного творчества, и многих-многих десятков людей, и целых поколений, и разных поколений, в процессе которого Борис Ельцин занимал и будет всегда занимать неповторимую, выдающуюся роль.
И я очень хорошо понимаю ту третью часть нашего диалога, которую вы уже анонсировали. Могу признаться, что у меня тоже в душе два Ельцина. Мой друг, соратник, старший коллега, лидер, с которым 90-е годы ассоциировались бесконечным испытанием на выживание. Нужно был принимать мужественные, мудрые, милосердные решения, не откладывая их на потом. И в этом проявилась гениальность Ельцина, и его роль выдающаяся, и его творческая суть. В то же время мы понимаем, что с 94-го года и далее начинается обидная эпоха другого Бориса Николаевича.
МЕДВЕДЕВ: Ну да, Чечня та же. О каких же тут милосердных решениях можно говорить.
БУРБУЛИС: Да, да. И это тот случай, когда личность продолжает и сохраняет все свои достоинства, качества и стремится им соответствовать. То есть, это доказательство того, что даже выдающийся политик предельно нуждается в том круге соратников, с которыми его талант, его дар может воплотиться в конструктивные, если хотите, исторические, плодотворные формы.
МЕДВЕДЕВ: Понятно, спасибо. Борису Минаеву вопрос. Вот эти вот все события – 91-й, 93-й, 94-й год, Ельцин генерировал эти события или он уже реагировал на некий ход вещей? Это был реактивный тип политика или, так скажем, проактивный тип политика? Это было стратегическое действие или это было реактивное действие, ответ?
МИНАЕВ: Ну, тоже очень сложный диалектический вопрос. Я что тут хочу сказать? Эпоха создала Ельцина или Ельцин создал эпоху? Вы знаете, они с Горбачёвым в мае, июне, июле 91-го года собирались подписывать союзный договор, абсолютно серьёзно делили полномочия центра и полномочия республик. Разговаривали о том, кто будет работать в новом правительстве, разговаривали о налоговой системе в этой новой стране. Если бы не путч, например, события пошли бы совсем иначе.
Ельцин очень хотел в России... Как бы параллельно некоторое время Горбачёв был руководителем союза, а он руководителем России. Хотел принимать в России новую экономическую программу, запускать либерализацию цен, приватизацию значительно раньше 92-го года, за два года до этого. А если бы он ещё раньше пришёл, то он бы ещё раньше это запустил. Не было бы в стране дефолта 91-го года.
В стране первый дефолт был не в 98-м году, а в 91-м – страна отказалась выплачивать долги по международным обязательствам, в стране был почти продуктовый голод, люди стояли в очередях сутками за самыми необходимыми продуктами, была очень кризисная ситуация с продовольствием. Принятие экономической программы Ельцина-Гайдара (Геннадий Эдуардович имел прямое отношение к принятию этой программы) было абсолютно вынужденной мерой. То, что делал Гайдар, это было как...
МЕДВЕДЕВ: Ответ, так сказать, с ножом у горла.
МИНАЕВ: Да, да. Что касается 93-го года. Ельцин очень хотел в 92-93-м году принять новую конституцию. Дело в том, что все формы политического устройства в эти годы были временными, то есть существовала советская конституция, к которой принимались поправки, которые точно так же можно было отменить. Жить в этом долго было нельзя. Но Съезд народных депутатов... Был как бы раскол во власти и съезд отказался принимать конституцию. И так далее, и так далее. С Чечнёй...
МЕДВЕДЕВ: Ну, то есть ваш...
МИНАЕВ: Чечня – это такая метастаза развала Советского Союза.
МЕДВЕДЕВ: То есть ваш ответ: Ельцин во всех этих эпизодах реагировал на те ситуации, которые были созданы до него и без его участия.
МИНАЕВ: Больше того, я считаю, что главное его величие в том, что такой силы был внутренний взрыв, внутренняя катастрофа вот в этом жёстком системном устройстве, что его роль была в том, что он дал нации расколоться, не дал гражданской войне вспыхнуть. Не дал этой катастрофе перейти в новую фазу, вывел на уровень более-менее приемлемого, тихого, долговременного кризиса, который следующий президент, хотя бы в экономике, сумел чуть-чуть преодолеть.
МЕДВЕДЕВ: О следующем президенте, об уходе Бориса Ельцина поговорим после рекламной паузы.
