Интервью с Владимиром Шевченко
Да, мы, значит, в то время ни много ни мало у нас было за особенно… У нас за второй период, у нас там получалось чуть ли не по 20 поездок в месяц. Каждый день новый город. Это была колоссальная нагрузка, потому что неслучайно после этого у него и был инфаркт. Это и было бы удивление, если бы этого не случилось. У него была цель. А раз у него была цель, то что там творилось, никто не знал. Но он, конечно, был… Он поставил цель — он любой ценой. Ценой, там, своей жизни, я не знаю, чего, он бы ее добивал… Добивался и делал так, как… Если сказали да — да, нет — нет, значит, нам должно быть «да». И он клал все свои, он ни с чем не считался в данном случае. Может, можно было бы и меньше танцевать и плясать, но это уже вопрос к тем, кто готовил эти вещи. Нет, они, конечно, эффективны, конечно, они работали, потому что народу собрал, я еще раз говорю, собирались толпы. Вот, пуговицы летели, к нему все шли, не было нигде, как говорится, чтобы там кричали «Вон!» или там, или кого там, или Зюганов — ничего этого не было. Ведь он своими глазами, он, что он в этих вещах, он просто сам себя проверял. Правильно он делает или неправильно, или лучше ему уйти. Если б он, если, я просто представляю, если бы в одном, другом месте — свист, гам, помидоры, я не знаю там, огурцы, арбузы полетели бы… Он бы мог сказать: «Нет, ребят, я не пойду». Нет, работало действительно. Работало, система эта отрабатывалась штабом. Это работал штаб по выборам. Это… Это был немножко, взять даже вариант какого-то, ну… американских шоу. Вот это, действительно, люди, там деньги не платились, чтобы там говорили, что там вот этим артистам. Артисты работали бесплатно, потому что всегда прекрасно понимали, что проиграет Борис Николаевич — все начнется в обратную. Вы знаете, кто у нас в то время был. Конечно, сейчас не сравнишь 96-й год и тех же вождей того времени с сегодняшним, они уже многое поняли, но к тому времени это могло кончиться довольно плохо. И это люди понимали.
- Как проходила инаугурация Бориса Ельцина в 1996 г.?
Конечно, ну, во-первых, ну, на грани, здоровье — на грани. Чувства, чувства, конечно, никуда. Самочувствие. Отменять — ничего не отменишь. И конечно, она была сокращена. Конечно, это… На его мужестве. Потому что сразу после, когда это закончилось, он сел: «Ребят, неужели я выдержал?» Это было да, это было, было, было тяжело. Ничего не сделать, да. Потому что вот, ну, может быть, там же сроки есть инаугурации. И ты под них подстраиваешься, должен подстраиваться. Перенести инаугурацию — это опять поднять шум, что, ну, президент недееспособен, понимаете? У нас же… Со временем, может быть, придем. Когда просто выходят и говорят: «Вы знаете, у него ангина, он сегодня не может выступать». А если б мы сказали, что у него ангина, нам сказали бы: «Ну все, опять не то». У нас нет недо… У нас нет доверия. К сказанному. И в этом отношении вот это недоверие к сказанному воспитывается через наши прессы. У нас пресса, она не отвечает ни за что. Вот захотел — и сказал. Вот он такой. И потом мучайся, отмывайся. Мне как-то один сказал, я не буду называть. Я, говорит, из вас, говорит, могу за 20 минут сделать героя, и все будут вам аплодировать, а за одну минуту вы будете врагом номер один и придурком. Вот к чему пришли технологии сегодняшние, понимаете. Борис Николаевич — он был, почему он всегда говорил: открытость прессы. «Нам надо воспитывать их ответственность за сказанное. Судиться я с ними не буду, пусть они там сами разбираются, вот, время покажет». Ну, не все ж так вот. Другие в бой идут, начинают там, значит, что-то… И вот здесь вот есть моменты, которые, вот, ну… Ну, не научились мы отвечать за свои слова, не научились еще. Нет ответственности. Да, мне так кажется, как один заявляет. А я говорю: «Кажется, знаешь, у нас была хорошая поговорка: “Кажется — крестись”».
- Вам приходилось учитывать в работесостояние здоровья Бориса Ельцина?
Ну, для работы для моей особенно, ну, как вы ска… как вам сказать. Здесь врачи уже, как говорится, вставили, возможности, как говорится, организации, а так я ждал, самое главное, его выздоровления, и с учетом, что там уже сделано шунтирование5 ноября 1996 г. кардиохирург Ринат Акчурин провел Борису Ельцину операцию по коронарному шунтированию в Центральной клинической больнице, конечно, мы уже, вот о чем я говорю. Если мы планировали, нам говорят там: час. Мы говорим: нет, стоп, ребята. Час не будет. Будет полчаса. Обязательно, конечно, с медициной мы советовались и учитывали эти моменты и в составлении его графика, и советовались с ним. Но вы, вы себе не представляете этого человека. Это человек, который, я не знаю, я… да больше таких не видел. Вот заходишь — все. Вот он… «Борис Николаевич. Через пять минут начинаем». Он перевоплощался, собирался. Я представляю, сколько это ему стоило. Но я знал, что он мне говорил: «Владимир Николаевич, 15 минут». Через 15 минут он выходил, он был почти полумертвый. Но он свое дело сделал от начала до конца. От начала до конца. Вот умение собраться в критический момент — это просто какая-то, не знаю, нечеловеческий… Я бы, например бы, ну, даже не представляю, если б у меня вот так было, я, наверное, никогда б этого не смог сделать. Наверное, вот его. Это он. Если мы назначали встречу, мы советовались… Я советовался с врачами, там, если нужно было, а временами даже я этого не делал. Борис Николаевич сам говорил: «Владимир Николаевич. Давай попытаемся за 20 минут это все провести». Все. «Не планируй мне длинных» — значит, не планировали длинных. Ему хватало, потому что он… Опять же, он исходил из конкретики. Он как-то, мы уже, когда уже, уже работали мы с ним долго, о многом интересном разговаривали, он говорит: а чего, говорит, сидеть балабонить? Да — да, нет — нет, ну, чего говорил. У него был подход такой. Не сидеть, не… Не философствовать. У Михаила Сергеевича был момент: он любил, ну, заговорить, как говорится. А там, смотришь — на что-нибудь выползем. У этого — нет.
- Считается, что во время второго президентского срока ряд людей имел на Ельцина большое влияние, что Борис Березовский, например, мог повлиять на решения, которые принимал президент...
Значит, так… Значит, давайте так. БерезовскогоБорис Березовский — бизнесмен, один из инициаторов создания избирательного штаба Бориса Ельцина, который весной 1996 г. возглавил Анатолий Чубайс, заместитель секретаря Совета безопасности РФ (1996 – 1997), исполнительный секретарь СНГ (1998 – 1999) забудем на веки вечные. Березовский с ним встречался, ну, в лучшем случае два раза. И то, что там Боря пишет сегодня, особенно там в английском суде мелькает, что он там влиял на то-то, на то-то — пускай он, ради бога, помолчит. Когда он обретал всех и когда ему было доверено работать ответственным этим секретарем СНГ, вот… С какой болью Борис Николаевич думал об этом, но назначил. А что он сделал — он ничего не сделал. Он ничего не сделал. Он только, значит, вот разводчик колоссальный, а хвастался, что Бориса Николаевича, на Бориса Николаевича влиял. Не знаю. Не знаю. Говорят много там, что там, «Семья»«Семья» — в СМИ второй половины 90-х гг. так часто называли ближайшее окружение Бориса Ельцина там... Да упаси меня бог. Татьяна БорисовнаТатьяна Юмашева (Дьяченко) — младшая дочь Бориса Ельцина, советник президента РФ (1996 – 1999) — ну, она могла, может быть, сказать ему как советник, она была, но она в основном занималась, занималась имиджем, и она ушла после 96-го… Не знаю, я не верю в это, чтобы на нем, на него было можно повлиять. Может быть, под каким-то давлением, в плане того, что… Да вот это вот будет лучше того… И то я… Она около меня бродит, но я не допускаю, чтобы им можно было руководить. Да, он мог прислушаться к какому-то мнению, какому-то… Но это не глобальное. Это, извините меня. А если говорить, то там на кадры менял, все, так вы возьмите. Влиял, так вы возьмите, посмотрите, в какой период-то он кадров-то больше сменил? Когда на него никто не влиял? С 92-го по 96-й. Или с 96-го по 99-й. Посмотрите. И самим станет ясно. Он был в поиске. Он был постоянно в поиске, его кто-то абсолютно не устраивал. А вот младореформаторы могут на него обижаться, что он в какой-то степени… Но они не смогли ему, значит, доказать свою правоту. Он должен был идти на какие-то компромиссы, чтобы держать страну, чтобы она не развалилась. Это, а куда ты денешься. Это сейчас хорошо сидеть опять на кухне и рассуждать, что вот, там, Ельцин не прав… Я его не защищаю. Я не защищаю. Да, он мог временами быть резок, он мог не, не, не слушать, он был упрямый, вот я хочу и все. «Борис Николаевич, невозможно». — «Нет, будет». Я говорю: «Борис Николаевич». Я, вот… Умер… Этот… Йеменский, наш руководитель. «Я поеду». В больнице находимся. «Заказывай самолет, завтра вылетаем». А время — 20 часов. А вылет на шесть утра. Завтра похороны будут. Я говорю: «Борис Николаевич, ну, мы же вас привезем, ну… Вы ж поймите: ну, здоровье, все. Врачи, все…» «И ты, Брут, продался», — он на меня. Ну, что делать — пошли. Полетели. Но он же… Вот он даже не знал, что это будет. А там приехало три бывших президента Соединенных Штатов Америки. Вот он уловил этот момент, понимаете. Вот уловил и все. Мы очень коротко там пробыли и уехали. Поднялись в самолет — он говорит: «Не могу». Как ему это далось, я не знаю. Но он сделал. Он сделал свое присутствие. Понимаете. Это вот, это характер. И никто его остановить не мог — это упрямство. Но он рисковал. Он рисковал собой. Он рисковал до какой-то степени, может быть, и имиджем. Но ничего, никто не мог ему… Да, был упрямый. Могло случаться и такое, что ему с одной стороны один говорил одно, а другой — другое, а он о своем — ба-бах, и все. Но он принимал решения вот… Он не тянул с решением. Если он намечал что-то сделать, он делал. Другое дело, что, может быть, где-то спешил. Где-то, может быть, немножко был, ну, жестковат в принятии решения. Это другой разговор. Но давить на него, чтобы я мог вот так вот видеть, что там вот к нему кто-то зашел, и потом он выходит оттуда и говорит: «Ну, вот, я договорился, все, все будем делать так, как…» Я чего-то не помню такого.
- А можно было через Администрацию президента продавить нужное решение?
Через Администрацию продавить… Ну, чего, ну давайте подымем со временем все документы, которые он подписывал, да. Был один период, когда через голову того же Семенченко и через голову Илюшина могли внести документ, прямую, на его прямую, и он мог подписать, но этот же документ потом возвращался в канцелярию. Его же нужно было зарегистрировать. Ему ж нужно было поставит штамп. И можно было тормознуть и не выпускать, и такие случаи были. Вот эти моменты могли быть.
- Ельцин ценил людей, с которыми работал?
Ценил. Ценил, ничего не скажешь. Он… Он ценил, он очень любил охрану. Он любил, вот, свое окружение. Секретариат, ребята эти, которые работали с ним круглые сутки. Докторов. Он очень в этом отношении внимательный, внимательный человек. Он ценил, ничего не скажешь. Он понимал, что… что они вкладывают свои знания и силы. Ну, а вот любовь к охране у него тоже была. Я говорю, что вот даж… Ну, вот едет, президент едет, но он обязательно, если милиционер стоит, он отдаст ему честь. Если он приходил в Кремль, он с каждым постовым вот… здоровался за руку. Кто его знал, он мог пройти, да и все, и какие проблемы. Привет или вообще ничего. Поклонился да пошел. Это говорило, с одной стороны, культура, а с другой стороны, уважение к той службе, которая работает на него.
Ну, как вам сказать. Догадываться-то мы все догадывались, и все, сегодня мы все можем говорить, что мы знали. Но, в принципе, я знал, что это когда-то вот-вот-вот должно быть, но что это будет именно… Это я не знал.
- Как для вас прошел день отставки Бориса Ельцина?
Ну, как день. Как будто обухом по голове ударили, как прошел для меня... У меня были, у нас были запланированы поездки, у нас нужно было ехать на… в ВифлеемПоездка в Вифлеем на празднование 2000-летия Рождества Христова с главами государств с православной традицией состоялась 6 января 2000 г. Эта поездка считается прощальным официальным визитом Бориса Ельцина. На церемонию тысячелетия христианства. Все это было, понимаете. То есть для меня... извиняюсь. Вот. Все это было. Но… Он, единственное, что у меня первое, что было — как-то накануне Нового года он говорит: «Ну, если так чего-то будет, ты со мной-то останешься?» Я говорю: «Борис Николаевич, а куда я денусь». Это уже был сигнальчик такой, что это вот-вот должно быть. Поэтому, когда он это озвучил, он потом пишет в книге, что Шевченко, как это… Крыша у него поехала. Ну, действительно, немножко поехала. Ну, ничего, потом встала на место. Сразу была сделана передача такая, спонтанная, мы особенно ничего не придумали, она, может быть, и нужна была. Подъехал патриарх, благословил, все. После этого был небольшой, значит… Патриарх уехал, был ужин с… Ну, обед, переходящий в ужин, будем так говорить, с силовиками. Он расстался и уехал, и больше он… Ну, приезжали мы с ним там в Кремль, но в кабинете он уже больше никогда не был.
- Как быстро улучшилось состояние здоровья Бориса Ельцина после ухода с поста президента?
Ну, как вам сказать, быстро. Тут я с вами не соглашусь. У нас было 70-летие, мы его пролетели. В 2001 году здоровье не позволяло. Вот… В 2002-м более-менее стало полегче. «Владимир Николаевич, давай куда-нибудь ехать». Не может… Он не мог сидеть на одном месте. Мы поехали в КитайВизит Ельцина в Китай по приглашению председателя КНР Цзян Цзэминя состоялся в мае 2001 г.. На встречу с Цзян Цзэминем. Цзян Цзэминь говорит: Борис, у меня тут есть вот такой классный врач, говорит, он восстановит тебя. Он так посмотрел на него — ну, ладно. И мы забыли. Приезжаем в Москву, открываю газету — в «Известиях» полподвала: «Китайская медицина восстановила Ельцина». Я главному редактору говорю: что вы пишете? Вы о чем пишете, говорю, как вам не стыдно? Вы что? Ну, я понимаю, что вы не патриоты, вам плевать на нашу медицину, но вся заслуга в том, что сегодня есть здоровье Бориса Николаевича, — это в первую очередь наша медицина. Российская. Это первое. А второе: если вы такие вещи рынок, получаете деньги — давайте делиться. Хотя бы, значит, с кем… Кому это положено. Он испугался. Он говорит: это вот наш автор там… Он корреспондент, давно там работает, мы ему доверяем. Я говорю: знаешь что, доверяй, да проверяй. И дело сделал, опровержение. По всем этим каналам. Что было? Действительно, через пару-тройку дней в резиденции, где мы на Желтом море остановились, приезжают два врача. Ну, лет так под 70, под 80. Вот. Борис Николаевич: «Да не пойду я никуда». Я говорю: «Ну, неудобно, приехали эти врачи там, уважаемые…» — «Вот вы и идите». Ну, мы под всякими предлогами, что он там устал, туда-сюда, пошли. Ну, так не буду, чтоб не обижать их. Одного… Один за руку держит, второй за руку держит, задают вопросы: чем болел, когда болел, когда чего было, когда чего не было. И ставят те диагноз. И говорят: такие-то таблетки. У нас разница с Наиной Иосифовной в возрасте все-таки семь лет. Она женщина, я мужчина. Диагноз у нас одинаковый. Вот. С тех пор, значит, ей таблетки, она стала пить, я, естественно, попробовал, и я, когда не чувствую быстрой, как говорится, реакции на это дело, я уже его забываю, и все, и весь разговор. Вот, ну, это так, в шутку если где-то обыгрывать. Вот, поэтому что? Стал ходить больше. Промежутки такие прохода были большие. Поехал в одно место, в другое. Он увидел, что делает Китай. Сумасшедший город, сумасшедший губернатор, потом который стал членом Политбюро, Басилай. Интересный разговор: под каждым кустом же там солдаты стоят, им же надо честь отдавать. С опущенной головой же не будешь отдавать. И расходился. И пошло. Я скажу, все шло более-менее нормально. Более-менее нормально. До седьмого года. А потом уже вот сама изношенность организма, ну, это уже ближе, у этих спрашивайте, я никогда не лез и не полезу в эту историю. Вот… Мы много с ним ездили, семь-восемь поездок в году у нас было. Встреч довольно много было. В основном, кто приезжал из глав государств, глав государств, которые, с которыми он работал, тот же Клинтон, тот же Коль, Коля мы даже возили с собой на Байкал. Вот канадец. Да и масса наших, они бывали у него, регулярные встречи, посещения театров, так что шла такая нормальная, хорошая жизнь.
- Как Ельцин проводил время после отставки?
Ну, во-первых, он за это время, он ящиками читал книги. Ребята дорогие, это что-то. Он читал — наверняка все перечитал, что можно было. Татьяна Борисовна, бедная, не успевала ездить в магазин и покупать какие-то новинки. Он смотрел массу фильмов. Хоть он особенно, как говорится, не просиживал у телевизора, но какие-то вещи через канал «Культура» он узнавал. Вот. Шли, во-первых, ему шли приглашения из таких театров, как те, которые, которые он уважал и которые его любили, тот же ТабаковОлег Табаков — главный режиссер Московского художественного театра им. А.П. Чехова (2000 – н.в.), создатель и художественный руководитель театра «Табакерка» (1978 – н.в.), та же Волчек ГалинаГалина Волчек — главный режиссер театра «Современник» (1972 – н.в.). Большой театр, они приносили… приносили репертуар. Мы обсуждали вместе с ним, если был интерес — заказывали, поехали. Ну, во время работы у него не было такой возможности, и то он с книжкой ходил. Ну, там он больше классиков, как говорится, мог штудировать, а здесь он читал, просто вот, ну, его интересовала мемуарная литература, его интересовала литература современная, там эти Устиновы, да, я говорю: как вы их читаете вообще? Вот. Ну, а он интересовался. Вот читал. Очень много, он много читал. Вообще, он — мало кто об этом знает — он обладал уникальной памятью, уникальной. Я не знаю, говорила вам ПихояЛюдмила Пихоя — руководитель группы спичрайтеров Бориса Ельцина (1990 – 1998), советник президента РФ (1998 – 1999) об этом или нет, она была его спичрайтером, они писали-писали, пять раз могли прочитать текст, принести ему, а он потом еще запятую у них не так поставленную найдет. Он был очень грамотным. Он очень много прочитал в студенческие годы, в школьные годы — вот, мы были уже, значит, у него в школе, в которой он учился. Встречались, ну, уже с теми, кто преподавал ему, конечно, мы не застали по возрасту, но по воспоминаниям, потому что одно село, как говорится, там люди все помнят, в Березняках. Рассказывали, что он в этом плане был просто уникален. Мало кто знает, что он мог Карла Маркса постранично знать. Он мог спросить: а что у Карла Маркса написано вот на такой-то, такой-то странице? И он мог ответить. Это тоже момент. А демократичность была, ну… Начало этих, так называемых домостроительных комбинатов, вот эти вот, эти первые стройки, которые молодежные, для строительства жилья — это тоже сумасшедшее дело. А потом — ба-бах! — встреча. С людьми. В спорткомплексе. Четыре или шесть часов. Столько вопросов, потом на каждый надо ответить. Это был взрыв. Потом он повторил эту штуку, но когда было когда. Он потом уже повторил, когда уже, как говорится, был в оппозиции, он повторил это в Высшей комсомольской школе. Это другой вопрос. Поэтому у него было зарыто это все. Это вот это… Вот… Я вот, мне самое главное сейчас — дожить до того момента, когда откроем центр, чтобы люди могли прийти, взять архив, позаниматься, почитать и понять его. Как вот я пришел в американский архив, сидят вот молодые ребята. Я говорю: «Что делаете-то?» Они говорят: «”Бурю в пустыне” изучаем». Это, вот это да. Вот если мы до этого доживем, многие вещи откроются о нем совсем, совсем с другой стороны. Вот это вот, вот эти первоисточники. Я, конечно, не согласен со многими теми, что вот сейчас сегодня пишут, что вот там те, которые его выдвигали, вот, я на него надеялся. Ну, что, выдвигал — ну, возьми, скажи ему, что, что тебе мешало. А пели дифирамбы, выступали — одни часть поддерживали: «Молодец, Борис Николаевич, вот там, врезал на центральном… На заседании Центрального комитета партии». Все припухли. «А, ребята, а давайте выйдем на улицу и посмотрим, что читает народ». Что было написано в «Московской правде», что было написано в «Московском комсомольце», его невозможно было достать. Я работал уже в Центральном комитете партии, у нас это улетало влет. Давайте будем думать, а почему так происходило. Ну, это Урал. Это сумасшедшая земля разграничения Европа — Азия, неслучайный этот вот развал земной коры, вылезший и как бы, ну, немножко нас отделивший от Урала, от Востока и Запада. Это вольнодумные люди, которые спорили с царями, трудовые, деловые, Демидовы и пошло-поехало. И у них там все время было, они об этом говорили. Только тогда это мы называли кухонными разговорами, но они их прорабатывали, они думали: неслучайно там это, смех смехом, там возникал вопрос, сходу, о создании Уральской Республики. Это ж не случайно. Так же спонтанно не скажешь там — Уральская Республика. Значит, она прорабатывалась, она где-то были, где-то видели, и вот это вот…
- Как часто Борис Ельцин бывал в парламенте?
Не-не-не-не. Ради бога, мы не ходили туда. Мы не ходили на этот парламент, вот… Чего там… Парламент все время бузил, там были представители, Борису Николаевичу докладывали, вот. Идти туда, выслушивать — это было себе дороже, потому что все равно он понимал, что ничего толком не добьешься. И вот, действительно, он успокоился и принял решение о своей отставке только тогда, когда был избран парламент, который ну хотя бы что-то может говорить в пользу… А не все время быть в драке. Если бы выборы опять пошли враскосок и опять бы был бы раздрай в парламенте — такой, что ни одного, ведь вы поймите: он вынужден был принимать указы, а указ — это не закон. А они законы блокировали. А что такое… Закон не имеет обратной силы. А указ — его сегодня подписал, завтра порвал. Другой издал. Вот так он работал все эти годы. И когда он увидел, что все-таки в парламент прошла вот та часть, которая реально за Россию, которая может, как говорится, принимать ответственные… ответственное решение, он говорит: «Ну, чего. Теперь можно и уходить. Пусть работают сами».
- Какие личные качества Бориса Ельцина вы ценили больше всего?
Целеустремленность. Преданность. И откровенность. Вот, пожалуй, вот это вот самые-самые у него. То, что вот я всегда поражался. Решил — доверил — сделал. Я на себе это испытал. Подвел — и все. Я считаю, это правильно. Если сам не догадался, то тебе должен кто-то помочь уйти.
- Каким Борис Ельцин был руководителем?
Ну, руководитель — это, извините меня, это он родился руководителем. Ему еще со студенческих лет говорили, что Борька, тебе надо быть этим, министром. Они ему уже пророчили в те, в те времена. Я вот сейчас встречаюсь с ними уже на протяжении… Ну, скольких, значит… Когда мы, впервые-то я с ним познакомился… Ну, с 93-го. Значит, уже вот 20 лет. Им было по 50, было по 52, 53 — им сейчас всем за 70, почти под 80, вот как Борису Николаевичу. Я же с ними встречаюсь, и каждый раз — если бы они раз обманули, там чего-то подольстили… А то ж на протяжении всего одного времени. Разговор-то ведется об одном и том же. Они видели в нем лидера. Видели в нем… Он был лидером. Он если приходил, он должен был врубиться, он должен был войти в курс дела, и потом, конечно, постоянный поиск… Знаете, вот есть такая категория людей — «я хочу везде быть первым». И он хотел быть первым. И все-таки в области 10 лет, когда он руководил, она имела красные знамена, ВЦСПС, там это, ЦК КПСС, если он оставался без знамени, он рвал, метал: почему у нас сегодня, там, мы прогорели, там, в каком, каком-то моменте. Это характер. Этого надо добиться. Да, многие говорят: выскочка — да, самолюбивый — да, вот, значит, там, гордец и все. А, извините меня, а как без самолюбия, без гордости, без целеустремленности ты добьешься каких-то успехов?
- Как Ельцин реагировал на критику? Например, на сатиру по поводу фразы «президент работает с документами», или на надпись на заборе «банду Ельцина под суд»?
До него эта «работа с документами», она не доходила. Это смеялись вы, потому что действительно вы просто не понимали. Когда сегодня у нас руководитель… Не сегодня, а вот… Там, находится на даче, условно, да, то ни у кого не возникает никаких вопросов. Никаких вопросов. А здесь — не вышел там чего-нибудь или чего-то припоздал, то ты уже все. Работа с документами, да… СережаСергей Ястржембский — заместитель руководителя Администрации президента РФ, пресс-секретарь президента РФ (1997 – 1998) молодец, для хохмы была и не хохмы, а просто вот был найден такой подход, что да, ему привозилась пачка документов. Он работал, он не приезжал в Кремль. Он работал у себя. Ну… Может, это было часто, в какой-то степени… Насколько он на это обижался — да, думаю, не особенно… Кстати, я еще раз говорю, что он на какие-то вот моменты прессы, он не очень здорово реагировал. Конечно, у него обиды были, я знаю, выходили когда, условно: он поручает что-то сделать, а тот же вице-премьер уходит и с опущенным лицом, потому что он возлагал на него надежды, а он не сделал. Это, конечно, было ему… ему непонятно. Он, мне кажется, временами понимал, что он принимал… Подписывал указы, которые невыполнимы. Я один раз говорил: чего вы делаете-то, ну, вот там, ну, указ подписали, а… А проверять? А чего, говорит, проверять, все равно выполнен не будет. Тот, который вносит, уже знает, что не будет выполнен, понимаете? Вот трагедия в чем. Да, «под суд». Нет, ну это естественно. Дорогие мои, если развал Союза не устраивает, в этом, в парламенте бардак, подход партийный разный. А чем лучше сегодня? «Партия жуликов и воров». Чем это? Да, «банду Ельцина под…», временами ехали на поезде, он смотрел, говорит: «У, гады, надо… Скажи им, пусть хоть затрут». Ну так, понимаешь, смехом. Но это — он понимал, что, значит, ну… Это же разыгрывалось, это же тоже было подкинуто, подкидывалось, не так же просто. Да, в чем-то виноват и он. И он никогда от этого, этой вины не отказывался. Он знал, что что-то делается не так. И хотелось получше бы, ну, не сложилось вот, понимаете, под звездой не сложилось, вот если бы даже, вот представьте себе вот момент. Что у нас нефть стала бы дороже в 92-м, а не в 2000-м. Вот тогда можно было бы, конечно… И совсем по-другому на многие вещи смотреть. И много спрашивать. И спасибо, что сегодняшний, вот, особенно Владимир Владимирович, этот момент ухватили и многие вещи стали исправлять, которые были допущены. Ведь той же приватизации, тем же (нрзб), за что его критиковали, что он обогащается… Что он обогащался? Ну, вот разработан был план приватизации. Да, он был не до конца продуман. Да, там можно было многое сделать совсем по-другому. Но обратно делайте приватизацию — извините меня, это бабий бунт.
- Почему Борис Ельцин периодически подписывал указы, зная, что они неисполнимы?
Ну, условно там, я сейчас не буду вдаваться в подробности, потому что там это связано… Надо вот там, построить вот до этого, вот до этого срока, особенно в сроках, вот так. 20 там или 30 дней там, дом сдать или еще какие там казармы, я не знаю. Подписали, а это ж нереально. Это ж было явно… Под давлением. Подпишите вот на публику, вот. Подписали указ, там, ну, там. Указ там, на танках подписывали, помните, был? Такие тоже были. Это он виноват? Это не он виноват. Это виноват тот, кто тащит этот указ. И заставляет его на танке подписывать. Вот это вот, вот эти моменты, они, конечно, очень вот к этому надо быть внимательным. И молодец там Владимир Владимирович, этих вещей, как говорится, не делает. Или вот есть выражение у некоторых товарищей: «Я подписываю…» Ну, вот у него: «Я подписал указ». Ну, подписал, опубликуйте в прессе, а чего, зачем нам об этом знать, что ты подписал… Можно подумать, когда говорят: «Я подписал указ». Я тоже с Борисом Николаевичем на эту тему спорил: «А кто может, кроме вас, подписать-то?». «Я подписал». Маша пришла, подписала.
- Каков ваш личный вклад в эпоху 90-х гг. XX века?
Я считаю, что мой самый главный вклад — я рад, что мне судьба это позволила, — что я создал, сейчас есть он в стране, существует, и сейчас вот, в ближайшее время, может быть, создадим уже официально Ассоциацию протоколистов, которая объединит… Мы создали протокол. Мы создали порядок, который позволяет работать в нормальных условиях министерствам, ведомствам, корпорациям, где только это возможно, чтобы организовать работу, организовать работу своего начальника, своего клерка и так далее. И вторая часть. Я, конечно, очень счастлив, что… С одной стороны, несчастлив, то, что я не успел добиться добро от Бориса Николаевича, потому что он в этом плане был очень скромным человеком, когда говорил, что надо создавать Центр исторического наследия президента. Вот. Он говорил: «Нет, нет, нет». Ну, в 2008-м году вот мной был… Тоже мне говорят: давайте указ. Я говорю: нет, только закон. И был принят законФедеральный закон РФ № 68–ФЗ «О центрах исторического наследия президентов Российской Федерации, прекративших исполнение своих полномочий» вступил в силу 13 мая 2008 г. Вот, о создании центров, центров — подчеркиваю — исторического наследия президентов, уходящих в отставку. Потому что многие, когда этот закон вышел, стали чуть ли не обвинять и Путина, и МедведеваДмитрий Медведев — премьер-министр РФ (2012 – н.в.), президент РФ (2008 – 2012), что они делают по, значит, для Ельцина, только Ельцин делает… Нет, ребята. Это сделано для всех. Если мы пойдем по этому пути — у американцев их сегодня 12, таких центров. И какой бы президент ни был, он президент. Он президент. Его избрал народ. И уважайте. Вот НиксонРичард Милхауз Никсон — президент США (1969 – 1974). Пожалуйста. УотергейтУотергейт — политический скандал в США (1972 – 1974), закончившийся отставкой Никсона. Во время президентских выборов, на которых республиканец Никсон был избран на второй срок, был взломан штаб демократов в отеле «Уотергейт» и установлена прослушка. Благодаря журналистам этот факт стал известен, и это привело к отставке президента. Утащить все. Но спасибо Никсону, он положил начало строительства вот этих центров. А давайте-ка мы, сказали американцы, будем в своих центрах показывать жизнь президента, и архив будет находиться там, а люди пускай приходят, изучают. Не обольщайтесь, что американцы открыли архивы — они открывают архивы хуже нас. Они только больше об этом говорят. Они открывают тоже дозированно и допускают работу центров тоже дозированно. Но они созданы, они работают. И приходишь, и ты можешь увидеть: вот был такой президент. Да, был Уотергейт. Ну да, ну был Борис Николаевич. Ну да, ну было дело, связанное, значит, с алкоголем. Ну, было. Ну да, мы дирижировали под эмоциями оркестром, ну, дальше что. Ну не вышли в Шиноне. А если б этого не было? Вообще, чего бы критиковали-то его? Я временами задаю вопрос. Ну чего?
