Каким-то образом (все, что происходит случайно, неслучайно) публикация попала на глаза профессора ЗлатопольскогоДавид Златопольский — доктор юридических наук, специалист в области конституционного права, участвовал в работе над проектами законов РФ (1996 – 1997) наверное, тогда самого крупного специалиста в области межнациональных отношений, особенно истории, теории и практики федераций. И он меня пригласил в аспирантуру МГУ. Что значит пригласил: он предложил написать письменный реферат и сдать его в аспирантуру. В общем, экзамен я сдал хорошо, реферат сыграл ключевую роль, и я оказался на кафедре государственного права юридического факультета МГУ.
- Зачем вы в 1988 г. вступили в КПСС?
Ну, вопрос хороший, и у меня ответ здесь достаточно простой. С одной стороны, как бы семейная традиция: отец — военный коммунист, старший брат — военный коммунист. И здесь никаких препятствий не было. И, став аспирантом в 1988 году… Нет, аспирантом я стал в 1978-м. В 1988-м я защитился, стал ассистентом кафедры. Я, естественно, написал заявление о вступлении в партию. Мне объяснили, что в стране есть квотирование, и без проблем поступают в партию рабочие, колхозники и колхозницы, а вот для ассистентов — кандидатов наук мест там нет. Ну, я сильно не расстроился, врать не буду. И только в 1988-м или в 1987-м, может быть, была вторая попытка, когда мы действительно поверили, что можно что-то в стране изменить, а изменить, находясь только внутри. Это можно называть карьерой, но, собственно, большой карьеры не сделаешь. Ты понимаешь, что пять лет ассистентом отсидел и еще будешь сидеть. Но тем не менее заявление было написано. Мне опять отказали, расстроился еще меньше, может быть. Но когда я создал лабораторию правовой информатики и кибернетики. В общем, это отдельный детектив был, тоже можно книгу написать, и меня утвердили в итоге на совете МГУ, потом вышел приказ ректора, и я оказался заведующим беспартийным, а вот это уже ЧП для партийной системы: завкафедрой, заведующий лабораторией должен быть партийным. То есть меня оформляли в партию после того, как я стал заведующим лабораторией. То есть как бы приводили в соответствие отчетность с фактом.
Другой системы власти не было в стране. И когда после путчаГКЧП — Государственный комитет по чрезвычайному положению, самопровозглашенный орган власти СССР, совершивший в августе 1991 г. попытку отстранения Михаила Горбачева от власти ГорбачевМихаил Горбачев — Генеральный секретарь ЦК КПСС (1985 – 1991), президент СССР (1990 – 1991) первое, что сделал, сложил с себя полномочия генерального секретаря и призвал коммунистов «нормальных и честных» выйти из КПСС, его можно было понять эмоционально — его родная партия и аппарат, прежде всего, предали, — но нельзя понять с точки зрения стратегии и управления страной, потому что, еще раз скажу, другого механизма власти не было. Тогда начался повальный выход из КПСС. Но я партбилет никуда не сдавал, он у меня спокойно дома лежит. Закончилась партия, а не Шахрай в партии.
И закончилась плохо и по призыву Горбачева, и потому, что ЗюгановГеннадий Зюганов — лидер коммунистов, КП РСФСР (1990 – 1993), КПРФ (1993 – н.в.) и Полозков создали КПРФ (Компартию РСФСР). А вот это было покруче многих событий, потому что всегда считалось, что нормальные компартии союзных республик должны быть везде, кроме РСФСР. Это как бы способ удержания многонациональной страны, такой внутренний стержень. И когда в борьбе с Горбачевым и в несогласии с Горбачевым возникла в противовес ему компартия самой крупной республики, ее отказались возглавить, как мне казалось, более такие подготовленные серьезные лидеры, как Купцов, Строев, и возглавили Полозков и Зюганов, тут, в общем-то, понеслось, такой гвоздь, что называется, или раскол внутри партии, который осаждал всю страну, всю систему власти. Ну, соответственно, куда больше записываться, вступать?
Хотя у нас был очень интересный эпизод на съезде. Мы создавали вместе со СтепашинымСергей Степашин — народный депутат РСФСР/РФ (1990 – 1993), председатель правительства РФ (май — август 1999 г.), председатель Счетной палаты РФ (2000 – н.в.) и ВолкогоновымДмитрий Волкогонов — генерал-полковник, доктор исторических наук, доктор философских наук, народный депутат РСФСР (1990 – 1991), советник президента РСФСР/РФ по оборонным вопросам (1991 – 1992), советник президента РФ по вопросам обороны и безопасности (1992 – 1994), депутат Госдумы РФ (1993 – 1995) левый центр из «нормальных» коммунистов. И когда Руцкой, я не помню, как точно тогда называли, но тоже коммунист за демократию, условно говоря, собственно, мы тоже все были в этих фракциях. Ну, кстати говоря, КПСС и страну могло спасти тогда создание и поддержка той демократической платформы. Не раскол, формальный развал, а создание двух идеологических платформ, дискуссий, соревнование между ними. Это как внутрихозяйственный расчет, как бы начало конкуренции. Не в 100-процентном понимании экономической конкуренции, но в то же время конкуренция внутри предприятия, системы.
Когда вы познакомились с Борисом Ельциным?
В общем, время и глубина политических катаклизмов 1991 года, действительно, сплющивает пространство 1991 года и восприятие в такую небольшую полоску. Для меня и, собственно, может быть, того периода важно было 4 апреля 1990 годаI съезд народных депутатов РСФСР (16 мая — 22 июня 1990 г.) — создание рабочей группы по подготовке первого съезда. На Краснопресненской набережной я вошел в эту группу.
Второе — это знакомство на съезде уже с Ельциным, хотя уже познакомился, когда стал председателем Верховного Совета РСФСР. Не познакомиться уже было нельзя, потому что он участвовал в подборе кандидатов председателя комитета. Лето 1990-го — это избрание председателем Комитета по законодательству, а ничто другое мне не было интересно, кроме этого комитета. Есть два ключевых комитета в любом парламенте — это Комитет по законодательству и бюджет. Бюджет, потому что в нормальных парламентах и странах это контроль за правительством исполнительной властью. Закон — потому что это форма деятельности парламента. Формирование комитета. У меня в комитете были, ну, я это осознано делал и выбирал не только юристов, хотя прежде всего юристов, представителей самых разных взглядов.
У меня БабуринСергей Бабурин — доктор юридических наук, народный депутат РСФСР (1990 – 1993), депутат Государственной думы I, II, IV созывов, заместитель председателя Государственной думы II, IV созывов в комитете, у меня НемцовБорис Немцов — народный депутат РСФСР (1990 – 1993), глава администрации, затем губернатор Нижегородской области (1991 – 1997), вице-премьер правительства РФ (1997 – 1998) в комитете, много разных людей, звезд по-своему политических. И при всем как бы разнообразии мнений мы работали очень дружным таким коллективом. И, собственно, лето 1990 года было, наверное, ключевым, когда я депутатов, а тогда депутаты и аппарат не отличались особенно друг от друга, работали вместе. Скорее всего, аппарат еще было надо найти и создать. Мы на даче в Архангельском написали, я считаю, первоначальный проект законов, главным из которых был закон «О референдуме». Потому что уже летом 1990-го было понятно, что политическое противостояние будет только увеличиваться, и если не придумать клапан, специальную отдушину, это противостояние приводит на баррикады. Человечество ничего умнее не выработало, хотя тоже не без недостатков, прямое голосование. Лучше, чем на баррикады, идти к избирательным урнам и решать там вопросы. Это вопрос собственности, земли, власти, Конституции.
Сергей Шахрай о работе над законом «О референдуме РСФСР»
Понятно было, что Конституцию надо принимать референдумом. Понятно, чтопрезидента надо выбирать прямыми выборами, когда тоже для введения поста президента нужен референдум. И первое, что мы сделали, написали, я считаю, это где-то надо если не золотыми, то бронзовыми буквами написать, что законодатели российского парламента правильно сделали первый шаг — закон "О референдуме"Закон РСФСР от 16 октября 1990 г. № 241-I «О референдуме РСФСР». Потом он сработал несколько раз: при введении поста президента, при принятии Конституции, при разрешении кризиса 1992 года, 1993 года в парламенте. Ну, и ряд других законов. В комитете у меня Немцов, например, чтобы его чем-то завлечь, писал закон «О земле». Ну, и что-то у них там получилось, группа интересная. Ну, 1990 год, наверное, вот этим важен. Конституция. Ну, понятно было, что хорошо бы новую целиком, но откуда ее возьмешь? И здесь мы уже были в той ситуации, когда прежняя Конституция РСФСР 1978 года уже была изменена. Перед тем как прийти, мы уже туда внедрили съезд, Верховный Совет, конституционный контроль, Комитет конституционного контроля. То есть очевидно и органично сначала пошли по пути поправок. И поскольку Комитет по законодательству — рабочий комитет, то поправки в Конституцию шли целиком все через Комитет по законодательству. А параллельно возникала и возникла Конституционная комиссия Съезда народных депутатов РСФСР. Естественно, я и по должности и, наверное, по профессионализму в эту комиссию вошел, и мы там очень плотно работали. Но это отдельная тема, мы ее потом чуть-чуть продолжим. Главное, что еще тогда Комитет по законодательству сделал: мы отобрали кандидатуры судей Конституционного суда. Потому что, кроме референдума, нужен был арбитр. Референдум — это все-таки тяжелая такая артиллерия, она не может постоянно применяться, чтобы не девальвироваться, не привести к обратному. Нужен еще был верховный арбитр внутри системы власти — это комитет.
А потом мы быстро пришли к модели — Конституционный судЗакон РСФСР от 6 мая 1991 г. № 1175-I «О Конституционном суде РСФСР» И, собственно, это, я считаю, после закона «О референдуме» второе изобретение, которое требует почти Нобелевской премии. Конституционный суд. Тоже можно потом поговорить, я вам книгу одну подарю. Был период уже противостояния Верховного Совета России, внутри Госдумы потом, когда с 1993 года, после принятия Конституции, когда не принимались никакие законы, связанные с острыми политическими или на грани политических и собственности вопросов, и Конституционному суду приходилось отвечать на запросы то региональной власти, то коммунистов, то демократов. И, вынося решение, Конституционный суд, в отсутствие законов, создавал право. Не право как текст, а право как упорядоченность политической жизни. По сути, появился прообраз прецедента, и шесть лет Конституционный суд этим занимался. В частности, 36 решений было по вопросам федерализма, как местная власть и федеральная, как самоуправление, как разграничение полномочий республики, Татарстан, суверенитет. И, в общем, оказалось, что, создав эту поляну Конституционного суда, мы опять-таки политический процесс увели с баррикад в зал заседаний. Шум, свидетельские показания, софиты, телекамеры.
Чего стоит одно «Дело КПСС»«Дело КПСС» — судебное дело 1992 г., в котором Конституционный суд РФ рассмотрел вопрос о конституционности указов президента Ельцина о приостановке деятельности КПСС и КП РСФСР, их имуществе и роспуске, которое, с одной стороны, не стало Нюрнбергским процессом или судом над идеологией, чего в нашей стране нельзя было делать, я в этом уверен. А с другой стороны, на несколько месяцев политическую энергию с улицы, с баррикад увели в зал. А в политике фактор времени всегда ключевой, как и в жизни человека. Спустя три месяца проблема выглядит совсем не так, как она начиналась. Никто уже сейчас не помнит, что не Ельцин пошел в Конституционный суд против КПСС, а это КПСС пошло против Ельцина, против его указа от 6 ноября 1991 года в суд. И он там был обороняющимся. И, в общем-то, политическая инициатива была уже упущена, и атаковали коммунисты. Им надо было найти юридическое решение этого спора в суде. В обороне, а не в нападении. Тоже никто не помнит. Так что 1990 год (спасибо за вопрос) дал два таких решения — закон «О референдуме» и первый состав и закон «О Конституционном суде».
Какое впечатление произвел на вас Борис Ельцин?
Ну, у меня получилось так, что у меня не было предыстории, как у многих тогда депутатов, которые успели поработать в «Демократической платформе», поработать с союзными депутатами. Ельцин же был один из пяти тогда: АфанасьевЮрий Афанасьев — народный депутат СССР (1989 – 1991), сопредседатель МДГ, ректор Московского государственного историко-архивного института (МГИАИ), ПоповГавриил Попов — доктор экономических наук, народный депутат СССР (1989 – 1991), сопредседатель МДГ, мэр Москвы (1991 – 1992), Ельцин и другие. Я не был в этой среде, поэтому знакомство с ним для меня было знакомство с человеком, который, еще тепленький, избран председателем нашего парламента.
Собственно, ни иллюзий, ни планов, ни предубеждений никаких не было. Я не знаю, была ли симпатия или не было. Возможно, было. Почему? Потому что я все-таки провинциальный человек, парень из деревни. И если, несмотря на это, как-то оценили мои профессиональные знания, подготовку и поддержали, то это вызывает человеческую такую симпатию и реакцию. Хочется отработать. Вот это первое ощущение — организовать работу комитета правильно, грамотно и хорошо. По-человечески мы познакомились ближе в 1991 году. То есть почти год мы работали, вот, есть председатель, есть Верховного Совета представитель комитета. Мы работали на президиуме, на каких-то совещаниях и выполняли, собственно, поручения. Это была работа подчиненного и начальника, скажем так, хотя в парламенте это немножко не так, как в исполнительной власти. Я, честно говоря, так и ни разу не был у него в гостях дома. Всю жизнь бывал на дачах официальных, где он проживал, иногда болел (это уже в 1996 году), но в семью никогда приглашен не был. На самом деле это, ну, так, уже по-взрослому, меня это немного защищало, потому что не рождало вот этой близости, которая не дает возможность критиковать. Характер-то у меня тоже был такой, может быть, еще и остался не очень упертый. Но отсутствие близости давало мне возможность не соглашаться, критиковать. Я дважды уходил в отставку по молодости. Ну, это тоже отдельная история. Это весна 1992 года. То есть отсутствие личного знакомства и близости дало мне возможность решать целый ряд вопросов, хотя и порождало вопросов еще больше. Меня легко было обыграть аппаратно, потому что тот, кто у уха, тот как бы и формирует повестку дня, мнение, настроение.
И меня однажды здорово обучили на всю жизнь. Это была годовщина, по-моему, смерти СахароваАндрей Сахаров — физик, академик АН СССР, диссидент, народный депутат СССР (1989), сопредседатель МДГ и была вторая попыткаизбрать меня заместителем председателя Верховного Совета РСФСР. И ближайшее окружение Ельцина… Ну, сейчас уже можно говорить. ИлюшинВиктор Илюшин — первый помощник президента РФ (1992 – 1996). Работал с Б.Н. Ельциным еще в Свердловске. Занимал должность второго, затем первого секретаря Свердловского обкома комсомола (1975 – 1980), с 1980 г. работал в Свердловском обкоме КПСС, переехал в Москву в 1985 г., где занял должность помощника первого секретаря Московского горкома КПСС Виктор Васильевич, с которым мы потом, можно сказать, и подружились, работали вместе, но тогда он меня не мог терпеть, мол, какой-то там выскочка поставил вопрос о голосовании, и одновременно были подогнаны автобусы, когда 121 депутатов-демократов уехали на кладбище. И мне не хватило 16, по-моему, или 26 голосов. Вот я понял, что такое сила аппарата: вовремя поставить вопрос и грамотно его провалить. Все к лучшему, наверное. Но тогда не было бы Хасбулатова. А это тогда, возможно, не было бы 1993-го в том виде, в каком развивался потом этот процесс.
Без института президента, президента, избираемого населением, выбраться из той политической системы, которую мы получили в наследство, было невозможно. Это мое убеждение. Это понимание, если хотите, ощущение природы власти в Российской Федерации — отсутствие многопартийности, отсутствие партий как таковых, правовой политической культуры. То есть должен был такой на уровне плебисцита симбиоз прямой и представительной демократии и конкретных институтов власти — это президент. То есть персонифицированная, избираемая населением, сменяемая населением, подотчетная Конституционному суду, но власть. Это было понятно, осознано, поэтому закон легко писался: буквально за неделю закон «О президенте» и закон «О выборах президента»Законы РСФСР от 24 апреля 1991 г. № 1092-1 «О Президенте РСФСР» и № 1096-1 «О выборах Президента РСФСР». Этот закон прошел два этапа. Сначала на Верховном Совете он по Конституции должен был быть утвержден и был утвержден потом Съездом народных депутатов, но введение института президента потребовало референдума. И 17 марта 1991 года вторым вопросом на референдуме был вопрос о введении поста президента в России, избираемого населением. Тот самый закон «О референдуме», о котором я вам говорил. Там, собственно из таких нюансов, которые имеют историческую окраску, наверное, было появление в законе института вице-президента.
Почему в законе «О Президенте РСФСР» появилась должность вице-президента?
В моем проекте вице-президента не было. Не было осознанно, потому что я по опыту других стран и по истории своей знал, что такое двоевластие. Наверное, это были исторические и теоретические такие ощущения.
В этот момент Ельцин находился в одном из своих первых визитов как председатель Верховного Совета за рубежом, он был во Франции. С ним был Геннадий Эдуардович БурбулисГеннадий Бурбулис — государственный секретарь РСФСР/РФ (1991 – 1992). Мне практически ночью — два часа разницы — был звонок накануне голосования закона на Верховном Совете: вставь вице-президента. Трудно возражать по телефону, почему этого нельзя делать, но можно было догадаться. Наверное, Ельцин и Бурбулис проговорили, что как раз для Геннадия Эдуардовича будет самым подходящим пост вице-президента. Нетрудно сделать это логическое заключение. За ночь эта статья в законе появилась, причем в таком, самом минимальном виде, что вице-президент выполняет поручения президента, замещает его в отсутствие президента, и все. То есть это не был отдельный институт власти, это был институт легитимного, избранного вместе с президентом, но помощника президента. Мои опасения очень быстро сбылись, закон был принят с этой поправкой, потому что, когда дело подошло к выборам президента, стали выбирать пару. А кто даст больше голосов кандидату... причем, чем был силен тогда закон о референдуме и выборах — непредсказуемостью результатов. Во всяком случае, 100 процентов, всегда оставалась огромная вероятность иного решения, чем то, которое мы получили в итоге. Мог победить другой? Мог победить. Соответственно, надо было набрать побольше голосов в поддержку Ельцина, и быстро остановились на кандидатуре Руцкого, и на этой кандидатуре остановилось и окружение. Я не знаю, что рассказывала Людмила Пихоя Людмила Пихоя — руководитель группы спичрайтеров Бориса Ельцина (1990 – 1998), советник президента РФ (1998 – 1999), но она этот эпизод могла красиво рассказать.
В итоге получилось то, что получилось. Как только возник конфликт, вице-президент выступил против президента. Это было у Горбачева с
ЯнаевымГеннадий Янаев — вице-президент СССР (1990 – 1991), председатель ГКЧП/исполняющий обязанности президента СССР (19–21 августа 1991 г.), у Ельцина с Руцким. Это не только фамилии, это порок системы, где не должно быть, во всяком случае в одном стволе власти, двое в центре. Тем не менее такой интересный эпизод был
Какова ваша оценка Новоогаревского процесса?
Новоогаревский процессНовоогаревский процесс — процесс формирования нового союзного договора из-за назревшего кризиса между союзными республиками, начавшийся в апреле 1991 г., получил свое название от резиденции Михаила Горбачева в Ново-Огарево был связан, естественно, с попыткой сохранить и модифицировать СССР. Здесь была, на мой взгляд, это надо понимать всегда, особенно при анализе, ситуация исходная. Исходная ситуация состояла в том, что по факту у нас была одна страна и одна власть, а де-юре и оболочка была другая, в сущности, фикция. По сути, мы были страной унитарной, в которой власть принадлежала КПСС, а по Конституции мы были страной федеративной, в которой власть принадлежала Советам. Вспомните лозунги демократических митингов: «Вся власть Советам». Казалось бы: ничего себе оппозиция, ничего себе демократы. А смысл-то был тогда глубокий: отобрать власть у партии и передать власть избранным населением Советам. Лозунг 1905, 1917 годов. Но вот это противоречие, говорящее нам сейчас, со временем, что мелочей не бывает, в истории не бывает мелочей в организации политической власти. Фикция и реальность в момент ослабления власти, в момент кризиса всегда приводят просто к взрывным последствиям. И вот в этой юридической фикции была статья 73-я: «Право свободного выхода любой республики». Любая республика — суверенное, самостоятельное государство, которое имеет право провозгласить себя самостоятельным государством и уйти из состава СССР. Частично это было связано с процессами объединения, 1920–1922 годы, но потом сохранение в 1936 году, 1977 года — это было данью идеологической традиции, а в итоге миной замедленного действия. Когда централизованная власть ослабла, оказалось, что право на свободный выход, на суверенитет, стало такой очень серьезной разменной картой в политической борьбе. Это первое, а второе — это тоже методологическая или историческая ошибка, хотя, может быть, тогда иначе и нельзя было, это совпадение процесса экономических реформ с процессами политическими. Мы помним, что себестоимость добычи нефти в СССР была 9 долларов за баррель, а цена на мировых рынках — 8 долларов. Такая цена держалась довольно длительный период, и в тот момент не в последнюю очередь это было организовано искусственно. Эта цена для страны была убийственной. Отказ Германии в кредитах Горбачеву похоронил экономику при тех долгах окончательно. Так вот попытка реформировать экономическую систему и изменить устрой государства — это тот, извините, даже не нахожу слов… Поэтому попытка переписать союзный договор, заключить новый договор и одновременно решить экономические проблемы и проблемы политической борьбы вместе — нереализуемо. И весь Новоогаревский процесс, наверное, был обречен именно ввиду этих причин. Попробую еще одну грань здесь отметить. То, о чем мы говорим, мы анализируем вершину айсберга, ту самую юридическую фикцию, которая была на поверхности; и до сих пор не анализируется, что было под этой вершиной, что происходило внутри айсберга, там, где власть была реальной. А власть реально была у партии. И здесь надо смотреть ноябрьский пленум 1990 года и апрельские пленумы 1991 года, где, собственно, был дан бой Горбачеву партийным аппаратом, партийной машиной, партийной властью, и этот бой Горбачев проиграл.
В ноябре вопрос был поставлен, тогда ГиренкоАндрей Гиренко — секретарь ЦК КПСС (1989 – 1991), народный депутат СССР (1989 – 1991) ервый секретарь Компартии Украины, был инициатором этого процесса, и политически вопрос был решен, что с Горбачевым партия дальше не пойдет. Надо было просто выбрать момент. А в апреле был решен вопрос, на бумаге они этого, по-моему, так и не положили, но вопрос был решен, что 3 сентября 1991 года Горбачев будет смещен с поста генерального секретаря, и на следующий день пройдет сессия Верховного Совета СССР. А ошибка Горбачева была в том, что он побоялся делать институт президента избираемым, и его на съезде Верховного Совета заменит ЛукьяновАнатолий Лукьянов — председатель Верховного Совета СССР (15 марта 1990 — 4 сентября 1991 гг.).
И здесь оказалось, что уже запущен джинн из бутылки, договорный процесс с союзными республиками оказался последней палочкой-выручалочкой для Горбачева переиграть партийную номенклатуру. У него была встреча с лидерами четырех союзных республик, обещания передать максимум власти союзным республикам и, соответственно, убрать КрючковаВладимир Крючков — член Политбюро ЦК КПСС (1989 – 1990), председатель КГБ СССР (1988 – 1991), член ГКЧП Лукьянова и другихот управления страной.
И отсюда, соответственно, путч, отсюда развитие этих событий. Но если вернуться чуть-чуть к форме, в таких условиях Новоогаревский процесс превращался в дурную реальность. Я был на очень многих заседаниях, мы писали статьи, мы писали поправки, мы делали полномочия, обсуждали, где должны подписывать наши автономии вместе с Ельциным под подписью президента Российской Федерации, то есть это был кошмар. В конце Новоогаревского процесса в нем участвовали семь из 15 союзных республик — меньше половины. И это участие уже закончилось тем, что эти семь республик определили свои делегации из депутатов. Допустим, Российская Федерация тогда 32 депутата избрала, я тогда был одним из них, и мы несколько раз собирались в Совете Национальностей Верховного Совета СССР. Но семь — это уже меньше полстраны. И эта фикция реальности сыграла еще один раз: был запущен так называемый процесс автономизации. Я свидетель, и это еще многие могут, наверное, подтвердить: в борьбе между Ельциным и Горбачевым, не в фамильной, не в личностной, хотя это было очень значимо, был задействован авторитет автономий.
Я в Минводах в аэропорту встречал помощников Горбачева, которые летали к ДудаевуДжохар Дудаев — президент самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерия (1991 – 1996) и говорили: «Джохар, ты поддержи нас против Ельцина, и ты будешь союзной республикой». Его это тогда устраивало еще, Ичкерия тогда не была еще полностью независимой. Это были депутат Денисов, помощник Краснов. А все это вещь серьезная.
А когда у тебя нет власти, а власти у Ельцина, кроме революционного энтузиазма, волны, настроения, психологии, не было, поскольку тогда еще Российская Федерация не обладала реальными рычагами власти, то ответом мог быть только какой-то встречный лозунг, который
Галина СтаровойтоваГалина Старовойтова — правозащитница, народный депутат СССР и РСФСР, депутат Госдумы РФ, убита в 1998 г тогда выработала, как встречный лесной пожар: «Берите суверенитета, сколько проглотите», это было обещание республикам. Это была борьба автономий — на какой стороне баррикад они окажутся, а цена вопроса была огромная: по населению — это около 20 миллионов нашей республики, по территории — это около половины нашей страны, по полезным ископаемым — это две трети. Вот где окажутся эти ресурсы, где окажутся эти люди…
Сергей Шахрай о поведении руководителей автономных республик РСФСР во время ГКЧП
И был интересный момент, когда 19 августа 1991 года случился ГКЧП, в течение нескольких часов и ШаймиевМинтимер Шаймиев — председатель Верховного Совета Республики Татарстан (1990 – 1991), президент Татарстана (1991 – 2010) , и РахимовМуртаза Рахимов — председатель Верховного Совета Республики Башкортостан (1990 – 1993), президент Башкортостана (1993 – 2010) , и все другие руководители автономных республик сидели в приемной у Янаева, а не у Ельцина с Хасбулатовым в Верховном Совете. Это было до «берите суверенитета, сколько проглотите». Это тоже мотивировало понимание, на чьей стороне находится партийная элита. Потому что она по этажам, центр схлестнулся, остановить реформу нельзя — угроза власти и собственности. А на этаж ниже, там окукливание: председатели компартий союзных республик становились президентами и правили потом по 15–20 лет. Автономии видели себя примерно в таком же виде и примерно управляли чудом сохранившимся в правовом и экономическом пространстве — это отдельная тема, и про Татарстан и про Чечню я вам еще расскажу интересные вещи. Но в результате автономии в Новоогаревском процессе сыграли такую роль, что они были заинтересованы поднять свой статус до союзных республик, и им было наплевать, сколько из 15 союзных на самом деле участвует.
А у команды Горбачева были умные люди: Шахназаров-старшийГеоргий Шахназаров — доктор юридических наук, член-корреспондент АН СССР, депутат Верховного Совета СССР, помощник Генерального секретаря ЦК КПСС/советник президента СССР (1989 – 1991), умница, ученый большой, РевенкоГригорий Ревенко — член Верховного Совета СССР (1989 – 1990), член Президентского совета СССР (1990 – 1991), руководитель Аппарата президента СССР (1991), советник президента СССР (1991). И кстати, в сентябре 1991 года мне Горбачев предлагал возглавить Комитет по делам национальностей СССР — это тоже отдельный сюжет. Но в результате у них была модель: вместо 15 республик, каждая из которых имела право свободного выхода, создать новую Федерацию. Новоогаревский процесс для чего был? Создать новую Федерацию, где будут союзные республики без права выхода. И их будет 32, 15 плюс автономии. Это был такой обмен: мы поднимаем статус автономий до союзных республик.
И, кстати, 26 апреля 1990 года выскочил еще один джинн из бутылки: Верховным Советом СССР был принят законЗакон СССР от 26 апреля 1990 г. № 1457-1 «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации», который поднял статус автономных республик в социальных, культурных и во многих других вопросах до статуса союзных, не меняя терминов, но полномочия были до статуса союзных. Таким образом, джинн автономизации был выпущен из бутылки. В особой папке ЦК КПСС я потом нашел этот документ «План автономизации». И это была не реактивная политика, она была по-своему логична, по-своему осознанна: переформатировать Федерацию так, чтобы убрать угрозу выхода. А убрать угрозу выхода можно было, девальвировав союзные и компенсировав это через автономию. В момент экономического кризиса это очень опасная игра. Я просто хочу еще раз подчеркнуть: пересматривать основы государственного устройства в момент политического и экономического кризиса нельзя. Это нужно запомнить. Новоогаревский процесс — это переписывание Конституции. Нам долго рассказывали там сказку о новом союзном договоре. Союзный договор, причем здесь историки еще могут поковыряться, поспорить и не одну диссертацию написать, в 1922 году 30 декабря был подписан. Но он вошел в Конституцию 1924 года, но в Конституции 1936 года союзного договора не было. В Конституции 1977 года союзного договора не было. То есть он был превращен в другую юридическую реальность — в Конституцию, в более сильный документ. Зачем в 90-х годах подписывать новый союзный договор, если нет старого? То есть выбрана юридическая форма решения политических проблем — ущербная, смертельно ущербная на фоне прав свободного выхода и всех этих событий. Может быть, по-другому тогда и нельзя было, здесь тоже нельзя все полностью валить на команду Горбачева и его советников. Почему, потому что взять академика Сахарова, демократа из демократов, у него вообще план союзного устройства для страны был еще похлеще.