XX съезд КПСС (14-25 февраля 1956 года). На съезде первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев выступил с закрытым докладом «О культе личности и его последствиях»
Я москвич. Папа у меня поэт, был членом Союза писателей СССР. Начинал свою… вообще, он был беспризорником. И его подхватили с улицы, когда чекисты всех ловили мальцов, его отдали в коммуну. Поэтому он воспитанник коммуны, после коммуны он был — работал — на заводе «Серп и Молот» вальцетокарем, ну а потом перешел на профессиональную, так сказать, литературу. Он был делегатом Первого съезда Союза писателей СССР, который проводил Горький, выступал там. Он был замечен как молодой поэт, и практически вся жизнь его прошла, в общем-то, в поэзии.
Мама... Сложнее немножко. Она армянка. В 15-м году после резни в Тифлисе они бежали в Персию и оттуда вернулись где-то в 32-м году. По-моему, вернулись в Москву. Нашли друг друга с папой, поженились, и мы так вот семьей жили: трое детей, папа, мама, я. Вот. Она очень была активная, вообще очень работоспособная — до конца жизни своей. И всем она запомнилась в этой красной косыночке как ударница. В те годы это очень ценилось. А вообще она была заведующей библиотекой научно-технической на «Серпе и Молоте», директором Дворца культуры, ну а последние годы она была воспитателем в общежитии. При заводах таких крупных существовали общежития, в которых работали, жили те ребята, которые попадали в Москву как лимитчики. И, кстати говоря, в этом общежитии было очень много испанцев, которых после 37-го года, войны в Испании, привезли в Москву и распределили там по разным, так сказать, детским домам, в последующем — по предприятиям. И на «Серпе и Молоте» работало довольно много этих ребят. Кстати, был племянник Долорес Ибаррури, точно, у нас здесь. Вот.
Она была воспитателем. Даже один раз она попала как бы в мое подчинение, потому что я тоже был на заводе «Серп и Молот» после окончания техникума, и после года работы меня вызвали и предложили стать секретарем комитета комсомола завода. Для меня это было большой, наверное, честью, потому что там все были великовозрастные ребята, там за 30 лет. Но 1400 комсомольцев. Но общежития подчинялись как бы комитету комсомола, так что мы одно время попали с ней в одну компанию.
Сергей Филатов о своей научной работе
Я недолго работал секретарем, потому что я попытался учиться, окончить институт, — не получилось никак. Потому что все вечера и ночи мы проводили всевозможные рейды и прочее, на мои плечи лег Фестиваль молодежи и студентов в Москве. А там вообще сплошные ночные совещания, распределения билетов, мероприятия и прочее.
В общем, я ушел. Я ушел на конструкторскую работу и поступил в Московский энергетический институт. Следом за мной Галя поступила, и мы окончили это: я в 64-м, она в 66-м году, уже имея двух детей. Так что мы… Надо сказать, нам очень хорошо шли навстречу заводчане и дали возможность — детей устроили на пятидневку, с тем чтобы у нас руки были развязаны, чтобы мы могли и работать, и учиться.
В 66-м году меня пригласили советником на завод Хосе Марти, металлургический, на Кубе, и мы всей семьей два года были там. По приезде в Москву я перешел в Научно-исследовательский институт машиностроения, которым руководил Александр Иванович Целиков, академик. Это была интересная, конечно, работа. И я там и защитился, и я там стал лауреатом Государственной премии — за одну разработку, которую мы внедрили в Электростали. И она до сих пор единственная в мире: это совмещенный литейно-прокатный агрегат для получения катанки с металла особого физического свойства. Особенность заключается в том, что обычный способ получения катанки из этого металла длится где-то 3–4 месяца, значит, мы это делали за 20–25 минут. Был такой совмещенный агрегат. Конечно, он был благодаря тому, что у нас был совершенно выдающийся конструктор Олег Соловьев, который впоследствии погиб в автомобильной катастрофе. Он изобрел вот этот планетарный стан, который дал возможность соединить прокатку с литьем. Литье идет со скоростью 2–3 метра в минуту, а прокатка идет со скоростью где-то десятки метров в секунду: для того чтобы их соединить, нужен был промежуточный агрегат, который давал вытяжку, если можно так сказать. Вот у вас попадает такой размер, а выходит вот такой: естественно, между ними огромная разница, потому что объемы одинаковые, а скорость разная. Вот он сделал такой стан, который преобразовывал – в 40 раз преобразовывал — сечение одного и сечение другого. Но поскольку в Советском Союзе все время требовались гигантские машины, то вот такие маленькие машины никому не были нужны. А гигантские машины некому было конструировать, потому только смелость и ум Олега дали возможность вот такую машину сделать.
Я там работал, стал заведующим отделом по автоматизации и приводам машин совмещенных агрегатов. Закончилось у нас тем, что я работал — помимо машин непрерывного литья, помимо агрегатов совмещения мы стали делать микрокристаллическую ленту. Это вообще другой процесс. Если, скажем, машины непрерывного литья идут со скоростью 1–2 метра в минуту, то микрокристаллическую ленту мы делали со скоростью 50–100 метров в секунду. Это сумасшедшая скорость, быстрее пули, наверное.
Вот на этом кончилась моя карьера, потому что ребята… Конечно, мы очень сильно следили за политикой, за тем, что происходило. Я, честно говоря, особенно следил за Борисом Николаевичем, который мне очень приглянулся в одной из передач телевизионных. Была такая передача «Почта». Не «Утренняя почта», музыкальная, а утренняя «Почта», когда начали выступать политические государственные деятели из регионов и рассказывать о том, как там идут у них дела. И я как-то послушал, нарвался на эту передачу, когда Ельцин выступал. И мне показалось, что он очень хорошо владеет, вообще говоря, вопросом, ситуацией. И настолько хорошо, что удивительно, как будто бы он своими руками сам все делает. Откуда он молоко получает, откуда курей получает, откуда это… Как он договаривался с Москвой о том, чтобы им там оставляли, так сказать, мясо. То есть он делал то, что обеспечивало людей нормальной жизнью. Потому что я в командировках много раз бывал. Надо сказать, что на предприятиях в столовых есть-то было нечего, честно говоря. Даже в столовых нечего было есть. А у рабочих ведь сумасшедший аппетит, потому что тяжелая работа, очень тяжелая работа. И после такой работы хочется, в общем, хорошо поесть. И конечно, вот в этой ситуация я понял, что в общем человек умеет. И, оказывается, можно все делать, если ты занимаешься, там, не высокой политикой, не какими-то проблемами, которые тебе центр дает, а когда ты центр начинаешь заставлять, так сказать, работать на людей. И вот это ощущалось очень в нем. И после этого как-то я стал за ним следить. Когда его в Москву вытащили, когда он стал секретарем МГКБорис Ельцин возглавил Московский городской комитет КПСС в 1985 г., был снят с должности в 1987 г. , по-моему, кандидатом даже в Политбюро – или был или где-то близок был к этому. И он, конечно, очень сиял на фоне всех остальных, потому что вдруг Москву тоже стал преобразовывать. Начал ездить по этим уголкам, участвовать в этих скандалах, которые там во дворах, так сказать, возникали с чиновниками, начал создавать, так сказать, рынки, которые потом во многих местах прижились, и они как ярмарки стали работать. Договаривался с союзными республиками о поставках различных товаров, чтобы это было организовано. Не знаю… то есть мне это импонировало все. И когда с ним начались все эти скандалы, мы очень переживали все.
Мне кажется, что очень, очень хорошую службу вот во всех тех делах московских сыграла «Московская правда», которую возглавил тогда ПолторанинМихаил Полторанин — главный редактор «Московской Правды» (1986 – 1988), министр печати и информации РСФСР/РФ (1990 – 1992), вице-премьер Правительства РФ (февраль — ноябрь 1992 г.). Он был совсем другой, не то что сегодня. Мне кажется, что ну газета… когда есть газета, сопровождающая твои дела – это вообще прекрасно. Тогда чтение было для нас самым главным источником, вообще говоря, анализа информации, тогда очень многие наши ученые начали выступать на страницах, особенно экономисты. Тогда еще не говорили о политической системе, о демократии, в основном говорили о рыночной экономике. И это все, конечно, было очень интересно, и я увлекся этим. Я был, как это, политинформатор, что называлось, да, поэтому очень много читал. И, естественно, наверное, этим отличался среди ребят в институте, которые вдруг после приезда нас с Галей из санатория в конце 89-го года, вдруг начали говорить, чтобы я шел на выборы.
Сергей Филатов о решении стать народным депутатом РСФСР
Я так задумался, сначала речь шла о московском Моссовете, потом они изменили мнение, сказали: нет, не Моссовет, надо идти в Верховный Совет России, там нужны сейчас хорошие ребята, вот. И я когда домой приехал, начал с Галей советоваться, она сказала, что ни в коем случае. И я не знаю, у меня почему-то вырвалось, что нет, я пойду. Как-то неожиданно и для себя, в общем-то. И я понял, что, наверное, надо идти. Мы видели, что ситуация очень тяжелая. Мне тогда импонировала Межрегиональная депутатская группаМежрегиональная депутатская группа — демократическая фракция на съездах народных депутатов СССР, все, кто там был. Начались встречи с ними. Потом СтанкевичСергей Станкевич — народный депутат СССР (1989 – 1991), депутат Моссовета, член Межрегиональной депутатской группы организовал, Сергей Борисович, отдельный семинар для нас, кто был ориентирован на демократические все институты, вот. Потом мы создали «Демократическую Россию»«Демократическая Россия» — избирательный блок кандидатов в депутаты советов разных уровней на выборах в марте 1990 г., на основе которого была создана одноименная демократическая фракция Съезда народных депутатов РСФСР — это все вот в этот промежуток было. Я объявил о том, что пойду на выборы 4 января 90-го года. И как только я это объявил, сказал, я уехал в Литву. Вот просто сел и уехал в Литву. Почему в Литву? Мне почему-то импонировало вообще, как оттуда слухи идут, как они готовятся к самостоятельности. И я приехал и, конечно, я был в шоке, потому что ничем они не занимались, занимались только подготовкой законодательства. Вот все, кто работал в этой области. Естественно, я спросил: кто, парни, вас консультирует?
Значит, их консультировали шведы. Они создали специальные группы, которые работали над законодательством по сельскому хозяйству, по промышленности, по политической системе, по экономической системе и прочее. И у них это все бурлило буквально. Вот, куда не попадешь, разговоры только об этом: как в этом законе чего-то прибавить, чего-то убавить. И я понял, что это действительно главное. Главное, что должно вообще делаться: не политические дебаты, а законодательство. Если мы его покроем, то и постепенно людей начнем приучать жить по праву, то должны закончиться все остальные приоритеты: политические приоритеты, религиозные приоритеты, национальные приоритеты. Потому что все должно быть подчинено одному — закону. Вот когда я приехал и начал крутиться вот в этих кругах, конечно, было очень много встреч, было очень много противников Бориса Николаевича, причем непримиримых таких, которые оголтело просто что-то кричали. Но дальше этих формул вообще не шли. У нас ведь в советское время что самое страшное было — вот эти штампы, которые пришьют кому-нибудь. И вот с этим штампом ты ходишь. Никто не думает на самом деле, что за этим штампом стоит. Поэтому приходилось на встречах, ну, как бы пытаться разъяснять. В основном интуитивно, потому что данных не было. Мы ведь потом узнали, и узнали от ВласоваАлександр Власов — председатель Совета министров РСФСР (1988 – 1990), на I съезде народных депутатов РСФСР выступил с докладом «О социально-экономическом положении РСФСР», когда он делал доклад, что 74% промышленностиВ докладе указаны 76% сосредоточено в России, что самую маленькую составляющую по социальной сфере получала Россия из всех республик. Но мы интуитивно это понимали, что Россия, ну, находится в таких кабальных условиях по отношению к другим республикам союзным, что, в общем, что-то надо делать. Именно для России надо что-то делать, чтобы люди почувствовали нормальную жизнь, не чувствовали себя в какой-то кабале. На самом деле мало того что 4 человека работали на оборону, один человек на экономику. Это для всех было плохо. Но для нас особенно плохо, потому что вся промышленность была здесь, значит, все, так сказать, накладывалось на нашего человека.
Ну вот, по-моему, это больше всего действовало на людей, когда мы говорили, что нужно идти на самостоятельность, нужно идти на самостоятельную рыночную экономику и на самостоятельные реформы. Все остальное очень трудно воспринималось: очень трудно воспринимались свобода, демократия. Ну люди не понимали. И мы понимали, что очень много еще нужно для того... Ну просветительскую деятельность подключать. Вот и тогда мы под подписями ПоповаГавриил Попов, Сергей Станкевич, Юрий Афанасьев, Юрий Черниченко — народные депутаты СССР (1989 – 1991) члены Межрегиональной депутатской группы, Станкевича, Афанасьева, ЧерниченкоГавриил Попов, Сергей Станкевич, Юрий Афанасьев, Юрий Черниченко — народные депутаты СССР (1989 – 1991) члены Межрегиональной депутатской группы — всех, кто входил в Межрегиональную депутатскую группу… Они нам такие бумажечки делали, значит, что они рекомендуют нас в депутаты Верховного Совета Российской Федерации. Вообще, если бы вот так вот сегодня эти бумажки кому-то показать, это вызвало бы смех, даже не улыбку, а смех: потому что это были кусочки такие белой бумажки, даже нарезанной от руки, наверное. Но мы гордились этими бумажками, это была рекомендация тех людей, которые уже получили уважение в этой стране.
Я прошел среди восьми депутатов с первого тура. Их всего восемь оказалось. 4 марта, по-моему, 90-го года. Естественно, я стал искать, ждать, когда все остальные пройдут. А потом мы организовались. Миша БочаровМихаил Бочаров — народный депутат СССР, народный депутат РСФСP (1989 – 1991), член Межрегиональной депутатской группы, который был секретарем в комитете у Бориса Николаевича по строительству Верховного Совета СССР, он начал нас потихоньку всех собирать, кто прошел как демократы. И мы, естественно, начали собирать всех тех, кто прошел по регионам. Я поехал к Казакову Василию ИвановичуВасилий Казаков — председатель Центральной избирательной комиссии по выборам народных депутатов РСФСР (1989 – 1993). Приехал, говорю: «Василий Иваныч, нам нужны адреса и телефоны ребят, которые избраны как демократические». Он говорит: «Я не имею права эти данные давать, они секретные»,
Я говорю: «Как секретные? Ведь депутат депутата может узнать вообще?». Он достает свою визитную карточку и говорит: «Вот, видите —здесь что написано?» Я говорю: «Казаков Василий Иванович». —«А еще что?» —«Председатель Центральной избирательной комиссии». — «А еще что?» — «Больше ничего». — «Вот все, что мы вам можем дать о тех, кто избраны депутатами». Ну я чувствую, он издевается просто. Я говорю: «Ну мы сами найдем, без вас». Ну и поехали, в общем, начали выискивать во всех городах ребят, чтобы собрать их здесь, в Москве. И мы их собрали. Мы собрали их 1 апреля, по-моему. У нас состоялась такая большая встреча. А к этому времени Борис Николаевич вернулся из Кисловодска.
Стоял вопрос о том, чтобы начать подготовку к съезду. И мы ходили к ВоротниковуВиталий Воротников — председатель Президиума Верховного Совета РСФСР (1988 – 1990), ну Михаил Александрович в основном договаривался с ним, чтобы создать рабочую группу, которая бы готовила Iсъезд народных депутатов. А мы, не дожидаясь этого, начали, в общем, сами такую подготовку. И в первую очередь, конечно, речь идет о том, кого будем выдвигать в председатели. Кандидатов много было. Самозванцев много было. Но в основном все-таки мы с первых дней — москвичи и не москвичи, —кто по-настоящему политикой занимался, кончено, понимали, что это должен быть Борис Николаевич. У него был к тому времени довольно высокий авторитет. Потом —понимание его, что все надо перестраивать. Вот и тогда состоялась, в том же здании на Арбате, состоялась встреча депутатов, которые решили послушать всех кандидатов. Ну и каждый выступил с каким-то своим видением, в том числе и Борис Николаевич.
Я честно скажу, на меня плохое впечатление произвела его тогдашняя речь. Мы сами были полуграмотные в общем-то, мы сами очень плохо себе представляли, что такое рынок, что такое… И между этими словами опять вставляли эти всякие пропагандистские выражения. Ну и у него то же самое: это довольно горько звучало, и приоткрыть вот эту вот — то, что мы даже знали из прессы, —он не смог. Он тогда вызвал довольно серьезную критику, тогда его еще можно было его критиковать спокойно. Говорили: Борис Николаевич, вам нельзя с таким выступлением идти на Съезд, смеяться будут все. Ну, он обещал, в общем, подготовиться. Он действительно подготовился, неплохо на Первом съезде выступал. Там были, конечно, такие кочки, но не так, как на вот этой встрече. А потом мы организовались. Вышло распоряжение Воротникова, что создается шесть, кажется, комитетов и комиссий, каждая из которых занимается: одна — законодательством и конституционным строительством, вторая — экономическим, третья — сельскохозяйственным, четвертая… Я пристроился к группе — я не вошел формально, потому что москвичей старались поменьше. Как я сейчас тоже стараюсь в своей работе: москвичей много, или все москвичи должны, значит, быть, или никого. Ну вот, скажем, у нас форум молодых писателей я сейчас провожу, мне надо взять 150 человек. 75 заявок из Москвы. Или 75 москвичей брать, или… Так и там были ограничения, но добровольно можно было участвовать. Поэтому я участвовал в той группе как раз, которая занималась регламентом, которая занималась, так сказать, средствами массовой информации, такой организационный процесс, подготовка. И надо сказать, что это было, конечно, очень здорово. Потому что мы на Съезд вышли, и там все споры были внутри, потому что там были и коммунисты, там были и демократы, и номенклатура, и нейтральные люди, которые не определились, куда и что. Но во всяком случае документы были готовы. И мне кажется, именно поэтому съезд народных депутатов, Первый съезд, он был очень результативный.
Сергей Филатов о выборах председателя Верховного Совета РСФСР
Хотя мы понимали, что весь результат, безусловно, зависит от того, кто сидит за председательским местом. И там по этому поводу, конечно, разгорелась такая война, она, по-моему, длилась… Вот когда мы начали, 16-го съезд начался, по-моемуI съезд народных депутатов начался 16 мая 1990 г.. 26-го только, Бориса Николаевича только избрали председателем Верховного СоветаБорис Ельцин был избран председателем Верховного Совета РСФСР 29 мая 1990 г.. А до этого перемежалось — мы слушали какие-то доклады, шли отчетные правительства, то какие-то, так сказать, выступления по общим положениям в стране. И между этим шли возможности о формировании повестки дня и выборы председателя. В повестку дня вообще до этого предполагалось вообще включить 3–4 вопроса. Никаких там. Выборы Верховного Совета, выборы председателя, отчет правительства о деятельности и формирование правительства после небольшого перерыва. Всё. Нас это не устраивало, потому что мы хотели как бы уже дать знак, что мы уже пошли в реформы, дать поручения Верховному Совету, чтобы в этом направлении они работали.
Ну и, конечно, дебатов было очень много, разных совершенно. Постепенно мы узнавали своих союзников, постепенно узнавали ярых противников. Михаил Сергеевич сидел на балконе, с ЛукьяновымАнатолий Лукьянов — председатель Верховного Совета СССР (1990 – 1991), как правило. Значит, в первые дни они, конечно, переживали за то, чтобы не избрать Ельцина, все силы на это положили. Перед этим Горбачев собрал депутатов-коммунистов на Старой площади. Мы узнали об этом, естественно, сказали: «Михал Сергеич, мы тоже коммунисты пока, почему нас не приглашают?» И после этого он распорядился нас пригласить тоже. Ну и когда, долго он там… Да, выходят члены Политбюро, это обставлено все так, в Малом зале, в красивом, и он начал долго, нудно говорить о том, что у нас новое, так сказать, демократия, Россия, все хорошие слова. А потом постепенно так, аккуратно говорит: «Но нам надо подумать, конечно: кто будет возглавлять, мы хотели с вами посоветоваться».
И тут первым слово берет ИсаковВладимир Исаков — председатель Совета Республики Верховного Совета РСФСР/РФ (1990 – 1991) из Свердловска, он тогда был еще на стороне Бориса Николаевича. И очень аргументировано, очень объемно он начал предлагать Бориса Николаевича на председателя. Там, значит, полное затишье. Президиум слег: как это так, опередили их. Они хотели совсем другого. Ну вот и потом немножко подебатировали, подебатировали. Смотрит Горбачев, что ничего не получается, и сворачивает это совещание. Но, конечно, у них... Они начали искать. Они понимали, что не проходит Власов, не проходит Воротников, они начали искать. Со стороны коммунистов, естественно, начались свои предложения. Где-то они там нашли это чудо своеИван Полозков — первый секретарь ЦК Коммунистической партии РСФСР (1990 – 1991), которое потом сделали секретарем ЦК российской компартии.
Вот, но на самом деле, когда первое голосование прошло и мы увидели, что у Бориса Николаевича не хватает то ли 55, то ли 65 голосов — сейчас не помню, но немного, во всяком случае. Тут начинается игра, причем игра такая совершенно потрясающая. Значит, вдруг нам говорят: надо всех сменить, тех, кто был уже, надо новых. На каком основании? На каком основании? В регламенте этого не написано, в Конституции этого не написано, мы имеем право, так сказать, выдвигать хоть бесконечное количество раз. Тогда начали давить на совесть: вот, он сам должен уйти, потому что он видит, какой он непопулярный, как плохо голосуют за него; у него, если совесть есть… он должен встать и взять самоотвод. Мы ему говорим: «Борис Николаевич, держитесь». Он: «Не волнуйтесь, все в порядке».
Ну вот. А у нас еще была закулисная такая встреча с коммунистами. Мы создали такую группу, в которую вошли с их стороны пять, по-моему, человек, и с нашей стороны пять человек. Сначала это были сплошные оскорбления взаимные, потом постепенно сказали: ну, ребята, или мы расходимся, или давайте о чем-то договариваться. Собирали мы национальные республики. Но там, конечно, все еще было схвачено по партийной линии, и по сознанию это какое-то первобытное какое-то сознание людей, которые, кроме плохих слов, ни фактуры, ничего, вот… «Ельцин — это война, Ельцин — это разгром». Ничего другого сказать не могут.
— Ну где вы видите разгром?! Ну давайте мы начнем с того, что Россию надо преобразовывать?
— Да, надо!
— У вас есть люди, которые могут это сделать?!
— Ну как, вот коллегиально будем…
Но коллегиально мы 70 лет, чего мы смогли сделать…
Ну, в общем, постепенно-постепенно второй раз проголосовали, там еще немножко прибавилось голосов. Для нас аргумент появился: динамика-то положительная. В конце концов, последнее как бы голосование было: на 5 голосов он получил больше. Было просто ликование. Весь зал встал, Борис Николаевич встал, под аплодисменты, зал весь стоит-кричит. Идет к трибуне, меняет этого Казакова — это вообще был салют полный, потому что он настолько нам всем надоел. Потом же мы с ним работали, мы же его не сняли с этой должности, он же потом был на выборах первого президента председателем ЦИКа. Уже был на нашей стороне, уже был откровенный такой, хорошенький такой, Василий Иванович. Вот.
Сергей Филатов о выборах заместителей председателя Верховного Совета РСФСР
Ну и когда сел Борис Николаевич, у него, конечно, одно качество было потрясающее: он абсолютно умел вести такие заседания. Знаете, вот, фундаментально. Вот человек садился на это место — он не кричал, он никогда не делал, там, какие-то замечания, никогда не унижал, там, человека. Вот ровно, абсолютно ровно и абсолютная уверенность у всех, кто сидел в зале, что это будет все сделано абсолютно справедливо. И когда он сел, мы поняли, что «ребята, мы победили»! И действительно пошло: приняли повестку дня из 14 вопросов, приняли Декларацию о суверенитете, приняли Верховный Совет... Ну прямо все приняли: гладко-гладко пошло день за днем. Я потом эти стенограммы читал, это было, конечно, совершенно потрясающе. Вот. И долго выбирали заместителей, особенно первого заместителя, никак не проходило.
Тогда он принимает решение: назавтра все руководители делегаций, координаторы, садятся за круглый стол в Георгиевском зале и начинаем тасовать, кого будем рекомендовать. И вот они ему все эти рекомендации дают, он все записывает. Записывает. Как по маслу прошли голосования ИсаеваБорис Исаев — заместитель председателя Верховного Совета РСФСР (1990 – 1991), этой самой… ой, неужели забыл ее фамилию… прокурор из ВладивостокаСветлана Горячева — заместитель председателя Верховного Совета РСФСР (1990 – 1991)… ну неважно. Прокатили ШахраяСергей Шахрай — народный депутат РСФСР, председатель Комитета Верховного Совета РСФСР по законодательству (1990 – 1991), заместитель председателя Правительства РСФСР/РФ (1991 – 1992, 1992 – 1994, 1994 – 1996), государственный советник по правовой политике (1991 – 1992), никак не хотят, не знаю, почему. Почему вообще. То ли его хорошо проявили на работе подготовительной рабочей группы, то ли до этого какие-то справки наводили. Но он, конечно, он блестящий юрист, без всякого сомнения. И в последующем я тоже замечал, что Шахрай — это палочка-выручалочка, потому что из любого состояния, вообще говоря, он находит юридическое решение: по крайней мере компромиссное или какое-то, но находит. Это очень важно в тех условиях было: выходить из тупиковых ситуаций. Может быть, за это его невзлюбили, не знаю. Но парень-то талантливый, конечно. Если бы он был заместителем по законодательству и вел бы эту работу, я думаю, польза была бы большая для государства. Но, к сожалению, не случилось этого. И из юристов там практически была только Горячева — она была прокурором во Владивостоке. А так: ХасбулатовРуслан Хасбулатов — первый заместитель председателя Верховного Совета РСФСР (1990 – 1991), председатель Верховного Совета РФ(1991 – 1993) — он экономист, Исаев — это чистый номенклатурщик, председатель исполкома, член, по-моему. Вот. Сам Борис Николаевич — тоже не юрист. В этом плане, конечно, было им трудновато.
