XX съезд КПСС (14-25 февраля 1956 года). На съезде первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев выступил с закрытым докладом «О культе личности и его последствиях»
– всплывающая подсказка
Михаил Полторанин о семье, детстве и юности
Я из семьи рабочих. У меня отец работал на строительстве железной дороги, которая шла от Усть-Каменогорска до Риддера, это на Алтае. Вот. Мама тоже работала, лес сплавляла. Представляете, в горных, на горных реках, вот рабочая. И потом отец погиб. Война началась, его взяли на фронт. И у нас в деревне было 89 дворов, всех забрали, и только один остался живой. Все погибли. Вот. И мы жили: безотцовщина, по горам... еле-еле, землю даже жевали, потом как оттаивали солнцепеки так называемые, это горная часть... часть горы, которая обращена на юг. И там появлялся слизун, потом чеснок дикий, лук дикий, ну, особенно слизун, заячья капустка, и мы туда бежали и все рыли, как зайцы, половина с землей. Вечно рот был в земле. Вот и так жили. Вот оттуда, с Алтая. Вот. Потом я поехал на Братскую ГЭС, закончил 10 классов, работал на строительстве по комсомольской путевке. Стал бригадиром там бетонщиков. Оттуда — в армию на Дальний Восток, три года отслужил. И поехал, в КазГУ поступил, Казанский государственный университет, факультет журналистики. Закончил и все, стал работать. Вот так.
- Как вы начали заниматься общественно-политической деятельностью?
Ну, политика для меня началась, очевидно, с «Казахстанской правды». Потому что серьезная, большая газета, центральная газета Казахстана. Вот. Я там был ответственным секретарем. Я был сначала специальным корреспондентом, разъездным, потом меня сделали ответственным секретарем. И когда ты живешь в национальной республике, там очень важно быть политиком. Потому что надо варьировать, какие материалы ставить, как бы не столкнуть уйгуров с дунганами, дунган с казахами, казахов с русскими, русских с корейцами. Там вообще это правильный котел — Казахстан. И где-то нос разбил один раз, другой, а потом стал присматриваться, что это за политика, я имею в виду национальную политику. А потом уже, когда поработал там, перешел в «Правду», а в «Правде» работа собкора — это сплошная политика. Ведь, во-первых, ты когда становишься собственным корреспондентом «Правды», вот я в Казахстане был, тебя утверждает секретариат ЦК КПСС, ты номенклатура секретариата ЦК КПСС, как и секретарь обкома. Приезжаешь сюда, в Кремль, тебя утверждают, вот, и едешь, и к тебе там отношение такое: не просто ты, замухрышка, бегаешь, собираешь какую-то информацию, а ты как политик.
И ты едешь, и ты должен давать, если видишь в этом регионе своем, ну, у меня, в частности, в Казахстане, если видишь там непорядки серьезные там, то-то, ты пишешь статьи, понятно, критические. А если эти статьи... ну, в статью не пойдет этот материал касаемо межнациональных перегибов в отношении там... и каких-то еще, учесть, что, ну, нельзя это давать публично, ты должен писать записку в ЦК КПСС, в секретариат.
Ты должен был писать записку. И это знали там все партийные работники. Это ты как был контролер в этом... в регионе своем, тебя боялись до ужаса, конечно.
- Будучи журналистом, вам удавалось влиять на принятие политических решений?
О, конечно! Это была очень интересная работа. Это и есть... была политика. Потому что если мы видели, что даже... А я был главным среди собкоров, потому что «Правда», потом «Известия», собкор «Известий», «Комсомолка», собкор «Социндустрии», была такая газета, помните, наверное, «Сельская жизнь», вот, потом «Рабочая трибуна», там, ну, много было центральных газет, и от всех были собкоры. И мы, в общем, стабунились там. Если в Казахстане вот я был там, допустим, на Украине или в какой-то крупной области, в том же... на той же Кубани, очевидно, если по России брать, мы табунились. Так мы собирались, и мы видели, что, допустим, кто-то из чиновников, ну, совсем уже обнаглел, вот, его можно было брать... Тех, кого можно было брать документально, все прочее, мы писали материалы, и их снимали. По моим материалам очень многих сняли и посадили в тюрьму. Но видно если было, что человек погано ведет себя с товарищами там, с теми-то, с теми-то, за что... за штаны его не возьмешь, мы просто сади... садились, договаривались: сегодня я его прокатываю в «Правде», после меня «Комсомолка» его катит, после «Комсомолки» его катят «Известия», после «Известий» еще. И тогда руководство видит, что все, он попал под снайперский огонь, и они лучше, говорят, уберем его. Убирают его, снимают с работы. Вот так мы работали. Это политика. Но эта политика работала на общество, на людей. Потому что к нам обращались... Ведь тогда писали, допустим... обращались вот, не... не получалось — писали в партийные органы, не получалось — и тогда уже в последнюю очередь писали в... это... последняя надежда — газета центральная. К нам обращались, и если мы видели, что стоит этот материала, тогда я занимался по письму. Очень много материалы делал.
- Как вы перешли на работу в Москву?
В 1979 году. Я работал в Казахстане, а потом меня пре... предложили перевести в аппарат центральный. Вот. АфанасьевВиктор Афанасьев — главный редактор газеты «Правда» (1976 – 1989) был, Виктор Григорьевич, главный редактор. И... Ну, и потом я там очень сильно замутил все, в Казахстане, у меня очень много материалов было, критических, по работе партийных комитетов, по работе этих... хозяйственных органов и так далее, и так далее. Они уже стали за мной охотиться. Вот я чувствовал... не чувствовал, а видел слежку за собой, они эти письма перехватывали. Ну, это уже доложили и помимо меня сюда, в ЦК КПСС, что за мной идет... за мной началась охота. И там сказали Афанасьеву, говорят, что или надо переводить в другой регион, вот, чтобы парня не... не шлепнули где-нибудь, смотрите, лучше, наверное, перевести в Москву. И меня перевели в Москву. И так я стал работать в Москве. В 1979 году.
- Как вы познакомились с Михаилом Горбачевым?
А с Горбачевым я познакомился в 1985 году. Значит, пришел Горбачев, вот, и ему нужно было... А я писал материалы, и один из них был материал в двух номерах, «Инерция» назывался, вот. «Инерция» — это о том, как планирование шло в стране, о том, как от этого... от достигнутого... Вот этот знаменитый «проклятый вал», этот валВал — основной отчетный показатель в плановой экономике, выражает общую стоимость произведенной предприятием продукции вне зависимости от ее последующей реализации угробил нашу экономику. Ну, в общем, масса была всяких там примеров в этих статьях, вот. И Горбачеву положили эту статью, и он ее читал и подчеркивал зеленым, синим, красным карандашом, вот. И... А это получилась статья не просто критика там какая-то, а как надо выруливать в это... в экономической нашей теории и нашей экономике. И ему показалось, что это есть концепция перестройки, экономическая. И он по... поручил своему Болдину ВалериюВалерий Болдин — помощник Михаила Горбачева (1981 – 1987), заведующий Общим отделом ЦК КПСС (1987 – 1991), руководитель Аппарата президента СССР (1990 – 1991)... Там у него был помощник, Болдин такой, а он раньше работал в «Правде» вместе со мной, и он меня знал хорошо. Он его спросил, что за парень. Он говорит: вот такой парень, там все прочее. Давай его сюда. И давай его посадим на сталинскую дачу, и пусть он пишет концепцию перестройки. Это был... была весна 1985 года.
Там был Яковлев Александр НиколаевичАлександр Яковлев — член Политбюро ЦК КПСС (1987 – 1990), народный депутат СССР, один из авторов перестройки, создатель Движения демократических реформ, потом Медведев ВадимВадим Медведев — заведующий отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС (1983 – 1986), секретарь ЦК КПСС (1986 – 1990), член Политбюро ЦК КПСС (1988 – 1990), это был член Политбюро, вот, и... Из экономистов был Аганбегян АбелАбел Аганбегян — академик АН СССР, советник Михаила Горбачева, ректор Академии народного хозяйства (1989 – 2002), может, помните такого, академик. В общем, я там больше месяца сидел, меня не выпускали ни домой, никуда. За мной на дачу приехали, я на даче как раз был, не здесь мы жили, а такая шесть соток у меня была в... в Вождево. Пришла машина, забрала и повезла меня в Кремль, на встречу с Горбачевым. И оттуда сразу на сталинскую дачу и... Как я был в этом костюме...
Ну, там, конечно, ручки дали, там бумагу, все прочее, питание там было, сигареты даже давали. Ну, вот выпивки не давали. Говорят, раньше давали выпивку, а при Горбачеве не стали. Все. И я писал это дело, потом отвозили Горбачеву. Мы же писали как раз, Яковлев Александр Николаевич... Ну, там еще приезжали некоторые специалисты по тем или другим отраслям. ВольскийАркадий Вольский — заведующий отделом машиностроения ЦК КПСС (1985 – 1990), член ЦК КПСС (1986 – 1990), президент Российского союза промышленников и предпринимателей (1990 – 2005), кстати, тоже был помощником, по-моему, он был помощник Горбачева тоже.
- Какой документ был создан советниками Михаила Горбачева с вашим участием в 1985 г.?
Это был сильный документ, потому что мне, например, дали... вот мне нужны были все закрытые документы Госплана СССР. А вы знаете, в Госплане составляли тогда... сейчас тоже составляют, но сейчас это... к ним относиться не стоит серьезно, это перспективные... взгляд перспективный, что нас ожидало. Вот если тенденция такая-то, то мы приходим к тому-то, если такая тенденция — к тому-то. То есть несколько вариантов действий. И вообще, что мы имеем и что у нас остается. Вот это все документы закрытые, они привозили мне. И не только мне, а это команда наша работала, в которой мы их смотрели, вот, брали оттуда, что нужно, эти... Ну, во-первых, для общего впечатления, для общего взгляда, для общего кругозора нужно, что на чем основывается, на чем основывать свои взгляды. А во-вторых, мы когда смотрели, а потом отдавали их, отвозили, а когда я что-то писал, черновик, потом мне его печатали все это, а то, что написано, все запихивали в... вот такой матрасок, такая матрасовка была, полосатая, эти охранники запихивали и от... оттаскивали сжигать. Все секретно совершенно!
- Как вы относились к перестройке?
Ну, перестройка для меня... то, что я писал тогда, да, вот, ну, она началась в 1985 году, а закончилась в 198... я бы сказал, 7-м году.
А потому что видно стало, было... стало, особенно 1988 год, я в книге об этом писалКнига Михаила Полторанина «Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса» издана в 2010 г. , когда стали принимать законы и принимать... направленные на разрушение страны, экономически. Ведь не в 1991 году разрушили страну, а начиная с 1987 года, с конца 1987-го, и в 1988-й поволокли, когда приняли постановление это... закон о предприятиях. Создали, кстати, при... на предприятиях эти... как они называются... кооперативы, да. Во-первых, предприятия, закон о предприятиях, когда предприятия получали из министерства, из этого... Госплана, через Госплан, теперь из всех этих структур ресурсы, но ресурсы — они за них не отвечали, они их могли продавать, а могли черт знает что с ними делать — они стали их вывозить за рубеж, предприятия. А потом создали еще кооперативы при предприятиях, где директора стали сыновья их, дочери руководить этими кооперативами. Тоже ресурсы приходят, вот, резина, кожа, металл, ну, все для того, чтобы что-то строить.
Все это стало уходить за рубеж, и завалили рынок между... этот зарубежный деше... это... дешевой, в том числе и нефть пошла. Мы же цены-то отпустили. Тогда рухнули цены на все из-за этого демпинга нашего. Конечно, говорили Горбачеву. Но вы знаете, ведь, мне кажется, Горбачев ничего не понимал. Вот.
Михаил Полторанин о Михаиле Горбачеве
Он думал, что это хиханьки-хаханьки. Он как-то все пришел... я бы не сказал, что... Я Горбачева не обвиняю, никогда не обвинял в том, что он целеустремленно стремился разрушать Советский Союз. Он просто по глупости своей все это делал. Он... Какой он руководитель? Он был секретарем обкомаМихаил Горбачев занимал должность первого секретаря Ставропольского крайкома ВЛКСМ в 1961 – 1966 гг., первого секретаря Ставропольского крайкома КПСС — в 1970 – 1978 гг., крайкома комсомола, да, его дело... Что такое крайком комсомола на Кубани? Вы знаете... То есть этот... Ставрополь. Там, где зоны отдыха, туда приезжают все. Это первый секретарь должен все время ездить, встречать гостей, комсомоленок, и с ними пить. Шариться там, купаться, плавать, значит, пить и так далее, пьянствовать. И... ну, болтать, конечно. Вот он этим занимался. Потом он стал секретарем крайкома партии. А что такое Ставрополь? Это ни... никаких серьезных там нет, не было серьезной экономики. Ну, сельское хозяйство, вот. И вот он... его подняли потом, он пришел — он не готов был работать здесь. И вокруг него создали... собрались люди, которые стали его толкать. Конечно, ему... Он когда съездил в Англию, встретился с ТэтчерМаргарет Тэтчер — премьер-министр Великобритании (1979 – 1990), и они там очень серьезно сидели и разговаривали, и она его напичкивала, как и что, он оттуда вернулся уже подготовленный. А потом тем более приехал Яковлев Александр Николаевич, к которому он тоже ездил в Канаду.
Михаил Полторанин об Александре Яковлеве
Он, Яковлев, был тогда послом Советского Союза в КанадеАлександр Яковлев занимал должность посла СССР в Канаде в 1973 – 1983 гг., и он, уже воспитанный Тэтчер, стал у Яковлева спрашивать, ну, что же делать, и тот ему начал говорить, что надо все ломать, эту систему, эту империю. Причем это он был злой, Яковлев, на эту империю, на свою родину, да. Я до сих пор не понял, почему этот человек из Ярославской глубинки так ненавидел страну нашу.
Потому что именно Яковлев тогда начал эти... мазохизмом заниматься по... против Советского Союза, когда вся эта Прибалтика… Потом мы занимались якобы оккупированием Прибалтики. Разве мы занимались оккупацией Прибалтики? Яковлев тогда поднял эту тему, вот пакт Молотова —РиббентропаПакт Молотова — Риббентропа — договор о ненападении между СССР и Германией, заключенный в 1939 г. К договору прилагался секретный дополнительный протокол, определяющий разделение сфер влияния СССР и Германии в Восточной Европе. В 1989 г. II съезд народных депутатов СССР осудил подписание протокола, вы знаете, да.
История есть история. Есть факт, но как ты его подаешь? Что такое пакт Молотова — Риббентропа? Это раздел сфер влияния, вот. Но ты же тогда должен говорить, что Польша предложила Германии объединить силы с Германией и напасть на Советский Союз. Польша предложила, вот документ есть: мы хотим то-то сделать, захватить то-то, то-то, то-то. Эти сказали: нет, вы нам не нужны, лучше мы с по... с Советским Союзом заключим пакт. Это факт? Это факт. Тогда и надо говорить, и тогда человек понимает, что у Советского Союза, очевидно, не было другого выхода. Да вообще там нужно относиться ко всем этим фактам с учетом того времени, где это и когда было. Потом он же ведь, Яковлев, все время тряс этими нашими старыми штанами, он... Я тогда был... уже ра... ну, я в этой «Московской правде» работал редактором, потом в АПН политическим обозревателем. И я помню, у Егора ЯковлеваЕгор Яковлев — главный редактор газеты «Московские новости» (1986 – 1991), он меня попросил поработать у него в «Московских новостях». И когда что-то пишешь в защиту страны, то... а Егор все время Яковлев возил Александру Николаевичу Яковлеву материалы на утверждение. И тот похерил, красным карандашом про... зачеркивал это дело. А вот такие вот, где гнойники, как говорится, мы вскрывали... Ведь он же тоже тогда вытащил этот не... не... непонятый до сих пор вопрос по КатыниКатынский расстрел — массовая казнь пленных офицеров польской армии в лесу под Смоленском весной 1940 г. В 1990 г. СССР признал ответственность сталинского режима за расстрел в Катынском лесу. В 2010 г. эту позицию подтвердила Госдума РФ. Понимаете, надо просто относиться к этому с... с научной точки зрения. С научной точки зрения относиться. Не просто как к поли... это полит... политикански. Вот Дума, кто-то ей сказал, приняла решение признать Катынь, что мы стреляли. А с какой стати она приняла? А тогда она должна обратиться к мировому сообществу и сказать, чтобы Нюрнбергский процесс... помните Нюрнбергский процесс, да? Чтобы Нюрнбе... Нюрнбергский процесс отменил свое решение по Катыни. А ведь там же было принято решение, что стреляли немцы. Потом комиссия была, одна, вторая, и комиссия международная, что это немцы стреляли. Да, потом какие-то, скажем... была комиссия уже, по-моему, при Хрущеве, для того чтобы... Хрущев тогда очень хотел Сталина... он все время искал, чем бы его уколоть, ущемить, и тянул опять-таки против страны в целом. Они нашли там же, где-то под Смоленском, небольшую могилу, по-моему, там 18, что ли, поляков расстреляно было, офицеров. Это наши стреляли. И из этой сделали, что это вообще в целом расстреливали при Сталине там, то-то, то-то, то-то. Ну, изучите. Возьмите, сядьте, создайте комиссию, изучите.
- Как вы познакомились с Борисом Ельциным?
Ну, как познакомились? Вот, во-первых, я когда был собкором «Правды» в Казахстане, да, и приезжал на совещания в Москву, а у нас были ежегодные совещания в Москве, собкоры со всех регионов страны.
Это был где-то, может, 1976 там год, вот так, да. Вот. А у нас был Вадим Данилов, собкор в Свердловской области. Фронтовик, кстати, такой... такой молчун был, но хороший мужчина, русский такой. Вот. И, как всегда, совещание заканчивается, мы, сибиряки, кто там перезнакомились, потом садились где-нибудь в ресторанчике там или у нас... КПЗ назывался, у нас там общежитие такое было, куда приезжали... рядом с «Правдой». Вот. Садились... И сидели мы с ним, выпивали и разговаривали, потому что каждый рассказывает о том, что у него в регионе делается, какие отношения с секретарями, вот. Потому что, может быть, кому-то даже... молодые собкоры, они совета просят, что там делать, как... Если на него давление идет, как отбить это давление. В общем, мы говорили с этим Даниловым, он спрашивает, как у меня в Казахстане, я сказал: у меня по струнке ходят первые секретари в моих регионах — и в Павлодарской области, и в Карагандинской, и Джезказганской, в Семипалатинской, в... этот... Целиноградской. Приезжаешь — чуть ли не на границах встречают области своей. Так и должно быть, мы должны были их натренировать, партийных этих боссов. «А как у тебя там, в Свердловске? — Да ничего, нормально, в общем...» В общем-то, мужик такой, ну, любит шуметь, любит показуху, как он говорил, да, значит, но нормальный, уже к нашему брату журналисту относится очень хорошо. Потому что он хочет, чтобы мы все время хорошо про него писали. Это Ельцин. Правда, говорит, сейчас там, говорит, неприятности у него. Его рекомендовал Яков РябовЯков Рябов — первый секретарь Свердловского обкома КПСС (1971 – 1976), секретарь ЦК КПСС (1976 – 1979), первый зампред Госплана СССР (1979 – 1983), бывший первый секретарь обкома Свердловского, когда уходил секретарем ЦК КПСС, и уехал секретарем, а потом приехал в командировку или там за семьей, за чем-то, нет, за... в командировку уже, за семьей он приезжал. И пошли в баню, Ельцин позвал его в баню. И в бане они там выпивали, сидели за столом, он спросил его: «Яков, слушай, а что там за народ в Кремле и какие отношения?» Он говорит: «Ой, чернота одна, старичье это все, лизоблюдство. Друг друга подсиживают, друг перед другом выкаблучиваются, так противно. Не знаю...» В общем, наговорил-наговорил, а оказалось, что Ельцин его записал. Как сказать... И все это передали в Москву. И в Москве, естественно, вздыбились, прошло какое-то время, и Рябова убрали куда-то, послали, по-моему, или за рубеж, или в профсоюз, я сейчас не помню. Но Ельцину кто-то сказал, что вот к нему претензии, и он разговаривал даже с этим Даниловым, говорит, что вот такое-то дело, это кагэбэшники нас прослушивают, вот подставили человека. А хотя мы с Даниловым знали, что КГБ, работники КГБ на местах без санкции первого секретаря шагу не делали. Их приучили, это они делали раньше, при Сталине, а потом, когда им по ушам надавали при Хрущеве и при Брежневе, они долго-долго еще себя вели... Это потом они опять стали прослушивать там и так далее. Что этого не могло быть без ведома Ельцина. Но тем не менее, может быть, это было так. Ну, прошло время. Меня больше это не интересовало, я забыл этот разговор. А потом, в 1986 году, появился Ельцин в МосквеБорис Ельцин избран первым секретарем Московского горкома КПСС в декабре 1985 г.. И когда он стал тут шерстить всех, это нам понравилось. Потому что это город Москва, вернее, это... вы здесь еще не жили в то время, конечно, но это заскорузлый был город, это город образцового порядка, как он назывался. ГришинскоеВиктор Гришин — первый секретарь Московского горкома КПСС (1967 – 1985) все окружение до того засушили в этом... в Москве все, ну, дышать просто нечем. И нельзя было писать про Москву ничего, потому что ЦК КПСС была команда: не трогать Москву, да. Это образцовый город — это во-первых, а во-вторых, из Москвы чиновники уходили в ЦК, просачивались, располагаясь, как в курятнике, на шестках на своих, кто... кто ниже, кто выше. Вот. И они держали эту Москву вне критики. И тут вдруг пришел Ельцин, который стал что-то делать. И... а я, поскольку занимался этими делами всеми, партийным руководством, экономикой и так далее, то, естественно, когда первая конференция была с Ельциным, партийная, я по... пошел туда, потому что это моя в... задача была — писать с этой конференции, с Ельциным разговаривать, с другими. И я увидел когда, что какой-то прорыв намечается, я с удовольствием это написал, и мы... Ельцину понравилось. Он пригласил меня, мы встретились, поговорили.
Он позвал меня, это ему посоветовал Болдин, а, значит, Болдину посоветовал Горбачев, по-моему, чтобы взял меня главным редактором «Московской правды». И когда я стал работать, вот, и мы стали общаться близко, какое впечатление?
Михаил Полторанин о стиле работы Бориса Ельцина в Свердловске и в Москве
Вот, понимаете, он был правоверным коммунистом. Правоверным членом партии. Я бы не сказал, что коммунистом, а просто правоверным членом партии. Потому что коммунист — все-таки это человек, который как-то опирается на марксистскую базу. У него этой теорией не пахло вообще, он никогда ей не занимался, вот. Человек, который пришел с производства. Я многих таких секретарей видел в своей жизни. Потому что и в своих регионах, где я там работал собкором, и ездил когда. Вот когда человек приходит с директора шахты или с директора крупного какого-то объединения, которое занимается оборонной... из оборонного комплекса, у них там, естественно, авторитарное мышление и авторитарный стиль. А иначе нельзя. На шахте ты не будешь решать на партийном или на каком-то другом собрании, когда обрушение кровли, что делать, давайте думать. Вот там горит, пламя там, люди горят, и он должен принимать все эти решения сам, немедленно. Так же как в крупном этом производственном объединении. И вот с этими авторитарным замашками приходит в... на должность первого секретаря или горкома крупного, как, скажем, Москва там или областной центр. Или обком партии. И из них трудно выбивать этот авторитарный... этот стиль. И ЛигачевЕгор Лигачев — секретарь ЦК КПСС (1983 – 1990), член Политбюро ЦК КПСС (1985 – 1990) не зря сразу зацепился за Ельцина, что «ты, Борис, меняйся, ты, Борис, будь мягче, будь внимательнее к людям, да, смотри, прислушивайся». Ну, Борис говорит: «Да, конечно, конечно», а сам как... за шашку и вперед. И вот в нем это было. Очень большие авторитарные замашки у Бориса Николаевича. Но мне еще показалось неприятно то, что в нем очень сильно развито чувство карьеризма. Вот. Он пришел в Москву как правоверный член партии, он должен был крепить эту партию и крепить эти порядки, но он пришел получить должность члена Политбюро. Вот. Он же был кандидатом в члены Политбюро. А кандидат и член Политбюро — это две большие разницы. Это и отношение к тебе, и ты сидишь не... не за столом, когда идет обсуждение крупных вопросов Политбюро, не на том месте. И даже транспорт по-другому тебя возит. В нем это кипело, я видел все это дело. И я видел этот процесс созревания негодования в нем, ненависти ко всему. Вот. В целом к стране. Из-за того, что ему казалось это личной неудачей. А он... Москва-то огромная, но Свердловск, Свердловская область, она чем отличается, скажем, от других? Свердловская область вот напичкана военно-промышленным комплексом, вы знаете. И первый секретарь обкома партии — он там никто, и звать его никак. Ему не позволяли, допустим, тот же министр среднего машиностроения, был такой Ефим... Ефим...Ефим Славский — министр среднего машиностроения СССР (1957 – 1986) Ефим... ну, не помню сейчас... по-моему, трижды Герой Соцтруда, вот, у него атомная энергетика вся была там и так далее. Чтобы он с... что-нибудь с первым секретарем решал, как там на заводе что-то производить, что ли? Единственное, что обком делал, это он утверждал кадры, но это номинально уже. Вот я, допустим, министр этого среднего машиностроения или там еще какого-то, я назначаю генерального директора, и он приезжает туда, и обком его номинально... он просто расписывается, что да, они утверждают его. Обком должен, конечно, дать квартиру, обком должен создать условия для работы. Вот это вся работа. А когда он приехал в Москву, здесь другая структура города, другая структура экономики, промышленности. Вот. И он когда поехал, а тем более мафия такая создалась, мафия. Люди уходили в ЦК, вот, инструктором, завотделом там, и оставляли вместо себя секретарями райкомов приятелей своих, чтобы там бани всякие были... Вот я первым этот... главным редактором поработал «Московской правды», повстречался с первыми секретарями. И я раньше видел, а тут я полазил, посмотрел, какие у них сауны там, да. У каждого спрятаны, вот они туда с девочками в сауны лазят, у них там погреба винные там и так далее, и так далее. Я говорил: Борис Николаевич, у нас очень плохо идет в Москве. Самое главное — у нас нет контроля за исполнением решений. Вы принимаете решения о партийной жизни, партийной работе без контроля за исполнением решения... да в любом, вот... Вот как, скажем, Путин сейчас принимает решения, наговорит-наговорит, так же как Медведев, и с... Ельцин был президентом — то же самое. Наговорит-наговорит, а потом посмотришь — 70 процентов этих решений, которые принимались, они не выполнены. И никому до них дела нет. А нужно каждое решение чтобы выполнялось. Пусть меньше принимается решений, но добиваться, чтобы оно выполнялось, тогда и авторитет власти будет, и эффективность власти сильнее. А тогда вот в этом московском горкоме вот он нах... находит, наговорит, там наобещает, кулаком настучит-настучит, все, о, притихнут, с самого начала особенно притихали, а потом головы... Когда сидел на заседании бюро горкома, смотрел, как они опускали головы, вот сейчас им голову отсекут. Потом один... одно заседание, второе, третье — никто ничего не делает. И все уже: хи-хи-хи, ха-ха-ха на этих заседаниях Политбюро, то есть этого горкома. И тут я Борису Николаевичу говорю: «Борис Николаевич, решения принимаются, а контроля за ними нет вообще». А Михаил... давайте, вот пусть газета занимается контролем за исполнением. Я говорю: «Здравствуйте! У нас там 10 человек будет за это... райкомов у нас 45 штук, вот в этом... в Москве, да вы представляете, что это такое? У нас же орготдел есть, у нас есть общий отдел в этом горкоме, без... армия бездельников! Они у вас сидят, ничего не делают!» Ну, м-м-м-м... Вот так вот, не получается у него. Он не... не готов был работать с такой армией-то, не просто... не по его, как говорится, размаху.
