Интервью с Людмилой Пихоя
И не просто знали, надо отдать должное все-таки руководителям администрации, они все – и помощники – они все старались нам создать очень хорошие условия работы. Потому что они понимали, что как бы от нас в публичной деятельности Бориса Николаевича зависело очень много. У нас кабинеты всегда были очень хорошие. У нас кабинеты были всегда рядом с кабинетом Бориса Николаевича, потому что жизнь была такой сложной, что нам иногда давалась пара часов всего на подготовку какого-то крупного текста или серьезного выступления, или какого-то интервью, или какой-то реплики, или еще чего-то. То есть условия у нас должны были быть хорошие. Мы первое время жили все на каких-то госдачах, не в Архангельском, а есть такое по Калужской дороге еще один поселок с госдачами, вот мы там продолжали жить, на этих дачах. Потом попозже переехал мой муж, вот, и мы здесь уже всей семьей жили, но тем не менее, так сказать, условия нам старались сделать как можно лучше. Если мы летали с Борисом Николаевичем, а мы объездили, по сути, весь мир, и во всех поездках всегда его сопровождали, нас всегда беспрекословно брали в эти поездки, нам давали лучшие номера в гостиницах, нам старались сделать как можно удобнее и как можно лучше. Вот уже в 199… в конце 90-х годов в Швейцарии заказали новый самолет для президента, президентский, так в этом самолете по нашей просьбе была даже отдельная как бы каюта такая, небольшая, для спичрайтеров. Там была вся техника, компьютеры современные, множительная всевозможная техника, телефонные аппараты современные. Все было сделано для того, чтобы мы могли работать. Потому что в первые годы мы пользовались машинками, там никаких правок не внесешь, там надо сразу же целую страницу или полтекста перепечатывать, да. Или, скажем, когда мы осваивали компьютер, у нас, я позже расскажу, у нас было довольно много ошибок, когда мы теряли по полтекста сразу куда-то, не закрепим – у нас исчезнет, мы его ищем там по всему компьютеру, найти не можем. Всякие бывали такие, в общем, нестыковки, неприятности. Но нам старались помочь всячески. Фельдслужба таскала за нами эти первые тяжеленные компьютеры, огромные, факсы, принтеры, ну, в общем, все.
Я говорила о том, что нам создавались условия. И отношения с Борисом Николаевичем были очень такими, знаете, партнерскими, очень партнерскими. В первый же год работы, еще до путча 1991 года, однажды мы были у него в кабинете, вместе с Геннадием Эдуардовичем, что-то говорили, спорили по какому-то тексту там и так далее, и он вдруг произносит такую фразу, говорит: «Людмила Григорьевна, а почему вы меня не боитесь?» Вы знаете, я даже опешила сначала. Почему я должна, собственно, бояться-то? Ну, так потом я поняла, что как бы он лицо вот такого плана, он Председатель Верховного Совета РСФСР, я просто спичрайтер его, там, эксперт, референт, и вот тут сижу, с ним спорю. И мне тогда пришлось Борису Николаевичу объяснить: «Борис Николаевич, я не политик, я не принимаю политических решений, но поскольку мы, наша группа готовит тексты, я ваш соратник. Если я разделяю ваши взгляды политические. Если я буду вас бояться, у нас не будет творческой работы. Я не смогу сказать вам, что этого лучше не писать, или не смогу вам что-то предложить, буду попросту со страху смотреть вам в рот, что вы там мне скажете. И у нас не будет творческой работы, мы не сможем с вами работать. То, что касается публичной деятельности, вот этих текстов, это очень творческая работа, она с вашей стороны творческая, в большей степени с моей, потому что я должна подбирать такие слова, так убедительно писать, чтобы вам верили, чтобы вас поддерживали и чтобы было все понятно, что вы хотите сказать гражданам страны. Если я буду вас бояться, я не смогу это сделать. Давайте сразу договоримся, никакой боязни быть не может, на страхе ничего не бывает. Творчества не бывает на страхе. Бывает только вот все плохо». Ну, он так подумал-подумал и говорит: «Да, пожалуй, вы правы. Пожалуй, вы правы». Больше уже таких разговоров о том, что «почему вы меня не боитесь», не было.
Еще один интересный момент, вы знаете, когда… О нашей группе до 1996 года вообще мало кто знал. Потому что мы делали все для того, чтобы не было никакого давления извне. Чтобы не бегали депутаты, не просили нас: впишите ему вот это в текст, да, или еще что-то. Чтобы нам не мешали помощники, тоже не пытались там что-то подправить, подкорректировать. У нас были такие отношения с Борисом Николаевичем, что мы тексты показывали, была договоренность, только ему, в крайнем случае, может быть, Виктору Васильевичу Илюшину или кому-то из помощников, кто имел к этому тексту отношение. Например, Дмитрий
, который был помощником по международным делам, нам, конечно, надо было с ним и советоваться и так далее. В остальных случаях мы писали и показывали только президенту, ну, тогда председателю Верховного Совета. И вот однажды он тоже нас пригласил с Геной и говорит – Хариным: «Людмила Григорьевна, значит, давайте договоримся так. Все-таки вот подготовка этих текстов – это такая, знаете, закрытая от общества, я бы сказал, очень личная работа, работа на меня, и вы не должны давать интервью, и вы не должны рассказывать о том, что вы пишете тексты, ну и я буду вас всячески ограждать от всякого давления извне и вмешательства в вашу работу». И вот тогда мы договорились, что да, мы ведем такую закрытую работу, мы не даем интервью, мы никому ничего не рассказываем, но и он нам помогает в том смысле, что он ограждает нас от всяких желаний извне. А потом еще и бизнес появился, бизнесмены очень хотели бы что-то там пролоббировать, хотелось бы в текстах компанию их назвать, предположим, или еще что-то. Вот этого как раз не было. В этом смысле он очень нам помогал, но и мы тоже. Раскрыли нас уже в 1996 году, когда началась такая активная избирательная кампания, когда штаб был огромный, разросся, там появился
, многие другие всякие спонсоры. И вот тогда уже знали, что да, есть такая группа, вот Пихоя и ее коллеги, они, значит, пишут. А так до 1996 года вообще мало кто знал, кто ему готовит тексты, только очень узкий круг. Ну, и мы со своей стороны, конечно, вот отвечали на такое к нам отношение, такое доверие, которое нам испыты… к нам… к нам проявлял и постоянно демонстрировал, и чтобы нас берегли, и условия нам создавали, – мы тоже, соответственно, конечно, отвечали взаимностью, потому что мы работали очень много.
Рюриков
Дмитрий Рюриков – помощник Президента РФ по международным делам (1991–1997)
Березовский
Борис Березовский – бизнесмен, один из инициаторов создания избирательного штаба Бориса Ельцина, который возглавил Анатолий Чубайс (весна 1996 г.)
Нас было всего четыре человека. Геннадий Николаевич, к сожалению, через год умер от рака, мы его в Австрию отправили, он там полечился, но было уже поздно. Остались Саша Ильин, я… Урманов Александр, физик, немножко отошел в сторону. И мы приняли еще двух сотрудников, москвичей, сотрудников Института балканистики и славяноведения –
Владимир и старший научный сотрудник Константин
. Вот мы вчетвером обслуживали всю его публичную деятельность. У нас были еще так называемые операторы, или машинистки, сначала машинистки, потом операторы на компьютерах. И были помощники, которые, ну, знаете, подбирали материал, две девочки, которые подбирали материал, соединяли нас по телефону с кем нужно, приглашали к нам каких-то экспертов, если мы хотели там проконсультироваться, но не писали сами ничего. Все тексты писали мы вчетвером. Сейчас у президента
, а тогда был – президента Путина – огромная спичрайтерская команда, я бы сказала так, там где-то больше двадцати с чем-то человек, даже около сорока, которые разделены на департаменты: департамент телеграмм, департамент больших текстов, департамент там еще чего-то, соболезнований. В общем, как бы они еще специализируются по разным направлениям, нам приходилось писать все по всем темам, и тексты самого разного жанра, начиная от крупных выступлений на съездах, международные здесь же были тексты, и кончая вот такими эссе малого жанра – соболезнования, приветствия, тосты, не тосты там, ну и так далее, всякие… всякие другие вот такие маленькие тексты. Конечно, обслуживать в то время активную политическую деятельность вот председателя Верховного Совета, президента после избирательной кампании было крайне тяжело таким маленьким количеством людей. Конечно, тяжело. Приходилось работать очень много. Нас на машинах привозили утром, а надо было приезжать, был такой у нас режим установлен в администрации, мы должны были все приезжать на полчаса раньше, чем президент, и уезжать только после того, когда он уезжал. У Бориса Николаевича была привычка приезжать рано, работать все время в Кремле… Вот сейчас мы видим с вами на экранах телевизоров – Подмосковье там или Московская область, Сочи, еще где-то – работают наши руководители, и туда приезжают к ним участники совещаний и так далее. А с Борисом Николаевичем… он всегда ездил на работу, как, знаете, бывший советский служащий, ездил на работу. Место работы был Кремль, он каждый день приезжал в Кремль. Ну, только если, может быть, там простывал или заболевал немножко, оставался на даче. А так он все время был в Кремле. И так мы и должны были приезжать на полчаса раньше, а уезжать позже. А засиживался он иногда и до часу ночи, и до 12 часов. И только после того, как он покидал Кремль, мы могли уехать. Ну и, кроме того, мы сопровождали во всех его поездках, во всех! Были ли эти поездки по России или это были поездки международные, везде сопровождали два спичрайтера. Почему два? Потому что одному работать вообще тяжело, нужен обязательно спарринг-партнер, который вместе с тобой обсуждал бы какую-то тему. Если надо было вносить корректировки в текст, надо было… лучше это делать вдвоем. Можно было обсудить проблему и найти нужные слова. Одному это всегда очень трудно, можно ошибиться, можно неточно, можно еще как-то. Потом все-таки, понимаете, как бы со временем нарастало количество таких клише, штампов, которые в голове так или иначе формируются все равно. Знаете, как иногда бывает у журналистов, которые на одну и ту же тему пишут несколько лет. Так и у нас.
Кадацкий
Владимир Кадацкий – спичрайтер Бориса Ельцина (1992–1998)
Никифоров
Константин Никифоров – спичрайтер Бориса Ельцина (1992–1998)
Медведева
Дмитрий Медведев – Президент РФ (2008–2012)
Поэтому, чтобы не было этих клише, чтобы не было этих штампов, чтобы не были скучными тексты, конечно, надо было работать вдвоем, каждый друг друга как-то немножко тормошил, контролировал и побуждал работать лучше. Поэтому мы вдвоем всегда его сопровождали, во всех поездках. Ну и, конечно, мы, говоря уже о нашей профессиональной работе, старались идти во но… в ногу со временем и старались делать так, чтобы ему всегда было удобно. Ну, например, скажем, мы никогда у него не спрашивали, какой его устраивает шрифт, размер, да, там 12-й, 14-й или еще какой-то. Он никогда не носил очки, чувствовал себя плейбоем, видимо, до старости, поэтому чтобы одеть очки – о боже, ни за что. Значит, надо было делать больше. Поэтому мы просто смотрели на него на выступлениях, так, видим – начинает щуриться, значит, он не очень хорошо видит уже напечатанное. И мы увеличивали, допустим, размер шрифта. Приходили к
и говорили: «Саш, вот смотри, вот мы стали делать ему больше. Покажи, пожалуйста, Борису Николаевичу, ему это подходит, он это видит или надо сделать еще больше?» Коржаков приходил и говорил: «Да, все нормально». Вот лучше, лучше вы сделали, он сейчас лучше видит, предположим, да. И так вот примерно мы с ним работали. Мы перешли от больших листов, которые… А4, которые были еще в советское время, мы перешли к листам А5. Потому что, ну, понимаете, как бы… как у нас говорил все время Геннадий Эдуардович Бурбулис, время спрессовывается, жизнь спрессовывается, никто большие тексты уже не произносит, с большими речами не выступает». Ну и потом некрасиво выходить на трибуну с огромными листами, да. Но большие тексты на больших листах делали только, когда писали послание президента. А, скажем, всевозможные короткие выступления, во-первых, сокращали их, самое большое было минут 20-25. Ну, послание – там можно около часа. Вот. Мы делали их на А5, вот на таких листах, удобно было достать из кармана или из какой-то небольшой папочки и с этим текстом работать. Потом однажды он пришел с приема, на котором был Вацлав
, чешский президент, вызвал меня и говорит: «Людмила Григорьевна, вы знаете, мы были на приеме, я достал свои листки, а Гавел достал из кармана какой-то маленький листочек, и так это удобно. Я у него попросил даже, забрал его текст». Принес мне и показывает: вот, смотрите. И мы тогда стали для таких случаев, когда прием какой-то, небольшое приветствие, выступление перед небольшой аудиторией, мы стали использовать листы – 8 или 10 на 17, предположим, да. Попросили Коржакова померить карман внутренний у Бориса Николаевича, у пиджака, какого он размера, да, и по размеру этого кармана стали делать тексты. Ну, вернее, заготовочки такие, да. Попросили бумагу такую хорошую, такую… не картон плотный, потому что в кармане все-таки может помяться – и не картон, и в то же время не простая бумажка, потому что с ней неудобно. Вот, нам подобрали эту бумагу соответствующую, мы ее заказывали и делали Борису Николаевичу. Ну, кроме того, мы стали как бы эмоционально выделять тексты. Предположим, в каждом… в каждом предложении или в каком-то абзаце мы жирно на компьютере, или там сначала на машинке, выделяли главное предложение или главную мысль, предположим, да, и он видел это и делал там интонацию в этом месте, усиливал, предположим. Он очень любил, чтобы предложения не были длинными, там, предположим, с деепричастными, причастными оборотами, мы старались тоже как-то эту потребность его удовлетворить. Когда он выступал на митингах, мы освоили такой жанр, как выступление на митингах, где, вы сами понимаете, толпа – эмоциональная, часто протестная толпа, – поэтому там длинные предложения или еще что-то, они вообще не идут. Когда шла избирательная кампания, мы научились писать короткие такие, знаете, вот мощные, яркие, очень сильные такие эмоциональные тексты, чтобы можно было завести толпу, чтобы можно было ее как бы сагитировать в свой адрес, да. Вот это научились делать.
Коржакову
Александр Коржаков – начальник Службы безопасности Президента РФ (1991–1996)
Гавел
Вацлав Гавел – драматург, диссидент, последний президент Чехословакии (1989–1992), первый президент Чехии (1993–2003)
