Первый раз мне разрешили приехать в мае 1990 года. И начиная с этого времени я больше была здесь, чем там. А в 1993 году я просто уже и мужа перевезла, он заболел Эльцхаймером , поэтому уже я его перевозила, он уже... сам собой не распоряжался. Вот. Так что я могу сказать, что я здесь с мая 1990 года, с некоторыми перерывами. Но, к сожалению, в августе 1991 года я уезжала, меня не было, когда вот у Белого дома стояли. Я услышала
указ 1400
Указ №1400 – указ, изданный президентом Борисом Ельциным, о роспуске Верховного Совета РФ 21 сентября 1993 г.
по радио. Мне надо было съездить в Америку, я подумала: ой-ой-ой, это может быть плохо, надо быстренько съездить туда и обратно. И я поехала, а тут... вот путч. Я ужасно волновалась, потому что больной муж остался у знакомых, думала – вдруг меня потом не пустят. Но, слава богу... Так что ни в августе 1991-го, ни в октябре 1993-го меня здесь не было. Хотя в основном я была здесь.
Ну, я ведь уезжать-то ведь и не хотела. Так что как только стало известно, что вот Горбачев пришел к власти, стало известно, что некоторых эмигрантов пускают, я тут же подала документы поехать. Но мне отказывали, я была в черном списке КГБ. И шесть раз мне отказывали. Вот. Первый раз мне разрешили поездку вот в мае 1990 года. И то это добились руководители Американской Хельсинкской группы, обращались к
Шеварднадзе
Эдуард Шеварднадзе – министр иностранных дел СССР (1985–1990); член Политбюро ЦК КПСС (1985–1990)
, чтобы мне разрешили въезд. Но я думала, что вдруг они разрешили только на неделю, но оказалось, что меня просто вычеркнули из этого черного списка, и после этого я могла ездить. И я очень... я была консультантом Американской Хельсинкской группы, я была консультантом американских профсоюзов (нрзб) по работе в СССР. И поэтому у меня моя работа была здесь, а не там. Но муж у меня был там, поэтому я так металась туда-сюда, но больше здесь, чем там, потому что здесь я работала, а туда я приезжала мужа проведать, но... там как-то устраивала его быт, с ним сидели люди, вместе с ним жили в доме, вот. А в 1993 году я уже устала от этих поездок и решила забрать мужа сюда. Посоветовалась с его врачом, он сказал, что один раз можно перевезти, попробуйте, если вы сможете там наладить ему быт и все такое, то пускай он остается, уже больше тогда не возите его сюда. Ну, я его привезла, и там со всякими сложностями все это устроила, ну и... А в 1994 году Ельцин, Борис Николаевич Ельцин издал
указ
Указ Президента Российской Федерации от 24 октября 1994 г. «О некоторых вопросах реализации Закона Российской Федерации «О гражданстве Российской Федерации»
о том, что вот такие люди, как я, которые уехали, не совершив никакого преступления, были лишены гражданства только за то, что они уехали, что они имеют право на восстановление гражданства. А кроме того, был список из 100 человек, кому по облегченной процедуре возвращали гражданство, и я попала в этот список, ну и мой муж тоже. И они мне говорят: принесите вот документ, по которому уехали, там визу, я не помню чего.
Я уже не знаю, где она. Ну, прошло же 13 лет. Я говорю: «Я не знаю». – «Не беспокойтесь, мы сами в МИДе выясним». Они сами выяснили и через месяц прислали нам российские паспорта. Ну, и мы получили, вернули российское гражданство. И я уже больше не уезжала. Продали там дом, купили эту квартиру. И вернулись к себе домой.
С 1990 по 1995 год я была консультантом Американской Хельсинкской группы, они надумали здесь устраивать свой офис, свое представительство. Я искала помещение, набирала штат, ну, регистрировала. Ну, пришла в московскую мэрию, на Тверскую, 13, к заместителю Лужкова
Станкевичу
Сергей Станкевич – народный депутат СССР (1989-1991), член МДГ, заместитель председателя Моссовета (1990-1992)
. И я его знала, он в Америку приезжал, и там я с ним встречалась. Он был вот в этой
Межрегиональной группе
Межрегиональная депутатская группа (МДГ) – демократическая фракция, сформировавшаяся на I Съезде народных депутатов СССР (25 мая – 9 июня 1989 г.
. Я пошла к нему и говорю: вот мне надо американскую Хельсинкскую группу зарегистрировать. Он говорит: ну, вообще мы коммерческие организации регистрировали, а некоммерческие нет, у нас даже правил нет, как это делать. Ну, ничего, зарегистрировали. Уж я не знаю как, но зарегистрировали. А теперь это уже не американская Хельсинкская группа, теперь это «Хьюман Райтс Вотч»
«Human Rights Watch»
Human Rights Watch («Наблюдение за правами человека») – международная правозащитная организация, основана в 1978 г.
, международная организация, которая имеет свой офис в Москве. Но я очень горжусь, регистрировала ее в 1990... 1991 году уже. Кажется, в 1990-м. Вот. Потом гораздо больше времени у меня отнимала работа как консультанта американских профсоюзов. После
забастовок
Волна забастовочного движения шахтеров Кузбасса, Донбасса летом 1989 г.
шахтерских 1989 года они обратили внимание на Советский Союз, они, американские профсоюзы, поддерживают профсоюзное движение в других странах, где оно там только начало развиваться или где ему трудно развиваться. И они готовы были начать работу здесь, но не с кем было начать. И они мне предложили быть консультантом по рабочему движению в СССР. Я сказала, что, вообще-то, на самом деле у меня нет ни одного знакомого рабочего и никакой я не консультант, но я буду учиться. На самом деле других консультантов нет, потому что не было рабочего движения, значит, и консультантов не было. Я научусь. И я действительно стала этим заниматься, занималась этим с большим энтузиазмом, потому что передо мной был пример Польши. И я мечтала, что у нас будет как в Польше: вот возникли независимые профсоюзы, и советская интеллигенция придет на помощь рабочим, как пришли на помощь рабочим польские интеллигенты, там
Яцек Куронь
Яцек Куронь(1934–2004) – польский политик, активный деятель антикоммунистической оппозиции
,
Адам Михник
Адам Михник – польский общественный деятель, диссидент, журналист, главный редактор «Газета выборча»
, и так далее,
KSS KOR
KSS KOR – Комитет защиты рабочих (польск. Komitet Obrony Robotników), образован в 1976 г., переименован в 1977 г. в Комитет социальной самозащиты KOR.
. И это и будет таким двигателем демократизации нашей страны. И поэтому я очень много времени на это тратила. И я побывала в очень многих городах, где были независимые профсоюзы.
Был создан
Центр
Людмила Алексеева была директором Центра по обучению и поддержке профсоюзов с 1991 по 1995 гг.
по обучению и поддержке независимых профсоюзов, и я была его директором. Мы действительно очень много с этими людьми общались, у меня до сих пор сохранились и дружеские, и деловые связи с независимыми профсоюзами не только в России, но и в Казахстане, и в Украине, тогда-то мы были одной страной.
В 1995-м, уже в кризис, профсоюзы... здесь они, конечно, не такие мощные, как в Америке, они не выдерживают. Наши профсоюзы постепенно сошли на нет, и американцы кончили эту работу. И кончилось мое консультирование, центр закрылся. Это было в 1995 году. Но к этому времени я, поскольку я ездила по разным городам вот в связи с моей работой с профсоюзами, то, приезжая в разные города, я видела, что в этих городах возникают правозащитные организации. Причем очень слабенькие, очень неопытные, имевшие очень приблизительное представление о том, что такое права человека и как их защищать, но полные энтузиазма. И я так, конечно, встречалась с этими людьми со всей симпатией, все-таки я много лет этому отдала и, конечно, это было мое, но я все-таки занималась профсоюзами. А когда эти профсоюзы кончились, я уже со многими правозащитниками встречалась, виделась, работая в профсоюзах. Ну, для меня это было очень тяжелое переживание – вот гибель независимых профсоюзов здесь один за другим, с ними гибли мои надежды на то, что у нас будет, как в Польше,
«Солидарность»
«Солидарность» – польское объединение профсоюзов, созданное в 1980 г. Лехом Валенсой
и продвижение быстрое к демократии. И я стала думать, что вот так же, как профсоюзы один за другим погибли, если не помочь вот этим организациям правозащитным, которые возникли в разных городах, то ведь они тоже пропадут, потому что они не знают друг друга, они не знают, что на соседней улице делается, не то что в соседнем городе или в стране, да. Они совершенно изолированы, там что-то каждый, как холодный сапожник, возится, знаете, со своими проблемами, и совершенно разрозненны. И я подумала, что вот очень важно передать им и опыт, и традиции, и этику вот советского правозащитного движения. И помочь им встать на ноги, этим организациям. И я думала о том, как это сделать, я понимала, что я одна это сделать не могу, что это надо делать через какую-то организацию. Ну, как раз в это время Сергей
Ковалев
Сергей Ковалев – депутат Госдумы РФ (1993–2003), председатель Комиссии по правам человека при Президенте РФ (1993–1996)
отказался быть председателем Комиссии по правам человека при президенте – в знак протеста против того, что не обратили внимание на его призывы относительно чудовищных правонарушений и прав человека в Чечне. И он решил создать такую организацию правозащитную –
Институт прав человека
Институт прав человека (ИПЧ) – правозащитная, исследовательская и просветительная организация, созданная в 1996 г.
. Ну, такая экспертная работа там, аналитическая работа, вот такая научная работа. Я пришла к Сереже, я его знала, конечно, мы все друг друга знали, нас не так много было в советское время, и говорю ему: «Сереж, тебе в твоем институте надо не только научный отдел, а надо организационный отдел сделать, который бы вот эти организации в регионах как-то поддерживал». Он говорит: «Ой, нет, слушай, это... это огромная возня, не-не-не. Я буду заниматься экспертной работой». Я на него очень рассердилась, а потом пришла домой и думаю: а чего я на него рассердилась? Это моя идея. У него есть своя идея, он осуществляет свою идею, а это моя идея, значит, я ее и должна осуществлять. Почему я считаю, что должен ее осуществлять Сережа? Нужна организация. Ну что, создавать организацию? А потом вспомнила: погоди-ка, ведь возродилась Московская Хельсинкская группа. Другое дело, что она была в анабиозе, что она... ну, как-то вроде она есть и вроде ее нету. Но когда я еще была в Америке, в 1989 году, когда они ее возрождали, мне тогда Лариса
Богораз
Лариса Богораз – лингвист, правозащитник, публицист, председатель МХГ (1989–1996)
позвонила и говорит: «Вот мы возрождаем группу. Вступишь?» А я говорю: «А я из нее и не выходила. Так что, конечно». Я очень горжусь, я все время член Московской Хельсинкской группы. Вот. И я подумала: Московская Хельсинкская группа – председателем был в это время... Значит, сначала Лариса Богораз, она ее воссоздала вместе с
Тимофеевым
Лев Тимофеев – экономист, диссидент, правозащитник
, но Лариса – у нее очень много достоинств, она очень талантливая женщина, но она совершенно не организатор. Она это делать не умела.
Она это понимала, и поэтому она все время просила, чтобы кто-нибудь другой был председателем, потому что, ну, группа на самом деле возродится – вроде объявили, а ничего не делает. Да, вот. И в это время вернулся из эмиграции Кронид
Любарский
Кронид Любарский – правозащитник, политэмигрант, член МХГ с 1989 г.
, и она его уговорила, чтобы он стал председателем Московской Хельсинкской группы. Он согласился. А потом он пошел работать в журнал «Новое время» и очень увлекся, вот он говорит: «Ты знаешь, я себя открыл, я вообще хочу быть журналистом на политические темы, вот мне это в высшей степени интересно, особенно в такое время, когда все меняется, все бурлит, я хочу этим заниматься. А группой... Ну, мне стыдно – я председатель, а я ничего не делаю. Ну, ребята, ну, кто-нибудь, возьмите, будьте председателем!». Он мне тоже говорил – неудобно: «Будешь?» Я говорю: «Да нет, я профсоюзами занимаюсь, я не хочу». А тут я подумала: о, зачем организацию какую-то придумывать, ведь есть же МХГ. Я позвонила Любарскому и говорю ему: «Слушай, Кронь, ты знаешь чего, я решила, что я согласна быть председателем Московской Хельсинкской группы, потому что я придумала, что надо делать как председатель». Он говорит: «Ой, Людочка, лапочка, спасибо тебе!» И даже трубку поцеловал в благодарность, что я согласна быть президентом [председателем]. Ну, никто не хотел, понимаете. Вот. Собрали членов группы. Говорят: да, пожалуйста, ради бога, никто не хочет, вы хотите – будьте. Это было где-то, наверное, в феврале-марте 1996 года. И... А в мае – 20 лет группе. Я говорю: вот давайте начнем с того, что мы устроим по случаю 20-летия юбилейную конференцию, но не просто вспоминать о том, какие там замечательные свершения были у группы в 70-х – начале 80-х годов, а соберем руководителей правозащитных групп из российских регионов и постараемся, будем их обслуживать, будем их поддерживать, предложим им свой план, что мы можем сделать в поддержку их, и спросим их, какой бы поддержки они от нас ждали. На основании этого выработаем, значит, такую стратегию, чего нам делать, и Московская Хельсинкская группа этим займется. Только ни в коем случае не так, что вот Московская Хельсинкская группа во главе, а это ее там филиалы или отделения, ничего подобного, никакой вертикали.
Мне помогло то, что я с возникновения Американской Хельсинкской группы в декабре 1978 года и, ну, до самого... ну, до того времени, как я стала председателем Московской Хельсинкской группы, я была их консультантом. И я видела, как они работают. И вот мне вот это понравилось, что не вертикаль, а сеть, партнерские отношения с другими организациями, на равных. Что здесь хорошо? Во-первых, для меня было очень важно, чтобы это были наши партнеры, вот мы хотим – мы с этим партнером работаем, а нас он не устраивает – мы перестали с ним работать. Потому что я себе представляла такую ситуацию: вот мы познакомились с какой-то правозащитной группой, вроде хорошая организация, нормальный руководитель там, люди так понимают, что делают, и так далее. Вдруг сменился руководитель, скажем, и они решают: мы будем, предположим, выступать против мигрантов. Да? А они наш филиал. И что я с ними буду делать? Это против наших принципов, да. А так: ах, вы хотите выступать против мигрантов – это ваше дело, до свидания, мы себе ищем другого партнера. Да? И в то же время они – одно дело, мы говорим: здрасьте-здрасьте, вот мы Московская Хельсинкская группа, а вы будете нашим филиалом. Они думают: с какой стати? Мы самостоятельная организация, мы здесь знаем, что мы делаем, а почему мы должны этим москвичам подчиняться? Да? А так мы не говорим им ничего подобного. Мы говорим: здрасьте-здрасьте, мы хотим с вами работать как партнеры. Вот у нас есть такой проект, скажем, изучать условия содержания в тюрьмах, вы готовы этим заниматься? Готовы? Мы очень рады, давайте, мы включаем вас в общий проект, и мы делаем общую работу, вы в своем городе, мы в своем городе. А потом мы собираемся вместе, обобщаем данные, пишем общий доклад. И им нравится, они не теряют самостоятельность, и в то же время они имеют от нас поддержку. Да? Мы их там обучаем, как работать, и деньги находим, и так далее.
Сразу никакой реакции не было, но и не мешали. Например, вот эту конференцию в честь 20-летия мы провели... мы договорились, нам бесплатно дали помещение в Университете государственного управления. Около «Юго-Западной». Так что мешать не мешали и, когда обращались за какой-то помощью, даже давали. Но мы особенно за помощью не обращались. Но я вам должна сказать, что когда мы стали проводить эту вот конференцию в честь 20-летия, я пришла туда пораньше, до начала, ну, естественно, посмотреть, что, как. Было лето, ну, вот 12 мая, жуткая жара стояла почему-то, вот. Я пришла туда, сидит какой-то дядька с портфелем, незнакомый. Ну, я... я ведь никого не знала из тех, кто приедет, мы их заочно знали, да. Ну, стали люди приходить все. Когда я уже пересела так это за стол, где положено председателю сидеть, вдруг этот дядька ко мне подходит и говорит: «Здравствуйте! Я Михаил Александрович
Краснов
Михаил Краснов – юрист, помощник президента РФ Бориса Ельцина по правовым вопросам (1995–1998)
Я помощник президента Ельцина. Мне поручено зачитать поздравление Московской Хельсинкской группе в связи с ее 20-летием». Я говорю: «Ого! А что, президент Ельцин знает, что мы на свете существуем?». Михаил Александрович как-то ответил неопределенно. Но потом он вышел на трибуну и действительно прочел очень трогательное такое поздравление с 20-летием.
Ну, потом, после этого... Да, а на 20-летие это приехал и Юрий Федорович Орлов, который сейчас в Америке, он приехал отметить годовщину и новый какой-то этап истории группы. Юрий Федорович верил, что раз я взялась, то что-то получится. Он верил в мои организаторские способности. (03:02:35:00) И вот Михаил Александрович подошел к нам двоим – вот я, Юрий Федорович – и говорит: «Скажите, а чем бы мог быть полезен Борис Николаевич правозащитным организациям, которые вот вы собрали?». Я говорю: «Юрий Федорович, чем он может быть полезен?» А Юрий Федорович говорит: «А вот они выступали, вот эти наши партнеры из регионов, они все говорили, что наша главная проблема – это то, что власти не знают, кто такие правозащитники, что такое правозащитные организации, и не желают с нами дело иметь. Вот один рассказал такую вещь. Вот что делали эти организации? В основном это были бесплатные юридические приемные. Потому что конституция поменялась, вся жизнь поменялась, люди совершенно не умеют, не знают, как в этих условиях им жить. Адвокаты очень дороги, ни у кого денег на них нету. Где получить консультацию? Вот они давали бесплатные. Вот есть там – с работы уволили, там зарплату не выплачивают, детские пособия не выплачивают, такие вот вещи. И вот один рассказывает. Бабушка обратилась ко мне, что ей неверно начислили пенсию. Я посмотрел – да, действительно, неверно начислили. Я пошел там в какой-то собес, что ли. Прихожу, говорю: «Здрасьте, я к вам по поводу вот этой бабушки». – «А вы ей кто будете, сын или брат?» – «Да нет, я правозащитник». – «Какая еще правозащитная организация?! Становитесь в общую очередь и...». Ну, вообще, они не понимали, что это такое. Вот. Вот они говорили: мы очень нуждаемся в контактах с властями, вот помогите нам наладить контакты с властями. Юрий Федорович говорит: «Михаил Александрович, вот может как-то Борис Николаевич как-то в этом смысле помочь?». А Михаил Александрович говорит: «Мы подумаем». Ну, насколько я поняла, это не Борис Николаевич знал, что существует на свете МХГ, что ей 20 лет, это Михаил Александрович знал. Поэтому он решил проявить инициативу. Он написал поздравление, пришел к Борису Николаевичу и говорит: «Борис Николаевич, вот есть такая Московская Хельсинкская группа, ей, понимаете, уже 20 лет. Во, какие героические люди! И так далее. Ну, неплохо было поздравление от вас. Вот я тут написал, посмотрите». Ельцин подписал, он и прочел. Это была целиком, конечно, его инициатива, он нам потом в этом признался. Вот. Но он говорит: «Мы подумаем». И вот они там долго разговаривали с Юрием Федоровичем, и они решили, что Михаил Александрович попробует убедить Бориса Николаевича, значит, чтобы он обратился к главам регионов с рекомендацией создать такие комиссии по правам человека из общественников, какая была при нем.
Ведь Ковалев ушел, но комиссия-то оставалась. Она плохо работала после Ковалева, но она все-таки была. И Михаил Александрович написал проект указа о некоторой помощи... о государственной помощи правозащитным организациям Российской Федерации. И Борис Николаевич подписал
указ
Указ Президента РФ от 13 июня 1996 г. № 864. «О некоторых мерах государственной поддержки правозащитного движения в Российской Федерации»
. Это действительно сыграло большую роль в работе Московской Хельсинкской группы, в моей работе как председателя – создание этих комиссий, которые существуют до сих пор, кстати сказать. Одновременно с уполномоченными по правам человека, а в некоторых регионах уполномоченных нет, а комиссии существуют по правам человека. Мы с ними до сих пор работаем. Группе надо было начинать работать, а у нас ведь помещения не было. И вообще-то, существовал закон, что некоммерческие организации должны получать помещения от государства на льготных условиях, там дешевле, чем коммерческие, но на самом деле это никто не соблюдал. И Юрий Федорович говорит: «Слушайте, Люда, может, попросить Ельцина насчет помещения?». А он еще когда разговаривал с Михаилом Александровичем, он вот о чем говорил, что, а, чеченская война, и уже шли... шла речь о том, что надо ее заканчивать, и мы по телевизору видели, что Ельцину сказали: приезжайте к нам. И он сказал: да, приеду. Значит, мир заключать, да. И Юрий Федорович говорил: «Вы знаете, это будет большая ошибка, если он туда поедет. Он не должен ехать туда, он должен их пригласить сюда». Принять их в Кремле как полагается и здесь разговаривать с вот лидерами чеченцев. И он говорит Михаилу Александровичу: «Вот мне бы очень хотелось донести до Ельцина эту мысль». А Михаил Александрович говорит: «Я постараюсь вам устроить встречу с ним». И тогда мне Юрий Федорович говорит: «Люд, давайте, если я пойду к Ельцину, я заодно помещение попрошу». Я говорю: «Юрий Федорович, несолидно. Вы придете о таких важных вещах говорить и вдруг – дайте нам помещение. Несолидно». А он говорит: «Знаете что, напишите письмо, что вот вы как председатель Московской Хельсинкской группы просите помещение. Я возьму письмо и так: будет неудобно, значит, уйду, а будет удобно – отдам». Вот. Ну, я написала это письмо, он взял с собой. Он пошел. Они разговаривали.
Потом он мне сказал, что 40 минут разговаривали. Между прочим, он пригласил, действительно, сюда. Он не поехал туда. Я не знаю, может быть, не только Юрий Федорович советовал, но Юрий Федорович к нему шел именно с этой идеей. Вот. А оказалось – удобно. И, значит, на этом письме к Борису Николаевичу он написал: «Юрий Михайлович, сделайте, что можете». А у них тогда были очень хорошие отношения – между ними, между Ельциным и Лужковым. И я с этой бумажкой пошла, конечно, не к Юрию Михайловичу, а в такой отдел там, который ведает помещениями. Я уж не помню, как он называется – там Москомимущество, что-то в этом духе. Вот. И через некоторое... Да, отдала, значит, эту бумажку с моим заявлением. Через некоторое время мне звонят и говорят: идите смотреть помещение. Я пошла. Где-то, по-моему, на Полянке. Я пришла – там какая-то контора, которая хочет оттуда выселяться. И, значит, мне предлагают это помещение. Они мне говорят: ой, не берите, у нас, во-первых, крыша течет, ее никто не ремонтирует, во-вторых, у нас крысы бегают. Я как услыхала про крыс, мне стало нехорошо. Я говорю: нет. Я пришла и говорю: вы знаете, нам это помещение не подходит, там крыша течет, там крысы бегают, а у нас нет денег ни крыс выводить, ни крышу чинить. Через некоторое время еще мне предлагают – в Георгиевском переулке, прямо вот там, где Дума, но не с Охотного ряда, а сзади, во дворе. Очень хорошее помещение! Мне понравилось. Я говорю: вот это я, да, это мы возьмем. А они звонят потом и говорят: нет, это, оказывается, все принадлежит здесь вокруг Большому театру, и мы не можем это помещение отдать. Ну, потом дали вот это помещение на Сретенке, в котором мы до сих пор находимся действительно по льготной цене. Мы до сих пор имеем помещение по льготной цене, что очень, ну, необыкновенно редко. Два года назад решили нас выгнать из этого помещения. Что это мы занимаем? Потому что мы же все время критикуем власти, да еще и льготное помещение имеем. А они решили – больно жирно. И говорят: убирайтесь, у вас вот срок аренды кончится, мы больше не будем возобновлять. Но тут такой (надо сказать спасибо журналистам), такой крик поднялся, что Московскую Хельсинкскую группу выселяют, что кончилось тем, что сказали: ладно, продлеваем еще на три года. Так что у нас еще на год – до следующего января.
Потом он мне сказал, что 40 минут разговаривали. Между прочим, он пригласил, действительно, сюда. Он не поехал туда. Я не знаю, может быть, не только Юрий Федорович советовал, но Юрий Федорович к нему шел именно с этой идеей. Вот. А оказалось – удобно. И, значит, на этом письме к Борису Николаевичу он написал: «Юрий Михайлович, сделайте, что можете». А у них тогда были очень хорошие отношения – между ними, между Ельциным и Лужковым. И я с этой бумажкой пошла, конечно, не к Юрию Михайловичу, а в такой отдел там, который ведает помещениями. Я уж не помню, как он называется – там Москомимущество, что-то в этом духе. Вот. И через некоторое... Да, отдала, значит, эту бумажку с моим заявлением. Через некоторое время мне звонят и говорят: идите смотреть помещение. Я пошла. Где-то, по-моему, на Полянке. Я пришла – там какая-то контора, которая хочет оттуда выселяться. И, значит, мне предлагают это помещение. Они мне говорят: ой, не берите, у нас, во-первых, крыша течет, ее никто не ремонтирует, во-вторых, у нас крысы бегают. Я как услыхала про крыс, мне стало нехорошо. Я говорю: нет. Я пришла и говорю: вы знаете, нам это помещение не подходит, там крыша течет, там крысы бегают, а у нас нет денег ни крыс выводить, ни крышу чинить. Через некоторое время еще мне предлагают – в Георгиевском переулке, прямо вот там, где Дума, но не с Охотного ряда, а сзади, во дворе. Очень хорошее помещение! Мне понравилось. Я говорю: вот это я, да, это мы возьмем. А они звонят потом и говорят: нет, это, оказывается, все принадлежит здесь вокруг Большому театру, и мы не можем это помещение отдать. Ну, потом дали вот это помещение на Сретенке, в котором мы до сих пор находимся действительно по льготной цене. Мы до сих пор имеем помещение по льготной цене, что очень, ну, необыкновенно редко. Два года назад решили нас выгнать из этого помещения. Что это мы занимаем? Потому что мы же все время критикуем власти, да еще и льготное помещение имеем. А они решили – больно жирно. И говорят: убирайтесь, у вас вот срок аренды кончится, мы больше не будем возобновлять. Но тут такой (надо сказать спасибо журналистам), такой крик поднялся, что Московскую Хельсинкскую группу выселяют, что кончилось тем, что сказали: ладно, продлеваем еще на три года. Так что у нас еще на год – до следующего января.
