XX съезд КПСС (14-25 февраля 1956 года). На съезде первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев выступил с закрытым докладом «О культе личности и его последствиях»
Ну, семья у меня самая простая. Родители родом из Орловской губернии, деревенское происхождение у них. Познакомились они, правда, уже после войны, и уже были городскими жителями, но опять-таки в Орловской губернии. Когда они поженились, то было такое достаточно тяжело время, послевоенное, где-то был конец 40-х годов, и, насколько я понимаю, мой отец старался найти местечко получше, и колесили по стране. Мой брат старший родился в Тульской области, в городе Сталиногорске тогда, ныне Новомосковск. Я, спустя меньше двух лет после рождения старшего брата, родился в Архангельской области, и там мой отец пытал счастья, пытаясь заработать длинный рубль, как тогда говорили. И каким-то образом до сих пор трудно мне, как говорится, понять, почему удалось осесть в Московской области родителям, когда мне от роду было там года два-три. Ну, понять-то можно, потому что пришлось маме сменить профессию учительницы и пойти работать на Люберецкий ковровый комбинат, отец там работал неподалеку от Московского нефтеперерабатывающего завода, на чайнинской автобазе, которая не так давно горела, водителем. И в итоге, можно сказать, как говорится, как лимитчик или сын лимиты, я оказался в Москве. Поскольку поселок Капотня, где мы там тогда обитали, в 1960-61 году присоединился к Москве, и автоматически я стал москвичом.
Ну, себя я помню только в Москве, вернее, еще и в Московской области так помню, поскольку МКАД построили где-то в 1960 году, и мы сразу стали, как говорится, осваивать территорию уже, собственно, Москвы, хотя были до этого все время Подмосковье. В школу я ходил в ближайшую всегда к дому, и в Капотне, и затем, когда мы переехали, улучшая жилищные условия, а их пришлось пройти по всем ступенькам, это тоже, наверное, особенность... Мы, когда приехали в Капотню, жили в бараке с люфтклозетом в конце барака, потом переехали в коммуналку, но в подвальное помещение, потом в коммуналку на первом этаже, потом в Кузьминки на первый же этаж в хрущобе. И всегда родителям, маме в основном, приходилось, как говорится, в системе либо строительных организаций, либо в системе ЖКХ, чтобы получать ведомственное или служебное жилье, которое затем удалось в какой-то момент трансформировать и в обычную квартиру, не привязанную к месту работы.
Когда я учился в школе в старших классах, это была обычная средняя школа в Кузьминках. Я был вообще такой... отличником был, ну, если не круглым, всегда у меня одна четверочка была по тому или иному предмету, в зависимости, видимо, от настроя в тот или иной год: то ли к математике тяготел, то ли к литературе и русскому языку, и что-то упускал. Ну, меня это, в принципе, устраивало: одна-две четверки по итогам за год — я считал, что это даже прилично, чтобы не быть круглым отличником или «ботаником». Тем не менее я был на хорошем счету, был заместителем секретаря комсомольской организации, даже в комсомол умудрился вступить в 13 лет, обманув райком комсомола. Не то чтобы обманув, а оказалось, когда меня принимали в комсомол, я еще не знал, что я родился 25 декабря по паспорту, по документам, я всегда считал, что я 25 ноября родился, отмечал с друзьями день рождения именно 25 ноября, и вступал в комсомол в ноябре месяце, даже, ну, к 7 ноября я должен был быть третьим членом комсомольской ячейки в классе. И хотя я не дотягивал там две-три недели до 14 лет, но меня решили в порядке исключения принять в комсомол. Но в райкоме выяснилось, когда я предъявил свидетельство о рождении, не разворачивая его, выяснилось, что я родился по документу 25 декабря. Я, кстати, внимательно после этого только изучил свое свидетельство о рождении, нашел в нем две ошибки в имени, с печатью «Исправленному верить», и одну неисправленную ошибку в дате рождения. Все дело в том, что меня регистрировали, как говорится, в глухой архангельской деревне... ну, не столько глухой, это поселок Савинское, он довольно крупный центр лесопромышленный, лесной промышленности сейчас, и тогда тоже им был; 2 января регистрировали меня, видимо, не очень проспавшиеся, так сказать, сотрудники сельсовета, и в итоге две ошибки были замечены в имени, а одна нет. Но потом, правда, родители решили, что ничего плохого в тем... в том, что я помолодел на месяц, нет, точно в осенний призыв не попаду. Тогда служили в армии три года, и они посчитали, что мы можем со старшим братом разойтись: один, может, уже почти вернется из армии, а меня еще только заберут в армию.
Александр Шохин о выборе профессии
Тогда как бы даже при рождении детей не думали, как их откосить, а, наоборот, думали, как им лучше пойти в армию. Правда, ни я, ни брат в армии не служили. Ну, кстати сказать, по этой причине, наверное, я не попал в такие престижные учебные заведения, как МГИМО или Военный институт иностранных переводчиков. Меня находили представители этих вузов, и я по всем документам подходил: из рабоче-крестьянской, как говорится, семьи, и отличник, и комсомольский активист, и так далее. Но выяснялось, что с моим зрением — у меня уже тогда было где-то... минус был достаточно большой, где-то под минус 9 — я не проходил ни в шпионы по линии ГРУ, это Военный институт иностранных переводчиков... военных переводчиков, ни в МГИМО. И поэтому пришлось выбирать из того, что, как говорится, оставалось. То есть инженерные многие специальности, наверное, не подходили. Хотя я последний год, в 10-м классе, ходил на подготовительные курсы в МИФИ, и мне этого года посещений подготовительных курсов хватило для того, чтобы понять, что из меня физик-ядерщик не получится и теоретическая физика — не мое амплуа, хотя, в принципе, дотянуться до каких-то высот и математических формул, и физических формул я, в принципе, был в состоянии. Но как-то вот получалось, что мне надо дотягиваться до них, они как бы не были мне родными. Поэтому когда в школу пришел еще один представитель экономического факультета, вернее, это был человек, который ссылался на то, что у него много друзей на экономическом факультете, то я пришел к выводу, что вот, если у этого, как мне казалось, не очень продвинутого человека так много друзей — профессоров экономического факультета, то уж я-то точно стану профессором экономического факультета. И как-то я уже вот в 10-м классе решил, что я пойду на экономфак МГУ.
Александр Шохин о поступлении в университет
Я действительно поступил на экономфак МГУ, но в силу какой-то зацикленности я почему-то считал, что мне надо на отделение политэкономии идти. Я недобрал там полбалла проходного, мне предложили поступить на отделение планирования народного хозяйства, я сказал: нет, только политэкономия. Первый год проучился на вечернем, а потом уже, сдав две сессии на пятерочки, был, как говорится, переведен на дневное отделение, поскольку там уже появились вакансии, кто, как говорится, не сумел проучиться год на дневном отделении. Ну, правда, в политэкономии я потом разочаровался и на пятом курсе стал писать уже и курсовую, и диплом по экономике сельского хозяйства. Написал я диплом про... я бы сказал, не экономический, а исторический — про коллективизацию и особенности, как говорится, развития аграрного строя в конце 20-х — начале 30-х годов. Много, кстати, и с архивными материалами работал, встречался с ведущими специалистами по истории коллективизации. В частности, в моей группе учился Андрей Данилов, его отец, Виктор Петрович ДаниловВиктор Данилов — доктор исторических наук, профессор, историк-аграрник, ведущий специалист по истории крестьянства в СССР известнейший историк по коллективизации. И во многом я еще подпитывался личными беседами с ним и с некоторыми его коллегами. И поэтому, когда меня не приняли в аспирантуру экономфака и не приняли на работу на кафедру политэкономии экономического факультета по одним и тем же мотивам: я, оказывается, в студенческие годы был замечен в том, что задавал неправильные вопросы преподавателям и политэкономии, и марксизма, и научного коммунизма, и у меня, как говорится, в учетной карточке, как говорится, были пометочки...
Меня даже чуть из комсомола не исключили за то, что я с коллегами организовал студенческую конференцию, не санкционированную парткомом и комитетом комсомола, под вызывающим названием «Мировая революция». Ну, мы-то имели в виду, что каждый из докладчиков, среди которых был я, расскажет о той революции, которая в мире как бы происходит, научно-технической революции, молодежной революции, сексуальной революции, зеленой революции и так далее, и мы в целом объединили под таким термином зонтичным — «мировая революция». Но в парткоме факультета заволновались и решили, что троцкистская группировка окопалась на экономифаке, и, в общем-то, нас вот хотели исключить из комсомола, но спасибо секретарю комитета ВЛКСМ Сергею ДубининуСергей Дубинин — экономист, первый заместитель министра финансов РФ (1993 – 1994), и. о. министра финансов РФ (январь — октябрь 1994 г.), председатель Центрального банка РФ (1995 – 1998) который добился выговора с занесением в учетную карточку. Поэтому вот не приняли меня в аспирантуру. И когда вместо аспирантуры распределили на кафедру политэкономии, а диплом у меня красный был, вроде компенсации: не взяли в аспирантуру, так вот на ведущую кафедру. А уже в парткоме МГУ скандал возник: как это, человека не берут по идеологическим соображениям в аспирантуру и распределяют на самую идеологическую кафедру одного из самых идеологических факультетов.
Ну, в итоге неправдами я получил бумажку о том, что у меня свободное распределение. Тогдашний декан Михаил Васильевич Солодков Михаил Солодков — экономист, декан экономического факультета МГУ (1965 – 1977) на мою просьбу дать мне просто бумажку, что у меня свободное распределение, несмотря на попытки его заместителей и сотрудников сказать, что не имеем мы право давать человеку бумагу о свободном распределении, когда он распределен на кафедру политэкономии...
Но на кафедру меня не брали на работу, свободное распределение не давали, и в итоге Михаил Васильевич Солодков нарушил все правила и подписал бумагу. Мне ее хватило для того, чтобы устроиться в Экономический институт Госплана СССР, и я вот, оборачиваясь назад, вижу, что это было, так сказать, в неком смысле судьбоносное решение. Не дай бог, если бы я остался на кафедре политэкономии. Может, правда, я тогда бы встретился раньше с Ярославом КузьминовымЯрослав Кузьминов — экономист, основатель и ректор Национального исследовательского университета — Высшей школы экономики и поучаствовал непосредственно в создании университета — Высшей школы экономики, примкнул к этому коллективу чуть позже, чем он был создан, хотя, так сказать, при мне как члене правительства подписывалось постановление о создании этого университета. Ну, тем не менее работа в системе Госплана, она позволила мне взглянуть на многие вещи, что называется, в реальном таком измерении, не по учебникам. Кстати, на экономфаке мы в том числе, кроме вот этой конференции «Мировая революция», задавали неудобные вопросы. В частности, мы вдруг обнаружили, что во втором томе «Капитала» в формулах воспроизводства Карла Маркса допущена математическая ошибка, ну, арифметическая, можно даже сказать, потому что там несложные формулы расчета. Я помню, как наш профессор в ответ на попытки обсудить с ним, так это или не так, вместо того чтобы, как говорится, вникнуть и позвать, может быть, экономистов-математиков, сказал, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Это же Маркс! А мы вот пытались подорвать авторитет.
В Институте Госплана сразу молодые научные сотрудники, младшие даже научные сотрудники включались в реальную работу по заказам Госплана и даже ЦК КПСС, я в то время стал хаживать и на Старую площадь, в экономический отдел. Получали мы такие заказы к съезду, не продовольственные в смысле заказы, а поручения такие. В частности, речь шла о том, чтобы придумать какие-нибудь рекомендации там для решений съездов, как бы, не тратя больших денег, улучшить жизнь советских людей. И надо сказать, что мы напряженно думали, вспоминали историю, и в частности, вот я хорошо помню, одна из идей, которая прошла и которую, как мне кажется, именно мы предложили. Мы вспомнили рассказы Гиляровского, вспомнили рассказы о том, что рюмочные были в Москве, и предложили возобновить этот бизнес и открыть рюмочные. Их открыли, кстати сказать. Недалеко от Госплана была, в том переулочке, где сейчас боковой вход на новую сцену Большого театра, там была одна из первых рюмочных восстановлена. Ну, я напомню, что в России дореволюционной в рюмочной не только можно было выпить, но еще ткнуть вилкой в кадку с грибочками или огурцами — это бесплатная закуска была. Вот этого нам не удалось добиться, чтобы вот закуска была бесплатной, хотя мы считали, что это важный фактор борьбы с алкоголизмом. Если будут выпивать хотя бы по 30 грамм или 50, но закусывать, то вреда будет меньше для здоровья. Ну, безусловно, были и, так сказать, другие сюжеты.
Александр Шохин о защите кандидатской диссертации
Кстати сказать, был очень интересный сюжет, когда я защищал кандидатскую диссертацию, у меня тема была связана со сбережениями населения, и основная идея заключалась в том, чтобы через такие принудительные накопления населения оценить инфляцию. То есть люди не могут купить соответствующие товары, и накапливают не только потому, что они, как говорится, хотят купить какие-то товары длительного пользования, на другие цели потратить в будущем, а потому что они ищут этот товар в условиях дефицита. И вот эти сбережения частично являются оборотной стороной инфляции, которая официальной статистикой не улавливается. То есть дооценка индексов цен через вот эти вот принудительные избыточные сбережения в качестве вот этой реальной дооценки инфляции. Оказалось, что тема закрытая. У меня на тот момент не было допуска. И было принято решение, что такая тема должна быть закрытой. Возникла коллизия: может ли соискатель степени быть допущен к защите диссертации. Ну, как-то в ускоренном порядке я допуск получил, диссертацию защитил.
Александр Шохин о работе в Научно-исследовательском институте труда
Ушел вместе со своим научным руководителем в Институт труда, стал заведующим сектором. Кстати, заведовал я сектором управления трудом, потом социально-экономических проблем труда, или наоборот, не помню. А вот соседним сектором заведовал Григорий Явлинский Григорий Явлинский — заместитель председателя Совета министров СССР (1990), соавтор проекта реформирования экономики «400 дней», позднее «500 дней», лидер партии «Яблоко» (1993 – 2008) То есть в Институте труда, как и во многих других институтах, даже вот при госучреждениях — Госплан, Госкомтруд, вообще-то, в принципе, экономическая мысль билась достаточно энергично. И, кстати, в Институте Госплана, там же многие впоследствии академики вышли оттуда, и на серьезных разработках — межотраслевого баланса, математических моделей — получали государственные премии, становились академиками и так далее.
Александр Шохин о научной карьере
Правда, в НИИ труда я поработал недолго, и, решив сделать научную карьеру, я с понижением даже в статусе, в старшие научные сотрудники ушел в Центральный экана... экономико-математический институт, в отдел народнохозяйственного прогнозирования, который затем транс... превратился в самостоятельный институт — Институт народнохозяйственного прогнозирования. Руководителями были там академик АнчишкинАлександр Анчишкин — экономист, академик АН СССР , затем академик ЯременкоЮрий Яременко — экономист, академик РАН , сейчас академик ИвантерВиктор Ивантер — экономист, член-корреспондент РАН директором института работает. И вот основное занятие у нас было и в соответствующем отделе ЦЭМИ, и затем в Институте народнохозяйственного прогнозирования — работа у меня конкретно и меня и у коллеги Егора ГайдараЕгор Гайдар — первый заместитель председателя правительства РФ (март — декабрь 1992 г.), и. о. премьер-министра РФ (июнь — декабрь 1992 г.), автор российской экономической реформы была работа по сведению в сводных томах, так сказать, ответственные были за сводные тома комплексной программы научно-технического прогресса и его социально-экономических последствий на 20 лет. Последняя программа, в которой мы участвовали на свободных работах, это была программа, рассчитанная до 2005 года, в 80-м... где-то, в каком году... в 86-м мы ее, по-моему, сдали, то есть это 1985–2005 год. Ну, впоследствии, конечно, так сказать, было приятно осознавать, что ответственности за такие стратегические документы не несешь. Я думаю, что и сейчас многие пишущие стратегические документы, так сказать, исходят из того, что, так сказать, им отвечать за их последствия не надо. Но самое главное, что родилось тогда: что те, кто пишут программы, должны их и реализовывать. Вот это ощущение того, что нельзя писать для дяди какие-то документы, у меня возникло именно тогда.
Потом у меня был боковой сюжет: я по приглашению Эдуарда ШеварднадзеЭдуард Шеварднадзе — член Политбюро ЦК КПСС (1985 – 1990) министр иностранных дел СССР (1985 – 1990), президент Грузии (1995 – 2003) ушел даже не в МИД, а ушел к нему персональным советником по вопросам советской же экономики. И пошел, как говорится, не потому, что очень хотелось как бы уйти из науки, а потому что... ну, скажем так, хотелось получить доступ к другому срезу информации. Меня, на самом деле, купил Эдуард Шеварднадзе именно этим. Когда я в разговоре с ним отказывался от этого лестного предложения и говорил о том, что я не хочу в бюрократической системе работать, что мне надо докторскую защитить, что, так сказать, готов консультировать на расстоянии вместе со своими коллегами, приходить там лекции читать, рассказывать, а он сказал: «А как же вы будете консультировать, если у вас не будет доступа к документам?». А доступ к таким документам, которые рассматриваются на Политбюро, можно дать только человеку с допуском соответствующим. И вот здесь, как говорится, он меня убедил в том, что это интересно — поработать на этом уровне. И действительно, я имел доступ к материалам Политбюро, и те из них, естественно, которые касались, ну, скажем так, очередного этапа реформирования советской экономики, я им писал какие-то... ну, даже уже вначале какие-то просто предложения, а затем уже и прямые тексты, как говорится, выступления члена Политбюро Эдуарда Шеварднадзе при обсуждении этих вопросов. Конечно, это был очень интересный период жизни, когда, как говорится, я работал хоть и в МИДе, и даже дослужился до позиции чрезвычайного и полномочного посла первого класса, за те четыре года, что там проработал, но в основном это было мои... мое поле деятельности было связано с экспертизой документов, которые готовились на обсуждение на уровне Политбюро.
