Для чего кремлевскому протокольщику руки?

 

Главный церемониймейстер Кремля раскрыл «МК» тайны профессии 

Владимир Николаевич Шевченко — человек уникальный. Один из тех, про кого говорят: «Таких больше не делают». Фактически, «отец» современного кремлевского протокола, он работал с Михаилом Горбачевым, к нему прислушивался Борис Ельцин, он был советником Владимира Путина. Шевченко как никто другой знает, что дарить президентам, какую рубашку надеть к англичанам и каким должно быть отношение к бывшему главе государства. В этом году Владимиру Николаевичу исполнилось 75 лет, а недавно вышел указ о награждении его орденом Александра Невского. «МК» встретился с легендарным шефом президентского протокола.

 

«Один шоу-бизнес в наградах!»

- Вы получаете уже не первый орден в Кремле. Церемония вручения госнаград должна бы быть одной из самых ярких и впечатляющих. Но они повторяются так часто и награждаемых так много, что эти церемонии уже друг от друга не отличаются. Как этого избежать?

- Мы в свое время не брали так много награжденных. Мы брали 25-30, не больше. Тогда мероприятие проходит в более теплой обстановке, не затягивается. Что-то придумать такое, чтобы одна церемония отличалась от другой, очень сложно. Надо целую церемониальную постановочную группу брать, а нужно ли это? Церемония взята со времен, скорее, советских. Потому что в царское время, когда получали высокие ордена, как правило, царь-батюшка вручал их сам и происходило это индивидуально.

- Но царь-батюшка их и дояркам с трактористами не вручал…

- Это понятно. Но в советское время и дояркам, и трактористам вручали. Сейчас самое печальное, что у нас среди награжденных в основном шоу-бизнес. Если взять историю, я не знаю другой страны, где бы так было. Франция, быть может. У французов богема награждается, а у американцев, например, этого нет вообще. Представьте себе, Майкл Джексон получил орден из рук Обамы!

- Зато Элтона Джона возвели в рыцарство.

- Сэры-пэры – это все другое. И их единицы. А у нас практически весь шоу-бизнес – всенародные и всезаслуженные. Я ничего против этого не имею, но у них в своем кругу достаточно много своих премий – Грэмми, Эмми, Оскар. И признание идет, как правило, по количеству выпущенных дисков. Если он пользуется популярностью, зачем ему присваивать «народного», он и так народный. Что касается церемонии, там есть и представители рабочего класса, и агропромышленного комплекса, и нефтяники, и успешные бизнесмены, интересные руководители всевозможных ассоциаций, которые не являются государственными. Наверно, это правильно. Когда составляется список (указов же выходит довольно много, но проводят церемонию раз в месяц-полтора), отбирают более значимые награды, остальные вручают в министерствах и ведомствах, в администрации президента, регионах и компаниях.

Как раньше было? Раньше награжденных в советское время было много, но в самом Кремле вручались единицы. А в основном это происходило в областях, краях, республиках. На месте от имени Верховного совета вручал или первый секретарь обкома партии, или председатель облисполкома.

- Может быть это и правильно? Я видела один из последних указов о награждении – 20 страниц – страшно представить все это количество людей в Кремле. На фоне тех же артистов теряется человек, совершивших действительно геройский поступок – девочка, прикрывшая своим телом брата от пуль…

- Если есть герой или наш заслуженный ученый, человек, который внес большой вклад в науку, он и должен быть на церемонии. 30-35 человек достаточно, чтобы можно было красиво обыграть, рассказать о людях. Если в списке 120 человек, то это просто поток: «На, возьми награду. Следующий!». Ни слова сказать о награжденном, ни ему ответное дать.

- А нужно ли церемонии проводить раз в месяц, или лучше реже?

- Реже тоже неправильно - в январе вышел указ, а вручать в мае. Человек уже будет думать, а был ли орден. Обмыть орден, пока его на руках нет, по старой русской традиции тоже не получится.

- У нас есть еще теоретически самая значимая церемония – вручение госпремий, которое проводится 12 июня, на День России. Всего 10 человек, она самая торжественная. Но лично мне каждый раз очень сложно объяснить, чем она отличается от обычного вручения госнаград.

- Но вы же видите, что церемония вручения госпремий очень отличается. Проносят ордена сначала, потом рассказывают о каждом из награжденных, пока они проходят по всему залу. Раньше награжденных вообще было пять.

- Нужно ли еще какое-то внешнее подчеркивание отличия этой церемонии, допустим, для человека, который просто смотрит телевизор?

- По картинке это уже вопрос к специалистам-телевизионщикам. Нормально расставить камеры, взять ракурс. Тем более, эта церемония довольно красивая, если ее показывать полностью. Отрывочно, когда все знаки вынесены, стоит президент у трибуны и говорит, конечно, она не будет внешне ничем отличаться. Но и телевизионщиков можно понять – у них ограничение по времени. А 8-10 награжденных проходят минут 40-45. И из одной и из второй церемонии можно сделать действительно торжественную картинку. Чисто протокольно они отработаны неплохо.

 

«Ельцин запретил что-то делать без согласования со мной» 

- Вы несколько лет бились за создание у нас центров исторического наследия бывших президентов и сейчас создается центр первого президента Бориса Ельцина в Екатеринбурге...

- Когда готовился закон об исторических центрах президентов, я побывал в трех американских центрах – Рейгана, Буша-старшего и Клинтона. Я их посмотрел – немножко крыша поехала от того, что там сделано. Но любопытно, что во всех центрах мне говорили одно и то же: какой бы ни был у нас президент – был Уотергейт у Никсона, был болен Рузвельт, были проблемы и у других президентов, связанные и с алкоголем, и с немножко ненормальной жизнью – но мы его избирали. Претензии к ЦИКу там не предъявляют. Я еще с Горбачевым присутствовал на подписании договора о сокращении вооружений в Белом доме, когда пришло пять президентов. Диктор объявляет: «Президент США Никсон. Президент США Форд. Президент США Картер, Рейган, Буш». Всем аплодируют, они все встают в одну линию и садятся вместе. Это, конечно, очень здорово. Они действительно взяли под государственный контроль создание этих исторических центров. Создают их и на деньги спонсоров, и государственные.

Уже практически в течение двух лет после ухода президента с поста, открываются эти центры – как правило, там, где он начинал свою деятельность. Их называют библиотеками – они состоят из музейной части, из архивной и исследовательской. Ты идешь по этой библиотеке и можешь проследить всю жизнь президента – как он познакомился с женой, какие у них дети, какие игрушки, как жили. Построен в натуральном виде кусочек кафе, где Рейган встретился с Нэнси и сделал ей предложение. Полно народу, много детей приходит. Эксукрсоводы рассказывают про жизнь президента и одновременно показывает, что страна делала именно в этот период.

- И никто не воспринимает это как культ личности?

- Нет, конечно.

- У вас в Екатеринбурге получается что-то похожее?

- Сейчас хвастаться не буду, поживем-увидим. Но думаю, что мы сделаем по крайней мере с технической точки зрения не хуже, а даже лучше. Если все будет нормально, то в октябре-ноябре его откроем. Там будет много интерактивности, современных вещей, связанных с масс-медиа – интересный будет музей в этом отношении. В 2015 году планируем открыть филиал этого центра на Малой Никитской.

Это же воспитание. У американцев, конечно, двойные стандарты. Но попробуйте вы в Америке сказать аналогичное «путинскому правлению», «кровавому режиму» об Обаме – вас же моментально повяжут и посадят. И все будут с этим считаться.

- Другое отношение? Президент воспринимается, скорее, как институт, а не как личность?

- Он не может восприниматься как институт, он, конечно, воспринимается как личность. И в историю из почти 50 президентов вошли немногие.

- Но центры-то есть почти у всех. Отметился президент в истории или не отметился.

- У нас одна беда была – Ленин плохой, Сталин плохой, Хрущев плохой. Горбачев тоже оказался плохим, Ельцин – опять плохой, Путин - плохой, Медведев тоже плохой. Может, это наше чисто русское? Почему так? Я, конечно, рылся в истории, на царя тоже давили и было кому давить, и выступающие против царского режима были. У нас очень мало ответственности. Вот что плохо. А сколько на моих глазах прошло людей, которым давалась власть! Которые приходили на большие должности, которым предлагалась эта власть. Но лучше сидеть и говорить, что все плохо, а вот взять и сделать, чтобы было хорошо – у нас временами не хватает.

- Может, просто многие боятся занять этот пост и совершить ошибки, за которые их будут потом укорять всю жизнь и даже после смерти?

- Это естественно. Я, конечно, ужасно не уважаю таких людей и они встречались на моем пути. «Будешь этим?» - «Буду» - «Будешь этим?» - «Буду». И он везде будет. А вот когда уже до верхнего «будешь» доходит - оказывается, не будет. Мне Ельцин раз пять такое заявление делал: «Шевченко надо повышать». Я ему отвечал: «Борис Николаевич, я вам надоел уже?». Он отвечал: «Ну все уже выросли, а ты все ходишь».

- Кем предлагал быть?

- Я дальше не давал ему развивать эту тему. Я устраиваю вас на этой должности? Тогда оставьте меня, пожалуйста, потому что это мое дело и я буду его делать. Но если бы мне даже предложили министра, допустим, я бы еще подумал – пойти или нет. Потому что это надо полностью проиграть, посмотреть, смогу ли я, хватит ли у меня потенциала.

- Вы уводили разговор в сторону, потому что вас устраивало быть там, где находитесь, или просто конкретного ничего не звучало?

- Меня, конечно, устраивало в том варианте, который был. Мне было с Ельциным легко работать, потому что у меня с ним был прямой контакт. Я не получал указаний от кого-то, я получал указания от него. Я мог, даже будучи за границей, взять телефон, позвонить ему и сказать: «Борис Николаевич, не получается». А он в ответ: «Ну скажи им, если не получается, то мы не приедем».

- Вы, наверно, были единственным шефом протокола, который настолько был вхож в кабинет к начальнику. По вашему опыту, для работы это нужно? Или президенту достаточно компьютера с рабочим графиком на день и адъютанта для того, чтобы в нем ориентироваться?

- Конечно, нужно. В наше время, правда, не было таких компьютерных программ. Но знаете, я в свое время встретился с шефом протокола Госдепа, мадам Рузвельт – это внучка того Рузвельта, не военного, а еще 1900-х годов. Она мне сказала: «Владимир, если хочешь быть хорошим шефом протокола, получай указания только из первых рук. И добивайся того, что ты можешь в любое время, если тебя протокольно что-то не устраивает, войти и спросить у начальника. Тогда проколов не будет». Это было еще во времена, когда мы готовили визит Горбачева. И я с того момента поставил себе цель . Почему и Горбачев, и Ельцин готовы были пойти на сближение: я никогда не лез в чужие дела. Я никогда не комментировал хороший человек, плохой. Но и в свою работу я никого не пускал.

Раньше, когда бы какая передовая группа ни приезжала, во-первых я ее принимал сам, не доверял никому. И на подготовку в принимающую страну летел только сам. Я не мог себе представить, что кто-то мне будет говорить: «Здесь надо повернуть, здесь нет». Борис Николаевич запретил какие-то движения делать без согласования со мной. Я уезжал на подготовку визита с уже готовой программой в кармане. Просто мне нужно было самому ногами пройти маршрут, чтобы сделать какие-то уточнения.

 

«Клинтон не доверял своей охране»

- Программу зарубежного визита вам приходится согласовывать с протоколом принимающей стороны...

- Когда приезжаем, садимся стенка на стенку. Вот протокол у меня, пресс-служба – мне повезло работать с Алексеем Алексеевичем Громовым (бывший пресс-секретарь президента, сейчас — первый замглавы кремлевской администрации —В.П.). У меня из ФСО генерал, из спецсвязи генерал. Мы вместе с ними обговариваем программу, едем вместе смотрим, а потом я им говорю: «Ребят, а теперь идите и считайте, сколько надо пистолетов, где проезды, но мне принесите точную выверку маршрута». Чтобы нигде не было опозданий, чтобы можно было закрывать движение в Америке или в Англии. Я знаю, что от резиденции до места, где мы живем – их службы мне говорят, а наши проверяют – 15 минут. Мы в эти 15 минут укладываемся. У нас нигде никогда не было никаких опозданий. Это же как карточный домик – в одном месте не сложилось, заваливается все. Программа шла точно по графику.

Перед отъездом опять собираемся, уточняем. Они, допустим, говорят, нам вот это надо решить, это. Я им говорю, хорошо, возвращаемся, через два дня из Москвы получите телеграммы, мы все утрясаем. Также я их и здесь принимал.

- Бывают же откровенно вредные протоколисты – французы славятся неуступчивостью, с венесуэльцами, говорят, трудно, китайцы всегда стремятся побольше народу протащить на мероприятие. Как такие моменты решались? Вы с ужасом едете во Францию, например, понимая уже, что просто не будет? Были ли какие-то алгоритмы?

- Алгоритмы были. Если мы приезжали к ним и случалась какая-то история, я думал, ну ладно, вы ж ко мне приедете, я ж буду себя вести так же. Мучения с французами вы правильно подметили – это что-то! Это не так, это туда, это сюда. А у моего же шефа еще проблема была со здоровьем – лестницы, например, пройти трудно. Они: «Ну что вы! Лестницу не пройти нельзя – это нарушение протокола!». Ну я говорю: «Из каждого правила же есть исключения». Вот так вот с ними мучились. И тут 1995 год, 50-летие Великой Победы. Порядка 67 глав государств. Приезжают ко мне французы, попросились сильно заранее, месяца за три. Думаю, что-то не то. Приезжают притихшие: «Владимир Николаевич, нас провезли по точкам, спасибо, но мы не пройдем. У нас проблема» (на тот момент Франсуа Миттеран был сильно болен и передвигался с большим трудом — В.П.). Я им говорю: «А вы не помните моих проблем? И чего это стоило? Но у нас, россиян, по-другому. На руках носить будем там, где он не пройдет». Глаза у них заблестели.

Выходим на прием, регламент выступления — 7-8 минут. Борис Николаевич в этом плане был удивительный человек. Я всегда садился так, чтобы он видел меня — у нас были отработаны движения, знаки свои. Он мне показывает, подойди, мол. Хлопает по часам: «Время!». Я: «Борис Николаевич, что я могу сделать — не могу же я Миттерана за фалду взять и сказать, чтобы заканчивал». Он мне: «Да ты все можешь!». Отошел. Еще минут семь проходит. Я знаю, что сейчас будет то же самое, но уже думаю, как бы мне его убедить, чтобы не нервничал. Я подтягиваю поближе переводчика, говорю тому: «Слово в слово все переводи!». А шефу: «Борис Николаевич, вслушайтесь в его речь». Он так посмотрел на меня: «Ну ладно!». Миттеран говорил 37 минут. Он прощался. Он поймал момент, когда собрались все лидеры, понимал, что другого такого случая не будет. Примерно через месяц мы поехали его хоронить.

После этого, вы не поверите — я приезжал во Францию, все двери раскрывались, всегда шли навстречу. Как аукнется, так и откликнется. Опоздали мы — жди опозданий с той стороны.

- Но если что-то нехорошее с их стороны, не всегда мы отвечаем. Не воспринимается ли это как наша слабость?

- В любом случае, нужно тут же реагировать. Если у нас что-то не получалось, мы до большого скандала, конечно, не доводили, но все недоработки я тут же выкладывал послу, а посол в МИД отправлял соответствующее письмо, что так не принято, мы тоже можем подготовить ответный вариант. Когда визит уже начинается на уровне госсекретаря или министра еще можно дать ответ. Но на уровне главы государства это уже нехорошо. Если мы даем согласие на прием, значит, мы соглашаемся с его присутствием и вставлять палки в колеса — это мелочно. Найдите, как сказать, что вас не устраивает. Борис Николаевич мог и сразу своему коллеге сказать, если видел, что я заведен и что-то идет не так.

Зарубежные лидеры иногда нас даже более дружелюбно воспринимали, чем свои службы. Например, Клинтон очень долгое время относился с недоверием к своей службе охраны. Не любил он их, или работа не сложилась. Даже был случай: когда мы подарили ему фарфоровую статуэтку саксофониста, он ее передал мне со словами: «Владимир, держи, а то мои могут ее разбить». Я себе и представить не мог, чтобы Борис Николаевич сказал, что его охранники что-то разобьют. Он им голову открутит, и все.

- Делегации все-таки можно устроить «хорошую» жизнь и не выходя за рамки протокола показать свое недовольство. Например, отправить встречать у трапа самолета чиновников не по статусу, или наоборот, вне всякого протокола бывало, что у трапа встречал сам президент.

- У меня было все расписано, кто кого встречает. У нас по традиции президент никого не встречает. Он мог сделать это в исключительных случаях. Например, во время визита королевы Великобритании. А так это уровень премьера или вице-премьера. И это все обговаривается. У меня была памятка, в которых было все расписано. Переведена на английский, французский, китайский и испанский язык. Но если там написано одно, а делается другое — это, естественно, неуважение. Здесь нужно заблаговременно ставить в известность, что по таким-то обстоятельствам должностное лицо, которое должно было вас встречать будет заменено на другое. Это требования протокольного этикета. Правда, сейчас протокол становится более гибким и неформальным.

- Это хорошо или плохо?

- Если заблаговременно все описывать и предупреждать — хорошо. А если это сумбур — то плохо. Начинается сразу: его встретили, меня — нет. Все ведь просчитывается. Дипломаты тут же все это пишут. Если кого-то у нас встречают, а предстоящий визит — у соседа, пишут — у нас сейчас было то-то и так-то.

- Мне казалось, что раньше использование протокола в дипломатии было очень распространено, сейчас разве что какие-то случаи с памятниками — они могут стать и причиной скандала, и даже отмены визита...

- Отмечается это все. У меня, например, как было: я действовал через посольство, через МИД. Без МИДа я практически ничего не делал. Я у посольств спрашивал — как у них записано: кто, где встречает, где запасные аэродромы, где основные. Многое, конечно, упрощается. Появились встречи без галстуков, например.

Сейчас во всем мире протокол унифицируется. Это раньше были визиты по 12-14 дней, потому что глава государства это мог себе позволить — не так часто ездили. Никита Сергеевич Хрущев в этом плане рекорды ставил: в Америке он был дней 14, в Индии на слонах катались дней 11-12. Сейчас уже темп жизни такой, что глава любого государства может себе позволить только 2-3 дня на поездку, а то и меньше. Раньше государственный визит к нам, помимо Москвы, обязательно включал посещение двух-трех территорий. Мы их называли «заезженные». Культурная столица — Ленинград, героическая — Волгоград. Ну и по интересам кто-то просился в одну из областей. Екатеринбург был частью пролета — приземлялись, если дальний перелет в сторону Дальнего Востока. Почему появились встречи без галстуков — чтобы все почувствовали себя более свободно.

- Кстати, вы были одним из инициаторов их введения. А есть ли протокол у встреч без галстуков?

- Это чаще всего на «восьмерках» происходит. Первый день собрались, первое заседание провели, а потом, как правило, встреча на природе и без галстука.

- На «Больших восьмерках» она даже в программе обозначается.

- Конечно, чтобы не было неожиданностью — было во что переодеться.

- А кто более свободный формат предлагает во время двустороннего визита?

- Здесь особенности. Ни у Бориса Николаевича, ни у Михаила Сергеевича не было возможности принимать так свободно — места в резиденции было мало. Было Завидово — но поездка туда заблаговременно обговаривалась и была, как правило, либо во время просто визита, либо рабочего визита. В рамках государственных визитов таких встреч без галстуков, конечно, не проводилось.

- Несомненно, сложно представить себе такую встречу в самой торжественной резиденции — Кремле.

- Потому и выезжали. Пишут часто — вот, охотились в Завидово. Но не могу сказать, что были особые любители пострелять, в некоторых странах охота вообще запрещена. Поэтому чаще это были прогулки по лесу, катания на катерах, в пруду можно рыбу было половить.

Сейчас неформальные встречи можно проводить в резиденциях и у президента, и у премьера — там есть простор, есть где прогуляться.

- Заранее встреча без галстука обговаривается? Или просто два лидера решают их снять в один прекрасный момент?

- Обязательно. Такого чтоб сели и поехали нет. Предлагают поездку в Завидово, например, конечно, с нашей стороны.

 

«Ельцин мог сказать министру: «Ты чего так вырядился?»

- Во время зарубежных визитов принято обмениваться подарками. Набор подарков определенный – если раньше была Гжель, то сейчас ЛФЗ, народные промыслы, картины. Американцы же могут подарить копеечный подарок, но со смыслом – кабачок какой-нибудь. А тут мы со своим кубачинским серебром. Как поступали в таких нестандартных ситуациях? Разыскивали в срочном порядке ответный кабачок?

- Ни в коем случае! У каждой страны есть понятие своих символов. Во время первых визитов в Америку они нас забрасывали мелочевкой – ручка, но с автографом Рейгана или американским флагом. Охранники менялись наручниками. Точнее, нашим дарили наручники с их эмблемами. Но это между собой. Американцы тоже делали набор подарков в зависимости от места, где встречались. Если это в Калифорнии, значит, будет что-то калифорнийское.

- Вино, например.

- Вино как раз никто не дарил. Это у нас в советское время была банка черной икры и бутылка водки в матрешке. Они могли подарить ковбойскую шляпу, сапоги, портмоне из кожи крокодила, что-то сделанное индейцами. Японцы и южнокорейцы дарили технику – магнитофончик, фены. В принципе, то же самое делали мы – у них свои промыслы, у нас свои. Сейчас, конечно, есть предприятия, которые могут сделать что угодно – только закажи. Появились новые технологии. Но когда идет подбор подарков для главы государства и первой пятерки его сопровождения, включается вариант изучения интересов.

- То есть уже везут не стандартный презент, а персональный?

- Да. Визиты готовится могут и год, и полтора. Скоротечные - «давай, встретимся» - случаются редко. И они, как правило, рабочие, там уже не до сувениров. Изучают, чем интересуется руководитель. То же киргизское седло (его дарили Рональду Рейгану — В.П.) – я бы никогда не додумался до него, если бы не пришел в Овальный кабинет, а там везде стоят маленькие седла, ковбойские шляпки, фигурки лошадей. Если ты попал с сувениром, получаешь благодарственное письмо оттуда.

- Наверно, и переговоры после удачного сувенира идут проще.

- При вручении сувениров есть два варианта: открытый и закрытый, через протокол. Во втором случае мы можем вскрыть подарок, когда уже уехали. Обмен подарками как правило происходит уже после встречи тет-а-тет или после вечернего приема. Конечно, настроение повышается, когда угадал с интересом.

Честно говоря, я не знаю, изучали ли так же наши зарубежные коллеги интересы наших руководителей – Горбачева и Ельцина. В руках подарки не держал, они сдавались в охрану. Я изучал реакцию на то, что мы делали. Это интересно. Это очень кропотливая и тонкая работа – не попасть в мелочевку, не сунуть Гжель туда, где выпускается мейсенский фарфор, а именно сделать приятное. Главное, не увлекаться хобби. Когда ставишь главным критерием для подарка хобби – тут и попадаешь. Когда я был в архиве хранилища подарков Рейгану, я ошалел от количества ковбойских шляп и тому подобное. То же самое, если прийти к Борису Николаевичу, это будет энное количество ракеток, машин для подачи мячей и кепок.

- Как у Путина - целый гардероб одежды для дзюдо.

- Это уже называется перебор. Я понимаю, в той же Японии ему подарили костюм для дзюдо или почетный пояс. В других случаях это лишнее. Это говорит о том, что подбиравший подарок исходил из принципа: «А, ну есть у него такое хобби, давай, подарим».

Есть еще и отношение нашего руководителя к каким-то промыслам. Например, Борис Николаевич, сам хоть и с Урала, но без большого восторга относился к подносам из Жостово, просил убрать. Каслинское литье – оно тяжелое и дорогое. У президента тоже есть свои личные предпочтения. Ельцин любил книги, поэтому Шираку мы дарили полное собрание сочинений Пушкина на русском языке – он сам в студенчестве увлекался переводом Пушкина на французский язык. К маркам Ельцин хорошо относился. Если в сферу интересов его коллеги входили марки, их тоже могли выбрать. Так что подарки должны обязательно соприкасаться с интересами нашего президента. Чтобы когда он дарит, например, в открытом варианте, сам, он мог рассказать о подарке. Когда королеве дарили тульский самовар, он рассказывал, для чего у самовара труба. При Горбачеве на ура шли часы с надписью «Перестройка». Они стоили рублей 10-12, но воспринимались очень хорошо. В один из приездов американцы в ответ сделали часы-будильник с российским и советским флагом.

- Кстати, считается, что часы не принято дарить пожилым людям. В мусульманские страны не стоит везти изображения людей и животных. Это тоже учитывалось?

- Обязательно. Начиная от цвета подарка, цвета платья, которое наденет супруга – все делалось для того, чтобы ненароком не попасть в цветовую гамму, которая у них не принята или вручить цветы, которые у них лежат на кладбище – а мы их дарим.

- Тем не менее, случился прокол со шляпкой Людмилы Путиной – поля ее головного убора были шире полей шляпы королевы, что считается грубым нарушением дворцового этикета. Была история с платьем Карлы Бруни, которая не надела нижнего белья.

- Это виноват протокол. Во время подготовки поездки обязательно изучаются эти вещи. Например, для встречи Раисы Максимовны с королевой тоже требовалась шляпка. Мы делали запрос в посольство – дайте нам фотографии, какие шляпы там вообще надевают. Я всегда не стесняясь, говорил: «Дайте мне знать, в чем будет одета ваша супруга». Чтобы не быть в платьях одинакового цвета. В выяснении этого нет ничего зазорного. Тогда и таких моментов не будет.

- Сейчас, по-моему, к этому относятся много проще. Ангела Меркель вообще едва ли не в одном и том же костюме ходит, меняется только цвет пиджака. Я не помню, чтобы она в платье хоть раз появилась.

- Я никогда не осуждаю женщин по одной причине – она сама себя, наверно, видит в платье плохо и работает на костюме. Например, Барбара Буш – это уникальная женщина, я таких не встречал по своей семье и близким. Ее разве что можно с Наиной Иосифовной сравнить. Вот у нее был пиджак, который все называли «бабушка Буш» - буклированный такой, Шанель. Она его все время и носила, только цвета меняла. То же самое и Меркель. Это ее имидж. Правда, такие вольности может себе позволить женщина-глава государства. Но этого нельзя супруге президента – она должна строже следовать этикету.

- А если брать мужскую одежду – она ведь тоже стала много проще, уже ведь нет такого внимания, лаковые ботинки или матовые, например.

- С введением встреч без галстуков, неформальных каждый может одеться так, как ему нравится. Но деловая встреча – только темный костюм, если ты не в Африке. Под костюм ботинки черные, носки черные, ремень на брюках тоже черный. Если ты оденешь коричневые туфли с черным ремнем, то тебя в нормальном обществе просто засмеют. Все должно быть в тон. Другое дело, вы правы - рубашка может быть и голубой, и белой, уже проще.

Борис Николаевич в этом плане очень внимателен был. Он мог министру сказать: «Ты чего так вырядился? Брюки неглаженые!». Он очень внимательно следил за своей внешностью и остальные за ним подтягивались. Владимир Владимирович прекрасно одевается. Не знаю, кто у него стилист, но у него всегда все в порядке. Даже в спортивном варианте все прекрасно подобрано. Но у отдельных наших товарищей может все плясать наоборот. Могут не следить за слишком высоким воротником. Галстук не всякий надевает тот, что идет. Я бы посоветовал сейчас, когда много литературы, много хороших стилистов, если занял пост – пригласи протоколиста, который в этом деле соображает, или стилиста. Они могут подсказать, подобрать индивидуальную цветовую гамму. У англичан, шведов например, по этикету предпочтительна рубашка с запонками. Американцы носят полосатый галстук. Ты становишься публичным человеком, значит просто обязан следить за собой – лишний раз сходить в парикмахерскую, протереть лицо кремом. В этом нет ничего зазорного. У нас два президента – Борис Николаевич и Владимир Владимирович в том, что касается внешнего вида мастера.

 

«Протоколистку в сапогах я просто выгонял!»

 

 

- Как учат протокольщиков? У нас же нет, по-моему, такой специализации как «протокольщик Кремля»?

- В МИДе читается небольшой курс. Мы создали Ассоциацию сотрудников протокола. Раз в год проводим мастер-классы для представителей областей, республик, из больших концернов. Я благодарен судьбе, что начиная с 1995-96 года многие наши банки, компании этим вопросом заинтересовались и сейчас службы протоколов есть практически везде. У всех губернаторов, в компаниях.

- Есть же отличия бизнес-протокола от МИДовского и кремлевского. Нужно ли специально готовить специалистов для Кремля?

- Здесь все зависит от руководителя. Я, например, проводил мастер-классы и среди своих. Привлекали ребят из Белого дома и из МИДа, и вместе готовились, чтобы не выбиваться из колеи.

- С японскими протокольщиками договариваться непросто. Зато у них есть конкурсы, где они демонстрируют, например, синхронность движений – это не меньше впечатляет, чем развод пеших и конных протоколов в Кремле. Почему у нас такого нет? Такого значения не придается профессии?

- У японцев движения, поклоны это, скорее, традиция. Честно говоря, не дошли мы еще до этого. Надо будет подумать. Может, нам это и не надо.

- Отчего же? Есть ведь у нас традиция во время двустороннего подписания документов – стоят по обе стороны стола два наших протокольщика, протягивают папку с документом для подписания, промакивают пресс-папье, когда лидеры поставят подпись… То же упражнение на синхронность.

- Такие вещи, конечно, надо обязательно репетировать. Я со своими это все подмечал. Бывало, у нас протоколистка приходит в сапогах – просто выгонял. Или огромную сумку на плече тащит. У протоколиста руки должны быть свободны. Дресс-код обязательным был для протокола. Нужно воспитывать одно: пришел, посмотрел – не попал в цвет, еще во что-то – быстренько смотался. Чтобы на тебя никто пальцем не показывал.

- Для чего протокольщику руки? Для условных сигналов с начальником? Есть какая-то особая система?

- Сигналы сами собой сложились. Руки должны быть свободны, потому что в любой момент президент может подозвать, чтобы передать папку, еще какой-то предмет.

 

Виктория Приходько

"Московский комсомолец"