Пока одни ужасались разлому и разладу в стране в 1990-е, а другие на всем этом наживались, кинорежиссер Александр Сокуров снимал фильмы, которые принесли ему мировую известность, читал курс мировой истории президенту Ельцину и верил в справедливое завтра.

 

Российская газета: Александр Николаевич, скажите, пожалуйста, первый президент России Борис Ельцин сам попросил вас, историка по первому образованию, преподать ему данный курс?

 

Александр Сокуров: Борис Николаевич не стеснялся признаваться, что ему не хватает общегуманитарного образования. Как не скрывал и желания продолжать учиться. Ведь у него не было опыта масштабных исторических и экономических преобразований. Этого опыта ни у кого тогда в стране не было. Никто толком не знал, что делать. По просьбе Бориса Николаевича я приезжал и читал ему лекции по своему выбору - об английском парламентаризме. В частности, о теории равновесия властей, известной как теория Болингброка. Это времена, когда парламент в Англии действовал еще рядом с монархической властью. Я привозил книги, делал выписки для него. Ельцин слушал с огромным вниманием. Но обстоятельства в России становились все сложнее. И когда стало понятно, что то, о чем мы с ним говорим все больше и больше расходится с текущей практикой, мы прекратили эти исторические беседы, не было смысла, не работало. Обстоятельства каждодневной политической борьбы не позволяли первому президенту России встать над процессом. Вот в чем, на мой взгляд, большая беда - президент не смог посмотреть на все сверху, как бы со стороны, чтобы оценить ситуацию объективно. Хотя очень этого хотел. Он понимал, когда уходил, в каком состоянии оставляет страну. С горечью признавал, что нельзя в таком деле как переустройство болеющего общества обойтись без ошибок. Тем более, в России, где исторически накоплено эволюционное отставание. Масштабные ошибки были неизбежны.

 

РГ: По-моему, тут сказалась еще и личность самого Бориса Ельцина.

 

Сокуров: С одной стороны - да. Но, с другой, я думаю, что его представления о демократии были гораздо определенней, четче, чем у многих его соратников.

 

РГ: Из того, о чем он мечтал, что начал реорганизовывать, внедрять, в том числе, в органах власти, многое "живо" сегодня?

 

Сокуров: Да все его корневые, принципиальные решения действуют. Это касается создания иной парламентской системы, реорганизации всего государственного аппарата. Последнее, как потом оказалось, стало неподъемной ношей. Такова она и сегодня.

 

Схема была определена более-менее понятная, но вот действия людей в силу их неопытности и экстремальности самой ситуации привели к тем печальным событиям в стране, о которых мы вряд ли скоро забудем. В свое время Ельцин говорил мне, что когда начались изменения, он собрал группу молодых экономистов, политологов с тем, чтобы они могли высказать свои предложения по новой экономической политике, новом правопорядке. Ни одного предложения не услышал! И он сетовал в разговоре со мной: "Я все время сталкиваюсь с тем, что никто не знает, как поступать и что будет дальше. Отпускаем цены, вводим рыночную экономику, а что за этим последует - нет ответа". Он на мое удивление даже заговорил о Шостаковиче, который работал "в стол", на будущее, когда не был востребован своим временем.

 

РГ: Почему - "на удивление"?

 

Сокуров: Одно дело знать в общих чертах, кто такой композитор Шостакович. Другое - историю внутреннего сопротивления Дмитрия Дмитриевича тому политическому режиму, которое царило в его время в стране. Не каждый партийный руководитель СССР мог этим похвастать. Тем более что интересы Бориса Николаевича были, мне кажется, в стороне от большого классического искусства... Почему же, спрашивал Ельцин, у этих молодых экономистов, в отличие от композитора Шостаковича, писателя Солженицына, режиссера Сокурова, когда время их призвало, столы оказались пустыми? Никто не был готов к смене политического режима. Все думали, что можно придать человеческое лицо несколько "покривившейся" физиономии социализма, исправить эту кривизну. Но, оказалось, исправить невозможно, нужно искать другое лицо. Стали искать его через быстрое, полное стирание прежней внешности. Чего делать было, как мы сейчас понимаем, никак нельзя.

...

Источник: "Выбор интонации", Российская газета - Федеральный выпуск №5393 (17) от 28 января 2011 г.