1 февраля исполнится 80 лет со дня рождения Бориса Ельцина. Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как он покинул пост президента, и почти четыре - с того дня, как он ушел из жизни. Но о нем по-прежнему спорят. Своими воспоминаниями с корреспондентом "Известий" Екатериной Григорьевой поделился Сергей Филатов, с 1993 по 1996 год возглавлявший президентскую администрацию.

 

 

Известия: Сергей Александрович, вы часто вспоминаете Бориса Николаевича?

 

Сергей Филатов: Несмотря на то что требование сменяемости власти заставило его уйти, конечно, Бориса Николаевича очень не хватало все эти годы. И вспоминаю я его часто. Но даже не как человека, с которым сейчас хотелось бы увидеться и что-то обсудить. А, скорее, в связи с тем, что происходит в стране. Сейчас многие говорят, что мы, мол, строили неизвестно что и неизвестно куда вели. На самом деле мы все знали. Знали, какой должна быть страна. Без такого понимания нельзя было бы написать Конституцию, а мы ее создали.

 

И: Но тогда ведь двигались, скорее, на ощупь...

 

Филатов: Борис Николаевич знал, что нужно сделать. А его помощники вместе с ним искали как. Если начать с международных дел, то это в первую очередь повышение доверия к нашему государству. Второе - он, безусловно, считал, что стране нужна конкурентная среда, прежде всего в экономике. Как раз это и начал делать Егор Гайдар. Закон жизни: без конкуренции мы погибаем. Да, один рынок без поддержки социального сектора ничего не стоит. Но здесь Борис Николаевич, к сожалению, почти ничего не мог сделать - в то время мы были слишком бедны и очень сильно зависимы от того, что нам дадут из-за рубежа. Напомню, что в то время нефть на мировом рынке стоила менее 10 долларов. Мы вынуждены были искать кредиты. Это была трагическая составляющая его правления страной. Он это понимал, пытался любыми путями помочь, спасти хотя бы выдающихся людей, сделал специальные президентские пенсии для тех, кому исполнилось 70 лет.

 

Третье и, может быть, самое главное: он, вне всякого сомнения, целенаправленно пытался создать саму атмосферу свободы, атмосферу правдивости.

 

И: А когда вы его в первый раз увидели?

 

Филатов: Первый раз - по телевидению, когда он был секретарем Свердловского обкома партии. Он мне, честно говоря, приглянулся: тогда очень редко встречались люди, говорящие не напыщенными словами из коммунистических манифестов. А он выступал как-то одновременно и приземленно, и очень интересно, на примерах, на цифрах рассказывая, как у них в области решается продовольственная проблема. Потом, когда уже переехал в Москву, он продолжил практику заботы о людях, привлекая товары из союзных республик на уличные ярмарки. Тогда очень много было разных слухов о его встречах с людьми, о том, как он с ними разговаривал. Он мог вести пяти-шестичасовые беседы, при этом "держа" аудиторию. Меня политика тогда, конечно, сильно интересовала, хотя на первом месте все равно была научная работа - мы как раз получили государственную премию за совмещенный агрегат непрерывного литья и прокатки. Он, кстати, так и остался единственным в мире. Но тем не менее в 90-м году меня друзья из института "вытолкали" в политику, и я стал депутатом РСФСР.

 

А 1 апреля 90-го года у нас, народных депутатов от "ДемРоссии", была первая встреча с Борисом Николаевичем у него в офисе на Новом Арбате. Мы немного побеседовали, договорились, что начнем подготовку к съезду. Уже было понятно, что председателем Верховного Совета будет Ельцин, тем не менее было устроено что-то вроде смотрин. Все, кто претендовал на эту должность, выступали со своими программами. Честно скажу, у Бориса Николаевича было довольно путаное выступление тогда. Речь свою он построил в основном на критике, где основный конек - привилегии. Он слабо представлял тогда, что такое рынок, спотыкался, когда речь заходила об экономике... Мы очень волновались за него, боялись, как бы на съезде его не затюкали номенклатурщики.

 

И: Была иллюзия, что к рынку можно перескочить за один день?

 

Филатов: Да, совершенно верно. Вообще мы тогда считали, что все можно сделать быстро. Мы понимали, что ожидания людей в какой-то момент могут превратиться в разочарования, в озлобленность. Но главной задачей тогда было настолько преобразовать старое, чтобы даже в случае прихода к власти коммунистов невозможно было что-то вернуть. Нужно было раздать землю, приватизировать квартиры, создать крупный капитал, банковскую систему. Тут мы торопились. Но тем не менее считаю, что по сути не ошиблись.

 

То, от чего мы очень сильно страдали первые годы, да и сейчас еще страдаем, - отсутствие современного законодательства. Если мы хотели идти в рынок, то нужны были законы о предприятиях, о собственности, о земле, о банках, банкротстве... У нас ничего этого не было. Уголовный кодекс - советский. Уголовно-процессуальный, административный - советские. Мы принимали 70 законов в год, а их надо было иметь по крайней мере две тысячи.

 

И: Многие для себя делят Ельцина на раннего и позднего. Как вы считаете, это верно?

 

Филатов: И я для себя так делю. Это две разные эпохи, в которых и он был другим.

 

И: А с чего начался "второй" Ельцин?

Филатов: С того момента, как в 96-м году поняли, что нет денег на избирательную кампанию. Я тогда работал в штабе, мы сидели в гостинице "Мир", за которую нечем было платить, была надежда на то, что Олег Сосковец, как глава штаба, все-таки найдет деньги. Он пытался решить вопрос номенклатурным способом, но ничего не получалось. Потом мы переехали в "Президент-отель", а с финансами ничего не изменилось. Олигархи это поняли, в Давосе они призвали Чубайса (они ему очень верили, хотя потом поругались с ним) и договорились, что если Борис Николаевич поддержит их в залоговых аукционах и других делах, то они помогут. Олигархи вошли во власть. Это настолько дискредитировало все то, что мы сделали, что до сегодняшнего дня, когда говорят "лихие 90-е", имеют в виду именно этот период, когда крупные предприятия были приватизированы, так скажем, не очень чисто. А ту ситуацию усугубила болезнь Бориса Николаевича. Когда между первым и вторым туром мы поняли, что у него инфаркт, то, конечно, все были в шоке. И мне кажется, что у тех, кто окружал его в качестве охранников, были какие-то свои цели. Они не подпускали к нему врачей, которые могли ему помочь. Ведь у него были постоянные головные боли. Медики говорили: пусть он только даст возможность поработать с ним. Он при мне заставлял Коржакова и Барсукова пустить к нему нужного врача. Они - да что вы, Борис Николаевич, у нас свои... А он пристукнул кулаком по столу, сказал: сделайте. Им нужно было сильное влияние - и значит, слабый Ельцин. Так и не пустили "нужного" врача.

 

Ранний Ельцин - боец, человек, который мог или, во всяком случае, пытался справедливо решать все вопросы. Он умел слушать. Он очень многому учился. Он искал людей, на которых можно опираться, которым можно верить. Ведь он же пришел к власти фактически без кадров. Очень любил Александра Николаевича Яковлева и все время пытался использовать его опыт. Бурбулису сильно доверял до определенного момента. Он понимал, что должен своей фигурой защитить тех людей, которым верил, потому что нападки на команду Гайдара начались сразу. Хотя, конечно, часто был несправедлив. И его тогда уже отличало небрежное отношение к кадрам. Когда он кого-то снимал, то, как правило, превращал его в своего врага. Просто выбрасывал из своей команды. Человек звонит мне из автомата, говорит, Сергей Александрович, у меня отключили правительственный телефон, в чем дело? И я ему вынужден говорить: да вас же отстранили, вот только что указ опубликован. А человек ни сном ни духом. Борис Николаевич все время хотел показать, что держит руль в руках, не прощает те сбои, которые допускают люди. Нетерпим был к безнравственным поступкам. И при этом у него часто не хватало то ли терпения, то ли желания поговорить с тем, кого он решил снять.

 

И: Рубил сплеча?

 

Филатов: В Ельцине много контрастов. С одной стороны - добрый, справедливый, напористый, мощный... Он был доступен, с ним можно было безбоязненно говорить и обсуждать любые проблемы. А с другой стороны - мелочные шаги, которые его совсем не украшали. Та же несправедливость, на мой взгляд, в его отношении к Горбачеву. Как-то мне Михаил Сергеевич позвонил, попросил самолет, к маме на похороны вылететь. Я Борису Николаевичу ситуацию объяснил, а он говорит - только за деньги... Я ему даже как-то раз из Лондона газету привез, где на всю страницу была карикатура: крупным планом голова Горбачева, а на ней сидит маленький Борис Николаевич с молоточком и стучит по темечку. Показал ему тогда - прекращайте вы это, это всем очень заметно. Да и просто некрасиво.

 

Кстати, на своем 75-летии он извинился перед Виктором Черномырдиным. Это тоже показатель. Показатель того, что он ощущал и признавал свои ошибки.

 

И: Как раз в том время, когда вы возглавляли администрацию, произошло ощутимое сближение Бориса Ельцина и Патриарха Московского и всея Руси Алексия II...

 

Филатов: Тогда было очень много сложностей, связанных с восстановлением храмов и монастырей. И в этом плане Борис Николаевич помогал очень решительно. Не скрою, я разговаривал с Патриархом и относительно состояния здоровья Бориса Николаевича. Патриарх открыто эту тему никогда не поднимал, но, встречаясь с Борисом Николаевичем, как-то по-особенному спрашивал его про здоровье. Это беспокойство даже окружающим было заметно. А Борис Николаевич Патриарха очень уважал. И, по-моему, немножко побаивался.